Возвращение с полюса — страница 38 из 54

16. Перетягивание каната с моржом

Штормовое море вздымалось тяжелой зыбью. Волны бесновались до самого горизонта. В начале сентября, продолжая тщетные поиски пищи вдоль южного берега пролива Джонс, мы огибали все скалистые бухточки и мысы. Случись что с нашим хрупким суденышком, на котором мы бросали вызов океанским штормам и невидимым ледяным подводным пикам, на земле всегда можно было найти пристанище.

Мы смастерили грубое оружие и приготовились к атаке. Мы голодали, но ни на суше, ни в море не было ничего живого.

Положение было отчаянным. Часто приходилось отгребать от ближайшего убежища на низком берегу и идти мимо отвесных скал и опасно сползающих в море ледников. Тут не было выступающих над водой поверхностей, и мы всякий раз проходили мимо с чувством тревоги. Внезапный шквал или другой несчастный случай означали бы для нас неминуемую гибель в ледяной воде. Но даже теперь, мрачные и измученные голодом, мы отчаянно цеплялись за жизнь.

Проплывая мимо ледника, который вздымался на сотни футов из зеленого моря, мы неожиданно столкнулись с могучими волнами, которые наперегонки катились из далекого океана. Гигантские айсберги поднимались и опускались на фоне горизонта, как корабли титанов, обреченные на гибель. Волны бились о гладкие изумрудные стены ледяного Гибралтара с оглушающим грохотом. Нашу хрупкую брезентовую лодку бросало вверх и вниз, и всякий раз сердце уходило в пятки.

Неожиданно что-то белое и сверкающее пронзило дно лодки! Это был клык моржа. Прежде чем мы успели сообразить, что произошло, зверь исчез, а в лодку хлынула вода. Это был первый морж, увиденный за несколько недель. Безотчетно возник порыв пуститься за ним в погоню. Это было бессознательное влечение к пище изголодавшегося человека. Но вода прибывала с каждой секундой, и даже минута промедления грозила неминуемой бедой. Вела инстинктивно прижался к днищу лодки и заткнул дыру коленом, несколько ослабив бьющую из нее струю. Он молча взглянул на меня, ожидая приказаний. К леднику не пристать. Окинув окрестности безумным взглядом, я заметил со стороны моря всего в нескольких сотнях ярдов небольшой блин дрейфующего льда. Желание жить было нашим оружием, и мы устремились к льдине, вложив в бросок все силы. Когда лодку вытащили на скользкую поверхность, ее дно уже покрылось слоем воды в несколько дюймов. Оказавшись на плывущей льдине, раскачивающейся на волнах, мы с трудом перевели дух. Дыру залатали куском обуви. Хотя мы предпочли бы переждать некоторое время, чтобы избежать повторной встречи с моржом, усиливающаяся штормовая зыбь и отлив заставили нас плыть прочь от опасных ледяных утесов.

Спустив лодку в волнующееся море, мы направились к земле. Нам предстояло преодолеть четыре мили, прежде чем страхи могли рассеяться. Примерно половину этого пути по бурлящим волнам нас сопровождало стадо моржей. Наконец на гребне пенной волны суденышко вынесло на твердый берег. Волоча лодку за собой, мы добрались до места, недоступного голодным волнам, и упали на траву – отчаявшиеся, страшно усталые, но живые.

Начался долгий период беспросветных неудач. Мы обшаривали землю и море в поисках птиц или рыбы. Исследуя на лодке бесплодное побережье, устраивали ночлег среди голых скал, утоляя жажду ледниковой водой, пока желудок не растянется до предела. Находясь почти в той стадии голодания, когда все становится безразличным, мы сделали остановку в безымянной бухте, вытащили на поросшую травой террасу лодку и устроились в ней для сна, который мог оказаться последним.

Нас разбудил отдаленный, весьма привлекательный для нас, рев моржей. В бинокль мы разглядели группу животных далеко от берега на паковом льду. Ни один выслеживающий жертву волк не среагировал бы на звук с такой скоростью, как мы. Лодку с необходимыми принадлежностями быстро спустили на воду и, оттолкнувшись от голодного берега, понеслись, одолеваемые желанием поесть свежего мяса.

Был прекрасный день, и солнце, стоящее на западе, изливало потоки золотого света. Только случайная рябь нарушала зеркальную синь, по которой скользила лодка. Пак находился примерно в пяти милях к северу. Мы так спешили, что казалось, будто это расстояние растянулось на лиги[94]. Ни одно ледяное поле, на которое можно было бы высадиться, если бы моржи пошли в атаку, не дрейфовало вблизи, но это нас не волновало. Мы были слепы ко всему, за исключением зова своих желудков.

Тактика определилась по мере приближения к моржам. Животные расположились на небольшой льдине, которая, как казалось, свободно передвигалась в гуще пака. Мы направились к небольшому разводью с подветренной стороны, собираясь высадиться и подобраться к зверям под прикрытием торосов. Шум дробящегося льда и рев моржей заглушали плеск весел.

Эскимосы были настолько возбуждены, что едва могли грести. Это был первый зов дикой природы, услышанный нами за многие месяцы. Мы уже достаточно исхудали, чтобы оценить его важность. Наконец лодка уткнулась в льдину; рассредоточившись среди ледяных глыб, мы стали искать подходящую позицию. Все благоприятствовало нам. Мысль о поражении ни на секунду не приходила, хотя в действительности наш план охоты с имеющимся оружием был равносилен нападению на слона с перочинным ножом.

Мы спрятались за необычно высоким ледяным шпилем всего в нескольких сотнях ярдов от стада. Десять огромных моржей лениво растянулись под теплым солнцем. Несколько беспокойных детенышей досаждали спящим мамашам. К животным тянулась гряда торосов – превосходное укрытие, прячась за которым, к ним можно было подкрасться. Сжимая в руках гарпуны и лини, мы тронулись вперед.

Неожиданно Этук воскликнул: «Nannook!» (медведь). Мы замерли. Наше оружие не предназначалось для медведя. Но мы были слишком голодны, чтобы отступить. Медведь не обращал на нас внимания. Его нос был настроен на нечто более привлекательное. Медленно, но неуклонно он подбирался к храпящему стаду, а мы следили за ним с сумасшедшей, завистливой злостью. Его длинная шея вытянулась, сверкнули клыки, и молодой морж забился в воздухе. Все животные проснулись, но слишком поздно, чтобы оказать сопротивление. Испуганные и рассерженные моржи бросились в воду, а медведь отошел на безопасное расстояние, где уселся и принялся за роскошный обед. Мы не представляли никакого интереса ни для медведя, ни для потревоженного стада гигантов.

К лодке возвращались на ватных ногах. Поблескивающая на солнце вода была омрачена тенью опасности, которую представляли разъяренные животные. На пустынный берег пришлось идти окружным путем, держась рядом со спасительными льдинами.

На землю пала холодная и безрадостная ночь. Нам не хотелось спать. В лагуне обнаружились какие-то движущиеся объекты. Недолго понаблюдав за их неуловимыми метаниями, мы поняли, что это рыбы. Тщательные поиски под камнями принесли нам несколько пригоршней мелких созданий с плавниками. С чувством благодарности судьбе я осознал, что у нас есть ужин. Извивающихся рыб съели сырыми. Сварить их было невозможно, поскольку мы не имели ни жира, ни дров.

На следующий день в полдень солнце зажглось настоящим огнем, а не тем притворным, лишенным тепла светом, которым вот уже несколько недель все вокруг освещалось и днем и ночью. Ни единое дуновение ветерка не тревожило синее сверкающее море. Повсюду был рассеян лед. Основной пак был дальше, и на нем темнели подозрительные пятна. В бинокль удалось разглядеть несколько групп моржей. Видимо, они крепко спали, так как мы не слышали их сигналов. Они расположились так, что для охоты хватало места и медведю, и нам.

Мы отважились направиться к моржам, причем с величайшим энтузиазмом, обостренным вкусом сырой рыбы. По мере приближения заметили в воде еще несколько групп животных, которые причинили нам немало беспокойства. Они не выглядели агрессивными, но казались опасно любопытными. Наша лодка темного цвета по размеру ненамного превосходила взрослого самца. Я полагаю, она напоминала моржам собрата, попавшего в беду или спящего. Лодка возбуждала их любопытство, и они приближались к нам с игривым намерением испробовать своими бивнями прочность брезента. Прежде мы уже знакомились с подобным проявлением любви, с трудом избежав гибели, поэтому не испытывали ни малейшего желания подвергаться дальнейшим ухаживаниям моржей.

К счастью, нам удавалось двигаться с той же скоростью, что и они, или приставать к плавающим вокруг льдинам и пережидать некоторое время, пока любопытство животных не привлечет какой-нибудь посторонний всплеск.

С высоты айсберга мы рассмотрели несколько групп моржей, чтобы выбрать наиболее подходящую для нашего примитивного способа охоты. Мы также искали надоедливых медведей, но не обнаружили ни одного. Всего насчитали более сотни ворчащих и хрюкающих зверей, расположившихся черными холмами на линии низкого льда. Не было ни торосов, ни вздутий льда, под прикрытием которых мы могли бы приблизиться на короткое расстояние, приемлемое для наших гарпунов. Все льдины с моржами были на плаву, и противоборствующие течения задавали каждой льдине свою траекторию движения. Некоторое время мы изучали их перемещения.

Мы надеялись напасть на моржей со льда. Твердая опора под ногами давала больше шансов на успех и уменьшала опасность. Но скорость дрейфа в этот день лишила нас такой возможности. Нам пришлось рискнуть и атаковать с воды. Для эскимосов в этом нет ничего необычного, однако чаще всего они пускаются в такое предприятие на каяке с гарпуном и линем, снабженным плавающим буйком и тормозящим грузом на конце. Наше снаряжение было всего лишь импровизированной заменой и не могло служить так же надежно.

Перед нами были целые кучи еды. Много недель мы жили без завтрака и нормального обеда. Необходимо что-то предпринять. Лед в целом двигался на восток, но льдины с моржами дрейфовали немного быстрее основного пака. Вдоль его линии возвышалось несколько точек, венчающих мысы, выступающие в море на значительное расстояние. В брезентовой лодке мы укрылись за одним из таких плавучих мысов и стали ждать приближения спящих монстров.