Мясо овцебыков стало нашей основной и неизменной пищей на протяжении семи месяцев. Это был деликатес. У него немного сладковатый привкус, напоминающий конину, но очень приятный. Своеобразный запах, не похожий на запах мускуса, и ни на что из того, что мне приходилось ранее пробовать. Живой овцебык пахнет, как домашний скот. Почему это странное создание называют «мускусным быком» остается загадкой, поскольку оно и не бык, и не пахнет мускусом[95]. Эскимосское название ah-ming-ma подошло бы гораздо больше. Кости мы использовали как топливо для костра вне дома, а жир – и как горючее, и как пищу.
Поначалу изобилие еды вызывало у нас удивление и радость, поскольку из-за отсутствия сладкой и мучной пищи, богатой крахмалом, человек испытывает потребность в жирах. В живом организме крахмал и сахар наиболее легко превращаются в жир, который, как известно, один из ведущих факторов в развитии и поддержании функций человеческого организма. Жир – это сладость аборигенов, а нам досталась судьба самых примитивных аборигенов, существующих исключительно за счет продуктов охоты, без капли растительной или переработанной пищи. В таких условиях мы получали особенное удовольствие от жира овцебыков, а еще большее – от костного мозга, который высасывали из костей с пылом и ликованием ребенка, получившего леденец.
Овцебык
18. Методы охоты
За два месяца, с 1 сентября до конца октября, мы прошли путь от голода, жажды и жалкой нищеты до изобилия дичи. Время, когда активность животных спадает, еще не наступило. До сих пор мы были слишком заняты решением насущных проблем и не понимали, что действительно открыли новую страну чудес. Робинзону Крузо повезло не больше, чем нам, хотя он и не испытывал страданий от мороза, долгой полярной ночи или от досаждающих ему медведей, мешающих жить. На следующих этапах сражения перед нашими глазами открылся доселе неизвестный мир.
Арктика старается прикрыть свою наготу там, где жестокие ветры еще не сгладили ее поверхности. И усилия природы налицо: она не только создает очаровательный зеленый покров, но и проявляет поистине материнскую заботу о крошечных живых клетках, которые отчаянно борются, чтобы соткать этот покров там, где «ямочка» открыта лучам теплого солнца. В этих впадинах, надежно спрятанных от штормовых ветров, заботливая рука расстилает чудесную красочную мантию из трав, мхов, лишайников и цветов.
Здесь, под бархатным покровом, лемминг роет норку, где он может насладиться корешками и схорониться от лютого холода долгой ночи. Здесь, под защитой матери-земли, укрытый теплым белым одеялом зимы, он крепко спит, пока снаружи буйствуют противоборствующие стихии.
Здесь арктический заяц летом играет со своими крошками, а когда приходит зима, молодняк взрослеет и одевается в белый шелковистый пух. Под снегом зайцы роют длинные туннели, едят, спят на любимых подушках из замерзших растений глубоко под снежными одеждами матери-земли, пока губящие все живое ветры напрасно тратят свои силы.
Здесь белая куропатка добывает пропитание, пасутся овцебык и карибу, а ворон, у которого для всех найдется доброе слово, добывает еду на свой вкус. Изредка заходят медведь и волк, чтобы собрать положенную дань, а сокол и песец даже во сне не закрывают один глаз, всегда готовые проявить свою сноровку.
В этих крохотных, как бы улыбающихся природных ложка́х, когда солнце начинает гладить пологие склоны, пока снег тает и стекает веселыми ручьями, а море все еще сковано железной хваткой зимних объятий, арктический инкубатор работает сверхурочно, давая жизнь малышам этой снежной глуши. Так в этих «ямочках» природы качается колыбель северной жизни.
Освободившись от всепоглощающей заботы о пропитании, я часто бродил теперь по таким уголкам, завороженный чудесами природы. Мое внимание стали привлекать такие стороны жизни, которые раньше совершенно не интересовали. Когда я отдалялся от мягких уютных лощин, глазам представала суровая жизнь скальных возвышенностей. Небольшие овражки и долинки, летом превращающиеся в великолепные цветущие сады, зимой были укрыты огромными массами снега, охраняющими эту жизнь от смертельных ветров. Овцебыки и карибу, питающиеся здешними растениями, оказываются лишенными привычной пищи. Однако мать-природа не оставляет своих детей. Те же самые ветры, которые вынуждают человека и более слабых животных искать укрытие от своих смертельных атак, предоставляют пищу более приспособленным овцебыкам и карибу. Летом растения, как и животные, взбираются на склоны и взгорки, чтобы получить больше воздуха, света и солнечного тепла. Но жизнь здесь сурова, и только самые выносливые растения выдерживают схватку с ветрами и морозами.
Ткани растений здесь становятся прочными, стебли – искривленными и узловатыми от долгой борьбы, а корни на ярды уходят в землю. Поэтому наземная их часть имеет карликовые размеры, всего в несколько дюймов. Зимние ветры сметают снег и предлагают пищу овцебыкам и карибу. Таким образом, ветер, который разрушает, одновременно дает средства к жизни. Этот природный баланс поистине удивителен.
На небольших ограниченных участках мы оказывались таким образом в новом Эдеме первобытной жизни.
Однако топография Северного Девона строго лимитирует распространение жизни. Только на узкой полосе берега в районе мыса Спарбо, идущей примерно на 25 миль к востоку и на 40 миль к западу, можно отыскать признаки наземной жизни. Остальная часть южного побережья пролива Джонс еще более безжизненна, чем берега полярного моря.
Хотя наша кладовая была забита мясом для еды и жиром для топлива, нам все еще были необходимы меха и шкуры, чтобы изготовить новое снаряжение для возвращения в Гренландию. Интересующие нас животные встречались вокруг в изобилии, но они были слишком подвижны, чтобы мы могли применить те же способы добычи и то же оружие, которые использовались при охоте на моржей, медведей и овцебыков.
Мы предприняли несколько попыток добыть песцов, зайцев, куропаток и тюленей. Нужно было изобрести какие-то специальные методы и орудия охоты для каждого вида дичи. Особенную ценность представляли зайцы, и не столько из-за нежного мяса, приятно разнообразившего наши постоянные блюда, приготовленные из овцебыка, сколько из-за шкурок, незаменимых для пошива чулок. В поисках овцебыков мы вспугивали много раз небольшие группы этих зверьков. Однако их зимний мех приобретает лучшие качества лишь во второй половине октября. Поэтому охоту отложили до самого кануна захода солнца, а пока лишь запоминали расположение заячьих норок и примечали повадки зверьков.
Мы восхищались этими маленькими аристократами. Они – самые красивые и изысканные из всех северных созданий. В начале лета мы видели, как они паслись на зеленых лужайках у подножия птичьих базаров. Тогда маленькие серые зайчата играли со своими мамочками у хрустальных ледяных нор. С тех пор малыши выросли и оделись в такие же безупречно белые шубки, как и родители. Теперь молодняк можно было распознать только по большей подвижности и неуемному любопытству.
В непосредственной близости от лагеря мы впервые обнаружили зайцев в лощинах, где зимний снег сошел буквально недавно. Трава тут была молодой, нежной и ароматной – настоящий заячий деликатес. Чуть позже они последовали за овцебыками на берега лагун или на обдуваемые ветром холмы. Еще позднее, когда зимние снега накрыли пастбища и жестокие ночные штормы намели унылые сугробы, зверьки вырыли для поисков пищи длинные ходы под снегом и, если шторм был слишком свирепым, подолгу оставались в этих туннелях.
Будучи на редкость сообразительными животными, зайцы быстро схватывают все, что приносит им выгоду, и поэтому с наступлением зимы становятся постоянными спутниками овцебыков, так как после раскапывания снега овцебыками для этих маленьких созданий находится достаточно пищи.
Несмотря на легкий, как у птиц, скелет и тонкую, как бумага, кожу, заяц так же хорошо подготовили к тому, чтобы выдерживать суровые условия Арктики, как и медведь с его громоздким телом. Весь заячий организм настроен на режим жесткой экономии. Он тратит максимально возможное количество энергии при минимальном потреблении пищи. Он такой же белый, как и полярные снега, и его мех несколько легче поглощает цвета. В потоках малинового света он становится красным и белым. В тени ледяного склона или в темноте ночи он приобретает приглушенный синий цвет полярного мира. Видимо, природа выбелила его мех, чтобы лучше защитить от жестокого холода, поскольку белый мех лучше удерживает тепло тела, чем мех другой окраски.
Песец – единственный реальный враг зайца – может рассчитывать на успех только благодаря своей изощренной хитрости. Защита от песца заключается в блистательно быстрой работе ног. Когда заяц чует опасность, он выскакивает, проделывая несколько молниеносных бросков, и догнать его в пору только птицам. Он расходует мускульную энергию настолько экономно, что может бежать почти неограниченное время. Совершив несколько сотен прыжков, он поднимается на задние лапы, чтобы отдохнуть в вертикальном положении. С ушами, имеющими черные кончики и лежащими вдоль спины, заяц являет собой великолепный образец творения природы. Во время сна он аккуратно поджимает лапки под себя и укутывает их в длинный мех, а вечно подвижный нос и раздвоенную губу прячет в мягкий мех на груди, защищающий дыхание от ледяных кристаллов, когда несется поземка. Это – пушистый живой комочек, вызывающий восхищение.
Лишенные удобств обычной жизни, мы многому научились у окружающих нас животных. Например, от зайца с его щепетильным вниманием к чистоте, мы переняли правило очищать руки и лицо. Без мыла и полотенец, при небольшом количестве воды, мы испытывали определенные трудности в поддержании приемлемого внешнего вида. У зайца те же проблемы, но природа снабдила его приспособлением для личной гигиены. Передние лапки он использует для умывания, а широкие задние – как снегоступы, и поэтому они покрыты жестким мехом, обладающим, как мы выяснили, свойствами влажной губки, для эффективной работы которой не нужны ни мыло, ни вода. С помощью заячьих лапок мы поддерживали чистоту своих тел. Эти же лапки служили нам и салфетками. Лапками, заменяющими нам тазик и полотенца, мы запаслись в достаточном количестве, чтобы содержать себя в чистоте – по крайней мере, в течение шести месяцев.