Нас давно считали погибшими и не могли признать, пока собаки не остановились. Одного за другим мы узнали каюров.
Среди них был высокий светловолосый незнакомец. Кто это? Не успели мы задать вопрос, как он подошел и протянул руку:
«Я – Гарри Уитни. Для нас честь приветствовать вас».
К этому времени эскимосы рассказали о нас Уитни. Раньше мы с ним не встречались.
После ряда приветствий и кратких невнятных разговоров я поручил одному эскимосу найти наши сани, брошенные на произвол судьбы, и мы прыгнули на нарты, запряженные резвыми собаками, которые рвались доставить гостей домой. По дороге мы мало разговаривали. Мой экспедиционный дом из старых ящиков был еще здесь, но его передвинули и перестроили.
«Вы отсутствовали четырнадцать месяцев, имея запас продуктов на два месяца [17]. Как вам это удалось?» – был первый вопрос Уитни. Я ответил, но сейчас не помню, что именно. На самом деле, прежде чем я смог бы дать полный ответ, мы докатили до берега, где меня представили еще двоим белым людям в моем лагере [18]. Прошло более суток, и мне объяснили причины присутствия здесь этих людей и Уитни. Тощие, костлявые фигуры голодающих людей переступили порог дома изобилия. В тот момент мы хотели только спать и есть, но ошеломляющая доброта наших эскимосских друзей была очень полезна нам на пороге новой жизни.
Некоторое время мы бормотали, как это делают эскимосы, в качестве вступления к беседе. Тем временем внутри и снаружи люди были чем-то заняты. По всему побережью были отправлены посыльные, чтобы объявить новость. Разжигался огонь, закипали котелки. Аромат вкусной пищи рассказывал самые лучшие новости нашим пустым ожидающим пищи желудкам. Для меня это был кофе со свежими бисквитами и маслом. Для моих спутников – это был мясной бульон с несколькими ломтиками печени. Затем следовали несколько часов столь необходимого отдыха и сна, поскольку мы знали, что оголодавшему человеку нельзя сразу есть много. Во время этого периода отдыха я не спал, просто не мог сомкнуть глаз.
Вошел Уитни и сказал: «Доктор, вы самый грязный человек, какого я когда-либо видел. Мы приготовили для вас ванну – бочку с горячей водой, сколько угодно мыла, щетки и большие чистые полотенца».
Какая это роскошь для того, кто больше года не принимал ванну!
Я полчаса скреб себя жесткой щеткой в мыльной пене. Затем последовала вторая бочка горячей воды для ополаскивания, но вода все еще оставалась грязной. Мне казалось, что теперь я отмылся. В любом случае, на моих костях осталось слишком мало мышц, чтобы продолжать их скоблить, не доводя до боли. Накрывшись одеялом, я присел отдохнуть и в изнеможении задремал. Когда я проснулся, Уитни, как нянька, сидел рядом.
«Доктор, – сказал он, – или вы покрылись ужасными черными пятнами, или вы все еще очень грязны».
«Да, – ответил я, – но займемся едой. Купание придется отсрочить. У меня нет сил продолжать сейчас».
Этук и Вела также подверглись отмыванию в бочке, но после этого их отвели в иглу, где намазали свежим тюленьим жиром, затем кожу натерли кукурузной мукой и напоследок обработали передними заячьими лапками. Все было проделано заботливыми руками друзей. Эта процедура преследовала медицинскую цель – быстрое восстановление. Мое купание – я говорю о воздействии на кожу – было не столь эффективным.
Теперь мир стал казаться более привлекательным. Самым явным признаком наступивших изменений была пища и еще раз пища, затем ванна и снова ванна, чистая одежда и новый человеческий контакт, давший неожиданное вдохновение.
Были ли мы счастливы? На время – да, но вскоре появилось желание встать, что-то делать, идти, смотреть и ощущать странности этого странного мира, из которого мы только что вышли. Гренландия, хотя и граничила со страшными неизвестными землями, была нам слишком хорошо знакома, чтобы привлекать к себе внимание. Воспоминания о лишениях, голоде, изоляции, балансировании на грани смерти, о жутких погодных условиях вскоре стали только фоном в рассказах о захватывающих приключениях в диких местах. Этук и Вела приводили своих слушателей в восторг и были готовы вернуться для покорения нового мира, доставившего нам столько трудностей. Половина их друзей собиралась последовать за ними. Я находился почти в таком же состоянии. Нетерпение и любопытство настолько сильно охватили нас, что мы походили на животных, которые бродят вокруг капканов, хотя знают, что они смертельно опасны.
Подробное описание медленных перемен в ходе последующей реабилитации заняло бы слишком много времени и, вероятно, не представляет общего интереса. Мы так долго пребывали в холоде неминуемой смерти, что по сравнению с Уитни и находящимися здесь эскимосами были живы всего наполовину. Мы испытывали нечто вроде воскрешения после долгого пребывания между жизнью и смертью. Более года наше нормальное существование было погребено в море проблем.
На этом наша книга должна завершиться, но в нескольких строках я еще должен рассказать о произошедших психических и физических изменениях – это будет интересно и полезно тем людям, которым, как и нам, суждено будет пережить кажущийся смертельным опыт и приблизиться к концу света.
После того, как прошло возбуждение от новостей и новых контактов, наиболее заметным изменением в личности каждого из нас стало странное новое ощущение от смены обстановки. Мы превратились в абсолютных чужестранцев. И это теперь должно было стать более или менее постоянным состоянием. С этого момента мы были родом из Ниоткуда, посторонними для самих себя и чуждыми для других. Позаимствовав друг у друга все навыки, которые могли быть полезными в долгой отшельнической жизни, мы невольно стали похожи друг на друга. Итогом такого обретения должно было бы стать единообразие реакций на разные явления жизни. Однако результат оказался прямо противоположный. Отличия в обычных мыслях, вкусах и привычках стали сильнее, чем в начале нашей долгой совместной изоляции. Изучив самих себя на редкость хорошо, мы составили план будущего существования, который стал четким руководством к действиям. Наиболее ярко выраженным в этом «законе для себя» было обоснованное решение, что во всех будущих путешествиях мы еще до старта должны продумать обратный путь.
По своему образу мыслей и общему поведению мы постарели лет на двадцать. Но одновременно в этот эффект старения вклинились и признаки омоложения. Наши тела были настолько истощены, а умственные силы настолько малы, что в процессе обновления и происходящей перестройки мы стали новыми людьми с новыми тканями, приобретя и новые методы действий, и новую силу мышления. Вопреки иссушению телесных тканей, наши органы чувств во многих проявлениях стали вдвое острее. Мы обрели некоторые инстинкты дикого существа, благодаря которым с помощью зрения, обоняния и слуха получаешь больше информации. Чувство осязания не ослабло, а усилилось. Мы узнали, что животные инстинкты обеспечивают координированное знание высокого уровня.
Теперь нам предстояло вернуться к своим обычным занятиям и обрести новые жизненные интересы. Перед каждым часто вставал вопрос: «Была ли эта отчаянная борьба с голодом и холодом разумной ценой?» Первый ответ – мы имели небольшой выбор. Находясь на мосту между жизнью и смертью, разве должны мы были отказаться от стремления жить в пользу бездонных глубин потустороннего мира? Мы получили бесценный опыт, сумели сменить независимость на взаимозависимость и в страшных обстоятельствах действовать с максимальным эффектом. Даже будучи захватчиками в этом новом королевстве снежных пустынь, мы узнали, что благоприятная возможность или ее отсутствие, плюсы и минусы каждодневных событий дарят искру и задают ритм жизни. Самое важное наше открытие состоит в том, что величайшая тайна, величайшая неизвестность – это не то, что лежит за границами нашего знания, а скрытые духовные возможности самого человека. Другими словами, все долговечное хорошее должно быть посажено и заботливо вскормлено в том саду жизни, что находится у людей между ушами и позади глаз[110]. Именно здесь главное поле для исследований. Тот опыт, который мы приобрели, пройдя через страшные мучения и примирившись с перспективой смерти, нельзя купить ни за какие деньги. Тень смерти открыла новые горизонты, новые пределы жизни.
Эпилог
Чем ближе смерть, тем слаще жизнь. Как часто эта возвышающая дух мысль приходит к умирающему, когда уже слишком поздно! Как мало мы ценим жизнь, пока окончательная темнота не подходит вплотную! Возможно, полезно помнить, что смерть является неизменным фоном любого проявления жизни.
В течение всего приключения, описанного на этих страницах, мы не могли избавиться от предчувствия приближающейся смерти, ставшего в течение долгой ночи постоянной мыслью, от которой было невозможно избавиться. К этому добавлялись мучения от жесточайших штормов, пронизывающий холод, губительное медленное, но прогрессирующее голодание, которым сопутствовали очевидное отчаяние и изоляция в мрачной арктической Сахаре одиночества. Это было приключение, которое правильнее бы назвать злоключением, но таков неизбежный результат для тех, кто идет по неизведанному пути.
И все же трудности опасной жизни имели и свою положительную сторону. Мы окрепли в страданиях и лишениях. В коротких промежутках между сумраком и темнотой появлялись солнечные лучи, сиявшие в снежных кристаллах замерзшей пустыни. Отблескивающий огоньками лед притягивал взор и радовал сердце. Будучи бо́льшую часть времени полуголодными, с высохшими телами, мы получали наслаждение от физической работы, которую выполняли исходя из своих скудных возможностей. Голод и холод вместе с осознанием грозящей смерти, как ничто другое, очищают разум для активной работы. И в значительной степени благодаря этому эффекту мы вообще выжили.
Братские отношения имеют в своей основе глубокое чувство, и именно братская взаимозависимость, как никакая другая социальная связь, обеспечила наш конечный успех. Мы вели примитивную жизнь пещерных людей. Моих спутников от каменного века отделяли всего одно-два поколения. Реагируя на критические ситуации, требовавшие высокого уровня интеллекта, ребята преуспели в своем развитии. Я же регрессировал, сосредоточившись на удовлетворении базовых потребностей первобытного человека. Мы вместе страдали и работали бок о бок, как братья, добывая пищу, строя убежища и защищая друг друга. Мы говорим о братских чувствах людей, но только среди дикарей желание помочь и