– В чем дело? – спросил он в темноту.
Щелкнул выключатель, и стало светло. Мужчина в очках подошел к третьей кровати. На ней лежал человек с блуждающим взглядом. Он был весь в поту и кряхтел. Мужчина взял стакан, налил в него воды и поднес к губам соседа.
– Выпейте. Вам что-то приснилось. Здесь вы в полной безопасности.
Человек жадно выпил воду. Резко двигался кадык на тощей шее. Затем он обессиленно откинулся на подушку, глубоко вздохнул и закрыл глаза.
– В чем дело? – снова спросил Керн.
Мужчина в очках подошел к его кровати.
– Вы спрашиваете, в чем дело? Просто человеку сон приснился. Этакий громкий сон. Три недели назад его выпустили из концентрационного лагеря. Нервы. Понимаете?
– Понимаю, – сказал Керн.
– Вы живете здесь? – спросил мужчина в очках.
Керн утвердительно кивнул:
– Видимо, и я немного нервничаю. Когда он закричал в первый раз, я выбежал в коридор. Думал – полицейская облава. А потом перепутал комнаты.
– Ах вот что…
– Извините меня, пожалуйста, – сказал третий мужчина. – Теперь я уже не засну. Простите меня.
– Ерунда какая! – Человек в очках подошел к своей кровати. – Вы ничуть не мешаете нам. Мало ли кому что приснится? Разве не так, молодой человек?
– Конечно! Мне это совсем не помешало, – подтвердил Керн.
Щелкнул выключатель. Стало опять темно. Керн вытянулся. Он долго не мог уснуть. Как все было странно в соседней комнате. Нежная девичья грудь под тонкой простыней. Он все еще ощущал ее… Словно его ладонь изменилась от этого прикосновения.
Потом он услышал, как человек, кричавший во сне, встал и уселся у окна. Его склоненная голова выделялась черным пятном на фоне забрезжившего мутного рассвета – словно какой-то мрачный памятник рабу. Некоторое время Керн смотрел на него. Потом его одолел сон.
Йозеф Штайнер без труда перешел границу в обратном направлении. Он хорошо знал ее и, как старый солдат, привык к ночному патрулированию. В войну он командовал ротой и еще в 1915 году был награжден орденом Железного креста за проведение опасного поиска, из которого вернулся с пленным.
Через час он был вне опасности и направился на станцию. В вагоне было немного пассажиров. Проводник удивленно взглянул на него.
– Уже обратно?
– Один билет до Вены, – ответил Штайнер.
– Быстро это у вас получилось, – сказал проводник.
Штайнер равнодушно посмотрел на него.
– Мне это знакомо, – продолжил проводник. – Каждый день доставляют несколько человек к границе. Поневоле запоминаешь. Прямо наказание какое-то. Ведь вы ехали в этом же вагоне. Что – уже позабыли?
– Не понимаю, о чем вы говорите.
Проводник рассмеялся:
– Прекрасно понимаете. Пройдите на заднюю площадку. Придет контролер – спрыгнете. Впрочем, так поздно контроля, наверно, не будет. Так что сэкономите на билете.
– Хорошо.
Штайнер поднялся и прошел назад. Ветер обдувал его, и он смотрел на проносившиеся мимо огоньки маленьких деревушек. В них жили виноделы. Он дышал полной грудью и испытывал опьянение, сильнее которого не бывает, – опьянение свободой. Он чувствовал, как кровь разливается по жилам, чувствовал теплую силу мускулов. Он жил. Его не поймали. Он жил, он сумел улизнуть.
– Возьми сигарету, брат, – сказал он проводнику, пришедшему на площадку.
– Давай. Только сейчас мне нельзя курить. Служба.
– А мне закурить можно?
– Можно. – Проводник добродушно улыбнулся. – В этом твое преимущество передо мной.
– Да, – согласился Штайнер, втягивая в легкие терпкий дым. – В этом мое преимущество.
Он пошел в пансион, где его задержала полиция. Хозяйка еще сидела в конторе. Увидев Штайнера, она вздрогнула.
– Здесь вы жить не можете, – быстро проговорила она.
– Могу. – Штайнер снял рюкзак.
– Господин Штайнер, это невозможно! Того и гляди нагрянет полиция. Тогда они вообще закроют мой пансион!
– Луизочка, – спокойно ответил Штайнер, – лучшее укрытие на войне – воронка от только что разорвавшегося снаряда. Почти никогда еще не бывало, чтобы в нее сразу же попал второй снаряд. Поэтому в данный момент ваше заведение – одно из безопаснейших мест во всей Вене!
Хозяйка в отчаянии схватилась за свою белокурую голову.
– Вы погубите меня! – воскликнула она.
– Как это прекрасно! Давно уже я мечтаю погубить кого-нибудь! До чего же вы романтическая натура, Луизочка! – Штайнер огляделся. – Есть у вас еще немного кофе? И рюмка водки?
– Кофе? И водку?
– Да, Луизочка! Я знал, что вы меня поймете. Такая хорошая женщина! А бутылка со сливовицей еще стоит в шкафчике?
Хозяйка беспомощно поглядела на него:
– Конечно, стоит.
– Вот это мне как раз и нужно! – Штайнер достал бутылку и две рюмки. – Вы выпьете со мной?
– Я?
– Да, вы! А то кто же еще?
– Нет, не выпью!
– Выпейте, Луизочка! Сделайте одолжение. Пить одному – это как-то бессердечно. Вот… – Он наполнил рюмку и подал ей.
Поколебавшись, хозяйка взяла рюмку.
– Ладно, Бог с вами! Но вы здесь не будете жить, правда?
– Только несколько дней, – успокоил ее Штайнер. – Не больше чем несколько дней. Вы приносите мне счастье. Я кое-что задумал. – Он улыбнулся. – А теперь давайте кофе, Луизочка!
– Кофе? Нет у меня здесь кофе.
– Есть, деточка. Вон стоит на полке. Держу пари, что он хорош.
Раздосадованная хозяйка рассмеялась:
– Ведь вот вы какой, ей-богу! Между прочим, меня зовут не Луиза. Меня зовут Тереза.
– Тереза! Не имя, а мечта!
Хозяйка принесла ему кофе.
– Тут остались вещи старого Зелигмана, – сказала она, показывая на чемодан. – Что мне с ними теперь делать?
– Это тот самый еврей с седой бородой?
Хозяйка кивнула.
– Он умер. Так мне сказали. Больше ничего о нем не знаю…
– Достаточно знать о человеке хотя бы это. А где его дети?
– Понятия не имею! Не могу же я думать еще и о них!
– Это верно.
Штайнер подтянул к себе чемодан и открыл его. Оттуда выпало несколько пестрых мотков ниток. В чемодане лежал тщательно упакованный сверток со шнурками. Затем костюм, пара ботинок, книга на древнееврейском языке, немного белья, несколько картонок с роговыми пуговицами, кожаный мешочек с монетами в один шиллинг, ремни для молитвы и белый талес[22], завернутый в шелковую бумагу.
– Не так уж много набралось после целой жизни, правда, Тереза? – сказал Штайнер.
– У иных и того меньше.
– Тоже верно. – Штайнер тщательно осмотрел древнееврейскую книгу и нашел записку, спрятанную в обложке. Он ее осторожно извлек и развернул. На листке был записан адрес.
– Понятно! Как-нибудь наведаюсь туда. – Штайнер встал. – Спасибо вам, Тереза, за кофе и сливовицу. Сегодня я вернусь поздно. Лучше всего поселите меня на первом этаже, в комнате, выходящей окном во двор. Тогда, в случае чего, я смогу быстро удрать.
Хозяйка хотела было что-то возразить, но Штайнер поднял руку.
– Нет-нет, Тереза! Если к моему приходу дверь не будет открыта, я приведу сюда всю венскую полицию. Но я уверен – дверь будет открыта! Сам Бог велел давать приют обездоленным. За это вам обеспечена тысяча лет величайшего блаженства в раю. Рюкзак я оставлю здесь.
Он ушел, понимая всю бесцельность продолжения разговора. Но он хорошо знал, как сильно действуют на психику человека буржуазного склада чужие вещи, оставленные в его доме. Рюкзак был, несомненно, лучшим квартирьером. Любые, пусть даже самые красноречивые уговоры возымели бы куда меньшее действие. Преодолеть сопротивление хозяйки можно было лишь одним способом – как бы незримо присутствуя у нее.
Штайнер явился в кафе «Шперлер», где надеялся встретить Черникова – русского, с которым сидел в тюрьме. Они условились ждать здесь друг друга в первый и второй день после освобождения Штайнера, в первом часу ночи. Русские эмигранты уже пятнадцать лет жили без подданства. В этом они были опытнее немцев. Черников обещал Штайнеру узнать, можно ли в Вене раздобыть фальшивые документы.
Штайнер присел к столику. Хотелось выпить, но никто из кельнеров не обращал на него внимания. Посетители обычно ничего не заказывали – большинство не имело ни гроша.
То была типичная эмигрантская биржа. В переполненном зале многие сидели на скамьях или стульях и спали. Другие устроились на полу, прислонившись спиной к стене, и дремали до закрытия заведения. Все-таки бесплатный ночлег. С пяти утра до полудня они бродили по улицам, ожидая, когда кафе откроется снова. Это были почти сплошь интеллектуалы – самые неприспособленные.
К Штайнеру подсел человек в клетчатом костюме и с круглым, как луна, лицом. С минуту он разглядывал его быстрыми черными глазками.
– Продаете что-нибудь? – спросил он затем. – Драгоценности? Старинные? Плачу наличными.
Штайнер отрицательно покачал головой.
– Костюмы? Белье? Обувь? – Человек в упор смотрел на него. – Может, обручальное кольцо?
– Отчаливай, стервятник! – буркнул Штайнер. Он ненавидел торгашей, стремившихся за гроши выудить у окончательно растерявшихся эмигрантов последнее добро.
Он подозвал пробегавшего кельнера:
– Алло! Рюмку коньяку!
Кельнер недоверчиво посмотрел на него и подошел к столику.
– Вы спрашиваете адвоката? Их здесь сегодня двое. Вон там в углу сидит адвокат Зильбер из Верховного суда земли Бранденбург. Консультация – один шиллинг. За круглым столиком у входа – земельный советник юстиции Эпштайн из Мюнхена. Консультация – пятьдесят грошей. Между нами говоря, Зильбер будет получше.
– Не надо мне никакого адвоката, я попросил коньяк, – сказал Штайнер.
Кельнер приложил ладонь к уху:
– Я вас правильно понял? Вам коньяк?
– Да. Есть такой напиток. И он тем лучше, чем побольше рюмка.
– Слушаюсь. Простите, я немного туговат на ухо. А потом, знаете ли, как-то уже отвык. Здесь спрашивают почти исключительно кофе.
– Хорошо. Тогда принесите коньяк в кофейной чашке.