– Сырное.
– Вот, ешь, пожалуйста! А себе я возьму с шоколадным кремом.
– Остальные прикажете завернуть? – спросил кельнер.
– То есть как это завернуть?
Кельнер обвел рукой подставку с пирожными:
– Это все заказано для вас!
Керн изумленно взглянул на него:
– Все для нас? А где же?.. Этот господин не придет?..
– Он уже давно ушел. Все оплачено. Так что, если позволите…
– Погодите минутку! – торопливо проговорил Керн. – Ради Бога, погодите одну минутку! Рут – кусок шоколадного торта? Или трубочку? Или вот это, свиное ушко с марципаном? Или это – с посыпкой?..
Он положил ей на тарелку несколько пирожных и взял себе еще два.
– Вот так! – сказал он, переводя дух. – Остальные заверните, пожалуйста, в два пакета. Один возьмешь с собой в дорогу. Как хорошо – хоть раз могу позаботиться о тебе!
– Шампанское уже охлаждено, – заявил кельнер, снимая со стола серебряный шедевр.
– Шампанское! Милая шутка! – рассмеялся Керн.
– Никаких шуток!
Кельнер показал на дверь: хозяин собственной персоной шел к столику, неся ведерко со льдом, из которого торчало горлышко бутылки.
– Не обижайтесь на меня, – сказал он с приторной улыбкой. – Я, конечно, только пошутил, не более того…
Керн широко раскрыл глаза и откинулся на спинку стула.
– Все оплачено, – успокоил его кельнер.
– По-моему, мне это снится, – пролепетал Керн и коснулся пальцами глаз. – Скажи, Рут, ты когда-нибудь пила шампанское?
– Никогда. До сих пор я видела его только в кинофильмах.
Керн с трудом овладел собой.
– Итак, господин хозяин! – проговорил он с достоинством. – Теперь, надеюсь, вы поняли, сколь выгодную сделку я вам предложил. Флакон всемирно известных духов «Фарр» за каких-то два жалких сырных пирожных! Вы видите, что дают за них знатоки!
– Знать все просто невозможно, – ответил хозяин. – Я больше разбираюсь в напитках.
– Рут, – сказал Керн, – отныне я верю в чудеса. Я ничуть не удивлюсь, если вдруг в окно впорхнет белый голубь и принесет нам в клюве два настоящих паспорта сроком на пять лет или бессрочное удостоверение на право работать!
Они распили вдвоем всю бутылку. Им показалось бы святотатством оставить в ней хоть одну каплю. Шампанское оказалось не таким уж вкусным, но они пили бокал за бокалом, все больше оживлялись и под конец были немного пьяны.
Настала пора уходить. Керн взял пакеты с пирожными и хотел было расплатиться за отбивные, но кельнер остановил его жестом:
– Все в порядке…
– Рут, – сказал Керн, слегка запинаясь, – меня это просто подавляет. Еще один такой вечер, и я стану романтиком.
Хозяин задержал их.
– У вас есть еще такие духи? Я приобрел бы флакон для моей жены.
Керн мгновенно протрезвел.
– Случайно остался еще один флакон. Последний! – Он извлек второй флакон из кармана. – Но теперь, дорогой мой, он стоит уже не так дешево, как час назад! Вы упустили выгодный шанс! Двадцать крон! – Он задержал дыхание. – Только для вас!
Хозяин прикинул: за шампанское и пирожные он посчитал бывшему командиру роты лишних тридцать крон. Так что у него оставалось еще десять крон чистого дохода.
– Пятнадцать, – предложил он.
– Двадцать. – Керн сделал вид, будто собирается спрятать флакон.
– Ну ладно, давайте!
Хозяин достал смятую кредитку. Про себя он тут же решил сказать своей любовнице, крутобедрой Барбаре, что заплатил за духи пятьдесят крон. Таким образом, он сэкономит на шляпке, которую Барбара требовала от него уже несколько недель. Шляпка стоила сорок восемь крон. Получалась двойная выгода…
Керн и Рут зашли в отель, взяли чемодан и отправились на вокзал.
Рут притихла.
– Не печалься, – сказал Керн. – Скоро я к тебе приеду. Максимум через неделю мне надо убираться из Праги. Тогда и поеду в Вену. А ты хочешь, чтобы я туда приехал?
– Да, приезжай! Но только если это действительно лучше для тебя.
– Почему ты не говоришь просто: да, приезжай!
Она виновато посмотрела на него:
– По-моему, я сказала больше. Разве нет?
– Не знаю. Это прозвучало как-то очень осторожно.
– Да, – печально проговорила она, – ты прав, именно осторожно.
– Довольно грустить, – сказал Керн. – Только что ты так радовалась!
Она беспомощно взглянула на него.
– Не слушай меня, – проговорила она. – Иногда я сама не понимаю, что со мной происходит. Может быть, это из-за шампанского. Считай, что из-за него. Давай посидим. У нас еще есть несколько минут.
Они сели на скамью в парке. Керн обнял ее плечо.
– Ты побольше радуйся, Рут! Все остальное ни к чему. Вообще, это, конечно, довольно глупый совет, но ты должна меня понять: нам так важна каждая крупица радости! Именно нам.
Она неподвижно смотрела в одну точку.
– Да я и сама хотела бы радоваться, Людвиг. Но какая-то я тяжелая на подъем. А так хочется быть легкой!.. Хочется делать все хорошо, но почему-то всегда получается неловко, тяжело…
Рут произнесла эти слова с горечью. Вдруг Керн заметил, что ее лицо в слезах. Она плакала беззвучно и беспомощно.
– Не знаю, почему я плачу, – сказала она, – ведь сейчас у меня как будто нет особых причин для слез. Или, может быть, именно поэтому? Не смотри сюда… не смотри на меня…
– Нет, буду смотреть!
Рут приблизила к Керну лицо и положила ладони ему на плечи. Керн привлек ее к себе. Она поцеловала его – слепо, закрыв глаза, плотно сжав жесткие губы, страстно и гневно, словно хотела оттолкнуть.
– Ах… Что ты знаешь… – Она немного успокоилась, но глаз не открыла. – Что ты можешь знать… – Ее губы разомкнулись и стали мягкими, как спелый плод.
Они пошли дальше. У вокзала Керн куда-то исчез и вскоре вернулся с большим букетом роз. Мысленно он благословлял человека с моноклем и хозяина «Черного поросенка».
Цветы привели Рут в полное замешательство. Она покраснела. Выражение печали и озабоченности исчезло.
– Цветы, – сказала она. – Розы! Ты провожаешь меня, как настоящую кинозвезду.
– Вообрази, что я преуспевающий делец и провожаю свою жену, – гордо заявил Керн.
– Дельцы не дарят цветов.
– Не скажи, самые молодые из них возобновили этот обычай.
Он положил ее чемодан и пакет с пирожными в багажную сетку, и они вышли. На перроне Рут сжала ладонями его лицо и очень серьезно посмотрела ему в глаза.
– Как хорошо, что ты был рядом. – Она поцеловала его. – А сейчас иди! Уходи, я сяду в вагон. Не хочу опять плакать. Еще подумаешь, что ничего другого я делать не умею. Иди…
Он не сдвинулся с места.
– Я не боюсь расставаний, – сказал он. – Сколько их уже было! А у нас с тобой и расставания-то никакого нет.
Поезд тронулся. Рут помахала рукой. Керн стоял на месте, пока поезд не скрылся из виду. Потом пошел обратно. На душе было тяжело – казалось, весь город вымер.
У входа в отель он увидел Рабе.
– Добрый вечер, – сказал он, достал пачку сигарет и протянул тому. Рабе вздрогнул и поднял руку, словно защищаясь от удара. Керн удивленно взглянул на него.
– Простите меня, – смущенно пробормотал Рабе. – Это у меня еще… ну, такое непроизвольное движение…
Он взял сигарету.
Третью неделю Штайнер работал кельнером в трактире «Под зеленым деревом». Была поздняя ночь. Хозяин спал уже два часа. За столиками остались последние посетители.
Штайнер опустил жалюзи.
– Закрываемся! – объявил он.
– Давай, Иоганн, пропустим еще по рюмочке, – ответил ему один из гостей, столяр, с головой, похожей на огурец.
– Ладно, – сказал Штайнер, – «Миколаш»?
– Нет, венгерского больше не хочу! Начнем-ка мы сейчас с доброй сливовицы!
Штайнер принес бутылку и рюмки.
– Чокнись со мной, – предложил столяр.
– Не сегодня. Либо капли не выпью, либо в дымину напьюсь.
– Тогда возьми да напейся! – Столяр почесал свой огурец. – И я напьюсь! Ты только представь: третья дочка! Понимаешь, сегодня утром выходит ко мне акушерка и говорит: «Поздравляю вас, господин Блау, с третьей, здоровой дочкой!» А я-то думал, на сей раз наверняка мальчик получится! Три девчонки и ни одного продолжателя рода! Как же тут не спятить? Ну скажи, Иоганн, сам скажи – как тут не спятить? Ведь ты все-таки человек, должен это понимать!
– Еще как понимаю! – сказал Штайнер. – Принести рюмки побольше?
Столяр грохнул кулаком по столу.
– Проклятие! Да ты ведь верно говоришь, черт бы тебя побрал! В том-то все и дело! Надо, чтобы рюмки побольше! Правильная идея! И как это она мне самому не пришла в голову!
Они взяли рюмки побольше и в течение часа распили бутылку, после чего столяр перепутал все на свете: стал сетовать на жену, якобы родившую ему трех мальчиков. С трудом расплатившись и едва держась на ногах, он вышел из трактира в сопровождении собутыльников.
Наведя порядок, Штайнер налил себе еще один полный стакан сливовицы и выпил ее. В голове загудело. Он сел за столик и погрузился в раздумье. Потом встал и направился к себе в каморку. Порывшись в чемодане, достал фотографию жены и долго разглядывал ее. С тех пор он не имел о Мари никаких сведений, сознательно не писал ей, предполагая, что за ее корреспонденцией следят, считал, что она уже оформила развод.
– К черту все! – Он встал. – Может, Мари уже давно живет с другим и забыла меня! – Резким движением разорвал фотографию надвое и бросил половинки на пол. – Надо взять себя в руки, не то рехнусь. Теперь я одинокий мужчина, Иоганн Губер, а никакой не Йозеф Штайнер. Вот и все!
Он выпил еще стакан, запер дверь и вышел на улицу. Недалеко от Ринга[28] с ним заговорила девушка.
– Пойдешь со мной, котик?
– Пойду.
Они пошли рядом. Девушка испытующе разглядывала его сбоку.
– Да ты и не посмотрел на меня.
– Посмотрел! – возразил Штайнер, не поворачивая головы.
– А мне кажется, что нет. Нравлюсь я тебе?
– Да, ты мне нравишься.
– Быстро это у тебя получается.