Андре-Луи стоял перед Бонтамом в агрессивной позе, его круглая чёрная шляпа с трёхцветной кокардой была надвинута на самый лоб.
— Основания будут полностью установлены, когда мы просмотрим ваши бумаги.
Лицо Бонтама изменило цвет и стало каким-то дряблым. Но через мгновение он справился с собой.
— Если вы на это рассчитываете, значит, у вас нет обвинения. Как вы можете арестовать меня, не предъявив обвинения? Вы злоупотребляете своей властью, если, конечно, вы ею обладаете. Это грубое нарушение закона, и вы за него ответите.
— Для честного человека вы чересчур хорошо знаете законы, — усмехнулся Андре-Луи. — И, как бы то ни было, ваши знания устарели. Вы никогда не слышали о «законе о подозреваемых»? Мы арестовали вас по подозрению.
— Не усугубляйте своё положение бессмысленным сопротивлением, — добавил Буассанкур. — Если вам нечего скрывать, то нечего и волноваться.
Бонтам воззвал к мэру, но мэр лишь повторил слова Буассанкура, и помрачневшего и озлобленного арестанта заперли в одной из комнат, поставив охрану к двери и под окном.
Андре-Луи не стал тратить времени на допрос домочадцев Бонтама. Он пожелал узнать только, где гражданин Бонтам хранит свои бумаги. Три часа гражданин агент с помощниками обшаривал кабинет. Мэр и Буассанкур тоже принимали участие в поисках. Когда обыск закончился и Андре-Луи нашёл то, что искал — несколько записок и пару писем, касающихся покупки земель Ля Бос — они сели обедать. Домочадцы выставили на стол всё лучшее из запасов маленького шато: омлет, куропаток и несколько бутылок превосходного вина из недурного погреба Бонтама.
— Да он просто проклятый аристократ, этот Бонтам, — вот единственная благодарность, которой Андре-Луи удостоил домочадцев за роскошную трапезу.
Потом он приказал расчистить стол и устроил в симпатичной столовой, залитой зимним солнцем, импровизированный трибунал. На столе разложили бумагу и перья, поставили письменный прибор. Андре-Луи расположился в кресле, справа от него — Буассанкур с пером в руке, слева мэр Блеранкура.
Бонтама, бледного, угрюмого и испуганного привели в столовую под стражей. Комендант расположился у двери в качестве официального зрителя.
Начался допрос. Бонтаму задали формальные вопросы об имени, возрасте, общественном положении, месте жительства и роде занятий. Буассанкур записывал ответы. На последний вопрос Бонтам ответил, что он — землевладелец и фермер.
— Как давно вы им стали? — последовал неудобный вопрос.
Бонтам долго колебался, прежде чем ответить.
— Год назад.
— А до этого чем вы занимались?
— Я был коновалом.
Андре-Луи оценивающе посмотрел на арестанта.
— Если я правильно понял, оставленное вам наследство ничтожно. Вы — человек молодой, гражданин Бонтам. Сколько лет вы были коновалом?
— Пять или шесть.
— Едва ли за это время можно нажить состояние. Но вы были очень бережливы, я полагаю. Вам удалось откладывать деньги. Сколько вы скопили?
Бонтам раздражённо пожал плечами.
— Откуда, чёрт побери, мне знать, сколько я скопил? Я не держу бухгалтерских книг.
— Вы к себе несправедливы. Тут передо мной достаточно документов, показывающих, что бухгалтерия у вас поставлена прекрасно. Не тратьте попусту моё время, гражданин. Отвечайте, сколько вы скопили?
Бонтам взбунтовался.
— Какое у вас право меня допрашивать? Вы грязный шпион комитета, а не судья. Вы не имеете права меня пытать. Может быть, в вашей власти арестовать меня, хотя и в этом я сомневаюсь. Как бы то ни было, когда гражданин Сен-Жюст прослышит о ваших художествах, для вас наступят чёрные минуты, это я вам обещаю. А пока, друг мой, самое большое, что вы можете сделать — отправить меня в Париж для суда. Отправьте же меня, отправьте! Отправьте и будьте прокляты! Я не стану отвечать ни на один из ваших вопросов. Гражданин мэр, и вы содействуете этому субъекту? Боже мой! Берегитесь! Гильотина в Париже работает быстро. Возможно, вам придётся ознакомиться с её работой за такой произвол. Гражданин представитель Сен-Жюст строго спросит с вас за него. Это не тот человек, с которым можно шутить, и вам следовало бы об этом знать.
Пылая от охватившего его возбуждения, Бонтам сделал паузу, чтобы перевести дыхание.
— Зафиксируйте всё, — спокойно распорядился Андре-Луи, обращаясь к Буассанкуру. — Всё, до единого слова. — Он дождался, пока лжесекретарь прекратил писать, и снова обратился к арестанту. На этот раз он говорил тихо и бесстрастно, без прежнего напора, и, возможно, по контрасту его тон произвёл ещё более сильное впечатление.
— Ваша убеждённость покоится на ложной предпосылке. Я уже сказал вам, что вы слишком хорошо знаете законы, но они устарели. Если вы честный человек, то поможете мне решить, отправлять вас для суда в Суассон или нет. Да-да, В Суассон, не в Париж. Гильотина в Суассоне работает не менее быстро. А что до гражданина представителя Сен-Жюста, на защиту которого вы, кажется рассчитываете, то по ныне действующим законам Равенства и Братства ни один человек в государстве не обладает достаточной властью, чтобы защитить преступника. — Тон Андре-Луи стал жёстче. — Я повторю: ваши знания устарели. Вы, по-видимому, находитесь под впечатлением, что мы по-прежнему живём в век деспотов. И ещё одно. Позвольте заверить вас: если вы не сумеете рассеять подозрения, которые возникли у меня при изучении ваших бумаг, если не сможете дать удовлетворительного объяснения неким загадочным обстоятельствам, у гражданина представителя Сен-Жюста появятся куда более неотложные дела, чем ваша защита. Ему придётся держать ответ за себя. — Андре-Луи вдруг стукнул кулаком по столу и с внезапной свирепостью добавил: — Республика не смотрит на чины и звания. Зарубите это у себя на носу, гражданин Бонтам. Свобода, Равенство и Братство — не пустые слова.
Мэр невнятно, но пылко выразил своё полное согласие с последним утверждением. Он подхватил у Андре-Луи эстафету и тоже принялся убеждать арестованного ответить на вопросы и снять с себя подозрения.
— Я не понимаю, в чём причина вашей нерешительности. Единственное объяснение: вы молчите из ложной лояльности. Ложной, потому что никакая лояльность не спасёт того, кто вами руководит. Единственное, чего вы можете добиться своим молчанием — это обвинения в предумышленном пособничестве преступнику.
Приведённые доводы не только усмирили, но и заметно напугали Бонтама. Ужасная угроза Андре-Луи поколебала его уверенность в заступничестве Сен-Жюста. А без этого заступничества ему действительно конец.
— Бог мой! — не выдержал он. — В чём вы меня обвиняете? Вы не сказали мне даже этого. Я не делал ничего плохого.
— Вы назвались землевладельцем и фермером. Я желаю получить представление об источнике богатства, которое позволило вам приобрести обширные участки земли в Ля Босе.
— Я выразился неточно. — Страх выжал из Бонтама правду. — Я и в самом деле фермер. Я занялся сельским хозяйством, потому что оно более прибыльно, чем моё прежнее ремесло. Но я не землевладелец. Я всего лишь посредник. Что пользы меня допрашивать? У вас мои бумаги. Они должны были показать вам, что я только агент.
— Чей агент?
Бонтам на мгновение замялся и нервно стиснул пальцы. Хотя в комнате было прохладно, его бледный выпуклый лоб покрылся крупными каплями пота.
— Гражданина представителя Сен-Жюста, — ответил он наконец. И, словно желая оправдать предательство, к которому его вынудили, добавил: — Вы должны были понять это из бумаг.
— Да, — кивнул Андре-Луи. — По крайней мере, в них содержится много довольно ясных указаний на ваше сотрудничество. — И он замолчал, выжидая, когда Буассанкур закончит писать. — В течение последнего года вы получили деньги, которые в пересчёте на ныне утверждённую Республикой валюту составляют в сумме примерно полмиллиона франков.
— Да, если считать во франках, получится примерно такая цифра.
— Самый крупный денежный перевод в сто тысяч франков получен вами только месяц назад.
— Да. Где-то около месяца назад.
— Седьмого фримера, если быть точным.
— Если у вас есть точная дата, к чему задавать этот вопрос?
— Я полагаю, эти деньги были высланы вам из Страсбурга?
— Не знаю.
— Вам неизвестно, откуда писал гражданин Сен-Жюст? Ведь это он прислал вам деньги, не так ли?
— Да. Они пришли от него. Вероятно, из Страсбурга. Да. Откуда же ещё?
Андре-Луи откинулся назад.
— Запишите Буассанкур. Всё дословно. Это очень важно. — Он повернулся к мэру. — Я выяснил гораздо больше, чем рассчитывал. Я приехал расследовать роялистский заговор, а обнаружил заговор совершенно иного рода. В начале фримера гражданин Сен-Жюст находился в Страсбурге. Он взимал там крупные штрафы. В его руки текло золото, которое ему доверили собрать в национальную казну. Эти деньги должны были облегчить страдания народа. Но, оказывается, гражданин Сен-Жюст незаконно присвоил часть из них на личные нужды. Вот к какому выводу приводит наше расследование. Добавьте это умозаключение к протоколу, Буассанкур для передачи на рассмотрение в другую инстанцию. И позаботьтесь об этих документах. Они обеспечивают доказательства. — Он ненадолго задумался. — Что ж, на данный момент это всё. Больше у меня нет вопросов. Можете увести арестованного.
Буассанкур закончил писать и положил протокол перед Андре-Луи. Он внимательно прочёл и подписал бумагу, потом передал её на подпись мэру. Мэр убедился, что всё изложено точно, и поставил свою подпись. Отложив перо, он обратил к Андре-Луи бледное, испуганное лицо.
— Боже всемогущий! Вы совершили ужасное открытие, гражданин.
— И я не сомневаюсь, что мы только в начале пути.
Мэр задрожал. Но, в конце концов, виной тому мог быть холод — солнце к тому времени ушло из комнаты.
— Мы вступаем на очень опасную территорию, гражданин.
Андре-Луи встал.
— Очень опасную для преступников, — уточнил он с уверенностью, которая немного успокоила мэра. — Очень опасную для лже-патриотов, которые обманом лишают Республику того, что принадлежит ей по праву; опасную для тех, кто злоупотребляет своим положением в личных интересах. Никому больше опасность не угрожает. Нация знает, как вознаградить тех, кто не жалеет усилий, чтобы уничтожить коррупцию. Вас ждёт великая слава, гражданин мэр. Надеюсь, вы достойны удачи, которая вам выпала.