– Туда, – сказал Релм, сразу оказавшийся сзади, указывая мимо моего плеча влево. Он легко мог меня обогнать, но он старался меня прикрыть. Сбоку от корпуса проходила узенькая дорожка, из-за угла высовывался белый фургон. Я слышала, как тела ударились о металлическую дверь: хендлеры буквально вывалились из здания. Легкие горели, но я бежала, зная, что речь идет о жизни и смерти.
Впереди была парковка, заполненная примерно наполовину, но мы бежали к боковой дорожке. Рядом с фургоном мелькнул белый халат; я напряглась всем телом, оступилась и упала бы, если бы Джеймс не подхватил. Хендлер привез кого-то на кресле и отодвинул дверцу фургона. У меня вырвался крик, потому что эти светлые дреды я узнаю где угодно. Я смотрела, как Аса сажает в фургон Даллас, обмякшую и бессильную, будто ей ввели сильный седатив. Вдалеке послышались полицейские сирены, и я отлично понимала, что не желаю тут торчать, когда они приедут.
Пусть Программа изначально порочна, я не стану рисковать тем, что власти мне не поверят. Пока они разберутся, я в этом хаосе могу вновь очутиться в лечебнице. Я не наивна и знаю, что Программа не остановится ни перед чем, лишь бы я замолчала навсегда.
– Быстрее, Слоун, – задыхаясь, сказал Джеймс, на бегу оглянувшись и рванув так, что мои ноги оторвались от земли, и я буквально пролетела за ним пару шагов. Видимо, хендлеры приближались. Мне казалось, я чувствую, как они дышат мне в затылок. Даллас однажды сказала, что из Программы вытащить невозможно – они пытались. Джеймс тогда сказал, что не так пытались. Я очень надеюсь, что он понял, как делать это правильно.
Мы свернули за угол. Аса был уже за рулем, мотор работал. Он сорвал с себя белый халат, пристегнулся и включил мотор. Фургон открыт, свобода так близко, что я уверена – у нас получится. У нас должно получиться.
Я услышала, как двинулся рычаг переключения скоростей, и на секунду испугалась, что Аса нас бросит, но кто-то схватил меня за пижаму на спине и швырнул вперед. Я потеряла равновесие, споткнулась и ударилась животом о подножку фургона. Вокруг суматоха, машущие руки, старающиеся меня схватить, невозможно понять, что происходит. По инерции я вкатилась в фургон, и дверь с грохотом захлопнулась.
Релм упал рядом, и мы лежали плечом к плечу. С визгом шин фургон рвался вперед. Легкие горели, в боку ужасно болело. Может, у меня что-то было повреждено внутри, но в таком состоянии точно не понять.
– Спасибо, чувак, – сказал Джеймс. Щеки у него раскраснелись, волосы мокрые от пота. Я повернула голову: он обращался к Релму, который силился отдышаться. Тот вяло помахал рукой. Именно Релм забросил меня в фургон. Я отвернулась, не в силах смотреть ему в лицо, пусть даже он только что спас мне жизнь.
– Слоун?
Я улыбнулась, узнав голос, и приподнялась, застонав от резкой боли в боку, но оттолкнув руку Релма, пытавшегося помочь. Даллас сидела сзади, пристегнутая ремнем безопасности поверх серой пижамы. Марлевой нашлепки на ней не было, и от облегчения я не могла сдержать смех. Успели.
Я хотела обнять ее, но фургон летел с сумасшедшей скоростью, и я не решалась встать. Джеймс пересел на переднее сиденье, подсказывая Асе, куда ехать. Мой друг хендлер теперь тоже беглец, и по его бескровным щекам я видела, что он это знает.
Бок снова пронзило болью, и я приподняла край пижамы посмотреть. Там оказался багровый синяк размером с кулак с малиновым пятном в середине. Я быстро поправила куртку, вспоминая, какие важные органы у нас справа.
– Релм, помоги ей пересесть на сиденье, – попросил Джеймс. Я посмотрела на него. Увидев мое лицо, он нахмурился: – Ты в порядке?
Он что-то сказал Асе и, хватаясь за сиденья, подошел меня поднять. Я молча позволила Джеймсу себя передвигать, прикусив губу, чтобы удержаться от крика в потревоженном боку. Релм пролез вперед и сел рядом с Асой.
Я осторожно запахнулась в пижаму и опустилась на сиденье рядом с Даллас. Джеймс обеспокоен, но он то и дело поглядывает в окно, не едут ли за нами полицейские – или, хуже, хендлеры. Я взглянула в зеркало заднего вида над Асой и закричала не своим голосом:
– Погоня!
Сзади все наши маневры повторяла черная машина, обгоняя большинство автомобилей. Вот она свернула за нами. Меня охватил ужас.
Джеймс мельком взглянул на черную машину и успокаивающе взял меня за руки.
– Это Келлан, – сказал он. – Все нормально, это Келлан. – Я удивленно посмотрела на него. – У меня же осталась его визитка, – пояснил Джеймс. – Он помог вас вытащить.
Я посмотрела на машину, но через тонированные стекла водителя было не разглядеть. Столько всего случилось, что я не знала, о чем спросить сначала. Я уронила голову на грудь Джеймсу, счастливая, что он рядом, и еще более счастливая вернуть себе свободу. Однако невольно закрадывалась мысль, надолго ли.
– Куда мы едем? – спросила я, обняв Джеймса. Я вздохнула, когда он погладил меня по волосам, и напряглась, когда ответил Релм.
– В Орегон, – тихо сказал он. Я с трудом выпрямилась, гневно глядя на него. С ума сошел?!
– Там же наверняка засада! Я не вернусь домой, ведь родители сдали меня в Программу!
– Другого выбора у нас нет.
– А как тебе доверять? Ты же хендлер! Ты позволил им меня забрать! – Я с трудом удержала слезы, живо вспомнив пережитое предательство. Даже если простить Релму былые грехи, он не вывел нас из дома на ферме. Он отыскал нас для Программы – и исчез, когда больше всего был мне нужен.
Релм опустил голову.
– Я не позволял им тебя забрать, просто не смог помешать. Кас рассказал мне о своей сделке. Если бы я не ушел, загребли бы всех. Я выручил Джеймса. – Он повернулся ко мне. На щеках играли желваки. – Я сделал это ради тебя, поэтому можешь спокойно мне доверять.
Джеймс крепче обнял меня, пробормотав, что Релм прав, но мне этого было мало. Меня необъяснимо остро злило то, что Релм хендлер, что его не было на ферме, но это не все. В памяти мелькнул обрывок воспоминания, и я повернулась к Даллас, уверенная, что это как-то связано с ней. Но память молчала. Я посмотрела на Релма. Воспоминание стерто! Программа отчасти стерла причину, почему я на него злюсь. Что же еще он мог натворить? Я отказываюсь верить ему из-за преступлений, о которых не помню, – не такая я добрая.
– Значит, в Орегон, – сказала я, взбешенная, что Программа вообще посмела лезть в мои воспоминания. – А потом? Сколько времени пройдет, прежде чем нас снова схватят?
Аса взглянул на Релма, явно тоже тревожась об этом. Да, влип парень, ничего не скажешь. Каким бы ни был его долг перед Релмом, Аса здорово испортил себе биографию, сбежав с группой полупомешанных мятежников.
– Не знаю, – серьезно сказал Релм. – Но домой ты не отправишься. Мы едем в Орегон кое с кем встретиться. С другом. Возможно, единственным, который у нас остался.
– Как его зовут? – Не представляю, чтобы кто-то захотел встать на нашу сторону. Даже ради долгов перед Релмом.
Релм печально улыбнулся и отвернулся, глядя вперед.
– Ивлин Валентайн.
Глава 9
Дома в Орегоне выглядели как прежде. Когда мы въехали в городок, меня охватила ностальгия. Я всю жизнь каталась мимо этих пастбищ, мы всей семьей ходили в походы и жили в палатке. Потом мы выбирались на природу с братом и, пусть я этого не помню, с Джеймсом.
Глаза закрывались от усталости, но синяк на боку ужасно болел. Джеймс на заднем сиденье говорил с Даллас – ее односложные ответы мало облегчали наши страхи. Она нездорова, и серьезно. Все без слов понимали – надо за ней присматривать, чтобы не выпрыгнула из мчащегося фургона.
Релм звонил Келлану, но нам мало чего рассказал. Разговор звучал довольно угрюмо, а на прощание было сказано: «Посмотрим». Я думала, наши лица будут на всех телеканалах и сканерах, но, видимо, Программа решила утаить инцидент. Нет даже «Эмбер алерт» по нашу душу.
Сиденье дрогнуло, когда Джеймс схватился за спинку и перебрался ко мне. От легкого толчка страшно заболел бок, и я скрипнула зубами, чтобы не вскрикнуть. Скрыть это я не успела, и Джеймс осторожно повернул меня лицом к себе.
– Что случилось? – серьезно спросил он. Заметив, как я оберегаю правый бок, он обвиняюще уставился мне в глаза: – Ушиблась?
Сидевший впереди Релм сразу обернулся. Ну все, сейчас начнется представление.
– Приложилась о фургон, – сказала я пересохшими губами. – Не буду лгать, чертовски больно. Аса, – обратилась я к хендлеру, чуть улыбнувшись, – у тебя обезболивающего не найдется?
Аса взглянул в зеркало заднего вида.
– Несколько ампул торазина, но тогда ты долго проспишь.
Я покачала головой. Может, мы временно обогнали преследователей, но если я засну, я буду беспомощна. Нельзя так рисковать. Вряд ли я вообще когда-нибудь смогу заснуть.
– Пусть он сделает тебе укол, – прошептал Джеймс. Едва касаясь, он кончиками пальцев провел по синяку, и я вздрогнула. – Я не смогу поцеловать так, чтобы все прошло.
– Это я тебя толкнул, – тихо сказал Релм. – Моя вина.
Взглянув на него, я подавила поднявшуюся во мне волну симпатии, отказываясь сказать ему хоть одно ласковое слово. Иначе не знаю, сколько еще он у меня заберет.
– Не глупи, – отозвался Джеймс вполне дружелюбно. – Ты спас нам жизнь. Аса, можешь передать мне шприц? – Я умоляюще взглянула на Джеймса, но он решительно покачал головой: – Я пригляжу, чтобы с тобой ничего не случилось.
Мы смотрели друг на друга, зная, что он уже обещал это раньше. Так мы и живем, давая невыполнимые обещания, чтобы надежда прожила еще немного. Надежды, как сказал Артур Причард, иногда достаточно, чтобы выжить.
Я кивнула и закатала рукав пижамной куртки. Аса передал шприц, и Джеймс, напрягшись, очень сосредоточенно занес его, как копье. Если бы бок так не болел, я бы засмеялась.
– Подожди, – вмешался Релм, перелезая назад и отбирая шприц у Джеймса. – Иисусе, ты же не панцирь насквозь пробиваешь. – Он сунулся между нами, и от его близости мне стало невыносимо тоскливо. Он уже снял халат, но волосы по-прежнему были гладко зачесаны на пробор, украшая хозяина не по заслугам. Я еще сильнее возненавидела за это Релма.