Выбравшись на поверхность, я испытал огромное облегчение. Вот появилась Бетти, но прежде, чем поплыть к лодке — а она в нескольких метрах, — ждем Яирама.
Но почему он не поднимается? Что еще он там делает?
Не колеблясь, снова бросаемся в воду. И едва успеваем, потому что плита медленно закрывается. Толкаем ее, но теперь ощущается сильное сопротивление. Все же нам удается оставить щель, через которую может проплыть Яирам.
Он без кислородного баллона и весь посинел. Мы подхватываем его под руки и поднимаем наверх. Придя в себя, он начинает хватать ртом воздух. К счастью, Яирам не наглотался воды. Он не помнит, когда и как потерял баллоны: наверное, в туннеле между кладбищем и плитой.
Все молчат. Слишком много вопросов.
Я говорю:
— Это все слишком важно и должно остаться между нами.
11 мая
Пентагон. Кабинет генерала Симпсона. Вокруг большого стола собрались несколько человек. С одной стороны — мы, открыватели подводного кладбища, и Иеремия Уайт. С другой — Симпсон и рядом с ним военный капеллан.
Капеллан решает нарушить тяжелое молчание, которое тянется уже довольно долго:
— Я спустился туда, чтобы благословить прах, и велел зацементировать плиту.
— Кто-нибудь еще входил с вами на это кладбище? — спрашивает генерал.
Капеллан бросает взгляд на меня:
— Со мной был Джакомо Риччи, он показал мне дорогу.
— Значит, только мы шестеро знаем о существовании этой страшной тайны.
— Нас даже слишком много, — пытается пошутить Уайт, единственный, кто, похоже, не чувствует никакой неловкости.
— Это верно, — говорит генерал. — Только представьте себе, какая поднимется шумиха, если пронюхает общественность. — Он встает. — Поэтому я считаю, что лучше, если все останется как есть.
— Какова же теперь официальная версия, генерал? — уточняет Яирам. — Мне и моему другу вы сказали, что батальон «С» не участвовал в сражении при Арденнах.
— Это ложь, которую я придумал, чтобы поскорее избавиться от вас. Официальная версия — пропавший батальон. Никто не подавал жалоб, никто не начинал никаких расследований, и потому эта версия остается в силе. Ясно?
— Согласен, — говорит Уайт, тоже вставая, — пропавший батальон. Однако можно было вскрыть хотя бы несколько трупов…
— Отлично. Вот тогда мы бы получили гарантированный скандал. И потом, спустя сорок пять лет…
— Конечно, эти тела сохранились удивительным образом, — замечает Бетти.
— Похоже, озерная вода как-то особо действует на них, — соглашается генерал и обращается к капеллану: — А вы что скажете, падре?
— Не думаю, что дело тут только в особенностях воды. — Он молитвенно складывает руки. — Во всей этой истории есть что-то дьявольское.
Уайт улыбается:
— Представим себе тысячу дьяволов, каждый с солдатом на плече, которые летят от Арденн к озеру Эри.
— Не знаю, профессор, — мрачно говорит капеллан, — я лишь пытаюсь представить, с каким противником встретились эти наши несчастные солдаты.
— Немцы не были дьяволами, иначе не проиграли бы войну, — коротко бросает генерал. Потом хлопает рукой по столу, чтобы привлечь всеобщее внимание. — Никогда не следует скрывать истину, но в данном, исключительном случае — это единственное разумное решение. Мы не можем сделать такого подарка гиенам-журналистам.
Получив наше торжественное обещание держать все в полном секрете, генерал закрывает совещание, не преминув, однако, в заключение высказать угрозу:
— Если кто-нибудь нарушит обещание, то сильно пожалеет. Это я беру на себя.
13 мая
Прощальная вечеринка на Лонг-Айленде. Прощальная, потому что мы с Яирамом собираемся вернуться в Италию.
Вилла построена в тридцатых годах, от нее до берега метров сто. С задней стороны дома — веранда, выходящая на море. Оттуда короткая лестница ведет прямо на пляж. У небольшого деревянного причала — настоящая коллекция лодок. Фасад виллы, довольно безвкусный и претенциозный из-за украшающих его деревянных колонн, обращен к автостраде.
Хозяйка дома — Элеонор Уокер, пятидесятилетняя вдова, еще не сложившая оружия. Платье у нее на несколько размеров меньше, чем требует ее тучность. Она — любовница Уайта: мне рассказала об этом Бетти и прибавила, что они думают вскоре пожениться.
Атлантический океан насыщает воздух влагой, вечер стоит теплый. Гостей множество. Все предвкушают выпивку, желая напиться еще и потому, что в Америке по субботам это нечто вроде общественного ритуала.
Гости разбрелись по всему дому, и чем больше их сознание затуманено винными парами, тем скучнее становится вечеринка. Яирам ухаживает за всеми женщинами без разбора — и за молодыми, и за пожилыми. На редкость глупое времяпрепровождение, с обменом телефонами для встреч, которые никогда не состоятся. Кто-то садится за пианино и аккомпанирует нестройному хору, выводящему слащаво-романтические песенки старых времен.
Иеремия Уайт, пошатываясь, подходит ко мне, балансируя двумя рюмками со скотчем, и предлагает одну из них мне, чтобы чокнуться. За маленькими линзами его очков один глаз хитро подмигивает, намекая на общий секрет.
— Мы-то с вами знаем, что тайне подводного кладбища много лет. Даже много веков, не так ли?
— Вы полагаете?
— Орден меченосцев был основан в Риге, в Ливонии.
— Знаю, но не вижу, какая связь…
— Почему бы вам не рассказать эту историю нашему другу Гельмуту?
— Генералу Симпсону я обещал молчать.
— Гельмут Вайзе — исключение, полезное для дела. — Он улыбается, вернее сказать, скалится, — Симпсон… да он же первый не удержится и все разболтает. По секрету, конечно, и взяв сперва обещание молчать. Тамошние сквозняки моментально разносят новости по всему Пентагону, а Симпсон — невероятный болтун. — Его бокал касается моего. — Не знаю где, дорогой Риччи, но мы с вами еще непременно увидимся.
— Надеюсь. — Хотя на самом-то деле надеюсь, что этого не случится.
Затем встречаю Бетти. Она явно не в духе и к тому же совершенно пьяна.
— Могу я что-нибудь для тебя сделать?
— Только одно. Не уезжать, — серьезно отвечает она, не глядя на меня.
На ней что-то вроде майки, едва прикрывающей грудь. В вырезе майки хорошо виден небольшой нательный крестик с тоненькой цепочкой.
— Бетти, а ты веришь в Бога?
Минута растерянности.
— Я думаю… что я агностик. А почему спрашиваешь об этом?
— Сними этот крестик.
— И не подумаю. Он приносит мне удачу, и потом… это подарок.
— Чей?
— Профессора.
— Иеремии Уайта? А я думал, он человек скупой.
— Может, ты прав. Какая разница? Джакомо, пойдем купаться!
Я мотаю головой:
— Не хочется. Вода холодная, тебе не кажется?
— Потому-то мне и хочется.
Провожаю ее до двери, откуда ведет лестница на пляж.
Полная луна ярко освещает берег. Атлантика скрыта в глубоком мраке. Могучие волны высотой в человеческий рост с грохотом обрушиваются на берег, где и умирают.
Бетти, раздеваясь на ходу, спускается по лестнице и направляется к причалу. Возвращаясь в дом, я слышу, как она кричит:
— Скоро увидимся!
Я увижу ее много позднее. Мертвой.
Уже на рассвете кто-то из гостей находит ее обнаженное тело, всплывшее между лодками. Рана на вспоротом животе уже не кровоточит. И нет больше маленького золотого крестика.
Нетрудно понять, что Бетти пронзила заостренная лапа старого якоря, лежавшего на мелководье.
Нелепый случай.
Но точно такой же конец, как у Анны.
И Элиза, моя мать, умерла похожим образом.
Все трое погибли от железа.
Глава двенадцатая
По возвращении в Болонью жизнь Джакомо и Яирама вошла в привычное русло. Но только на первый взгляд. На самом же деле то, что произошло в Америке, оставило в душе каждого неизгладимый след и отразилось даже на их внешности, — казалось, оба ссутулились от какой-то непомерной тяжести. Молодые люди утратили не только былую отвагу и дерзость, но и улыбку — улыбку, выделявшую обоих: живую, умную, всегда готовую вспыхнуть огоньком иронии.
Они избегали разговоров о той поездке. Но воспоминания о двух событиях незримо витали над их встречами, и часто оба вдруг умолкали, не в силах продолжать разговор. Воспоминания — о ссоре в нью-йоркской гостинице, тягостной и мучительной, и о загадочной смерти Бетти.
Еще одно событие — находку подводного кладбища — они тоже обходили молчанием, но лишь потому, что со временем оно представлялось все более нереальным. Приемлемого объяснения ему они так и не нашли, а значит, разговоры о кладбище становились совершенно бессмысленными.
А Борги? О нем больше не вспоминали.
Таким образом, беседы двух друзей теперь невольно сводились только к книгам и занятиям. Но у Джакомо все же имелось средство, помогавшее спасаться от полной душевной опустошенности, — лига обиженных. И в самом деле, спустя несколько дней после приезда он опять активно включился в работу.
И получил от нее гораздо больше облегчения, чем ожидал. Он снова встретил знакомую, волнующую теплоту человеческих отношений, и падре Белизарио принял его как беглого сына. На немногие вопросы относительно поездки в Америку, как ему казалось, он ответил вполне удовлетворительно, хотя уклончиво и в самых общих чертах. Выслушав Джакомо, падре Белизарио пристально посмотрел ему в глаза. Молодому человеку показалось, будто монах угадал главное, что случилось там, за океаном.
Между тем составилась театральная труппа, и режиссер, отвечавший за ее работу, захотел видеть Джакомо среди актеров. Но тот, терпеливо высидев долгую репетицию, со всей возможной вежливостью отклонил предложение.
Другая новость, напротив, немало взволновала Джакомо: число желающих вступить в лигу заметно возросло. Председатель, открывая заседание совета, с гордостью сообщил, что лига расширяется прямо на глазах. Всего за несколько месяцев она выросла почти вдвое. В тот вечер в повестке дня у совета стояло два главных пункта: открытие в октябре небольших курсов кройки и шитья и рассмотрение новых заявлений о приеме в лигу.