Волшебный миг — он скрылся где-то…
Я невозможного хочу,
Но возврати его, за это
Я вечной скорбью заплачу…—
читал он Эминеску в то время, как репортер убил еще одну рысь и нескольких дятлов.
вид на город — литературные потуги Оскара — к чему снимать фильм, который вы снять не можете — неужели действительно свадьба? — увеселительный комбинат — Оскар напускает на себя таинственность и чего требует телевизионная этика — место под пальмой в кадке — история большой любви Таавета.
— Видите, вот здесь, внизу, и простирается этот милый городок, где я намерен провести лучшие годы своей жизни, — сказал редактор, который, казалось, был весьма доволен, что благодаря выигранной игре ему не придется сегодня вечером делать докучливое (он именно так и выразился) предложение, и провел своих гостей на балкон, откуда открывался вид на пламенеющие в лучах вечернего солнца и словно расцвеченные им дома.
— Обычно, когда речь заходит о каком-нибудь маленьком городке, перед глазами встает улица с однообразными домами, где в окнах мансард алеют бегонии, на самом же деле в каждом городе с весьма схожим складом мышления его населения имеются различные, с точки зрения архитектуры, части, где дома как бы формируют своих жителей, хотя столь же вероятно и обратное: в воображении людей умещаются только те дома, в которых они чувствуют себя наиболее уютно и которые соответствуют их образу жизни. В этом отношении самым сумбурным всегда являлся центр города: кажется, будто каждая эпоха и даже каждое десятилетие раскидали там присущие их индивидуальности памятники, наш город — типичная архитектурная свалка, где еще никогда и никому не приходило в голову поразмыслить о единстве стиля и гармонии строящихся зданий. Я считаю, что в таких домах люди не чувствуют себя дома, по всей вероятности, они ворчат, жалуются, не в ладах с собой и со своей семьей, но, видимо, их удерживает на месте нелепая мысль, будто они составляют сердце города. Глупая гордость, словно без них не было бы ни города, да и вообще ничего… — Редактор оторвал от газеты несколько клочков, и они плавно стали опускаться вниз, на асфальтовую площадку, где вокруг милицейской машины стояли казавшиеся крошечными люди.
— Кажется, там произошло что-то интересное. — Репортер нагнулся через перила, однако похоже было, что ничего особенного не случилось.
— Очевидно, муж избил жену, — предположил редактор, — или наоборот, обычно никаких других происшествий здесь не бывает, зато там, где кончается парк и начинается окраина, полукругом опоясывающая центр города, творятся ужасные, просто невероятные вещи, во всяком случае, об этом без конца говорят, а уж коренные жители города знают, что говорят. По-моему, вон та часть города с двухэтажными деревянными домами наиболее важная: обитатели тех домов как бы образуют одну большую семью, они, как правило, знают друг про друга всё и даже больше, чем всё, сквозь стены в уши соседей просачиваются сокровеннейшие тайны, и люди считают, что нет на свете лучшего места для жизни и смерти, чем именно этот деревянный дом с его странно пахнущими коридорами, кладовками, его сортирами с висячими замками, его дровяными сараями, прачечными и двором, где у каждого жителя по нескольку грядок с овощами или цветами и где на дом приходится по нескольку яблонь, урожай с которых осенью делится между жильцами.
А теперь — самая презентабельная часть города, здесь расположены виллы, она тянется от центра в сторону замковой горы и окружена парком. Один бог знает, каким образом попал когда-то в этот город архитектор Вословский, это ему пришла в голову идея построить грандиозное купальное заведение, которое должны были окружать роскошные виллы и сады, овальный же ресторан на острове, между бассейнами, считали в свое время подлинной жемчужиной деревянной архитектуры в стиле «арт-деко». Вословский успел спроектировать семь вилл и утонул спьяну в одном из бассейнов. Странно, но больше таких красивых сооружений в городе не появилось, город разрастался, однако за счет безликих домов на окраине. Со временем пляж с морским песком зарос травой, ресторан сгорел, края бассейнов осыпались, в садах построили теплицы, а лужайки перекопали под картофель.
— Весьма исчерпывающая картинка захолустного городка, — сказал репортер, стуча зубами, — знаешь, мне кажется, что у тебя на балконе холодновато. — Редактор закрыл за ними балконную дверь, кинув последний внимательный взгляд на город; голубь, который, казалось, все время ждал, когда же они уйдут, взлетел на подоконник и заглянул в комнату.
— Между прочим, знакомство с городом еще отнюдь не исчерпано, — сказал редактор, по-хозяйски устроившись за письменным столом. — Как видите, из города ведут четыре дороги, и по краям каждой выросли новые самостоятельные районы, самым старым из них можно считать построенный в пятидесятые годы район индивидуальных жилищ, которые выросли один подле другого, все неотличимо одинаковые, из силикатного кирпича, с высокими двускатными крышами, садиками и собачьей будкой у входа. Эти дома люди строили лет десять, взвешивая на ладони каждый кусок хлеба, хватаясь за любую возможность подзаработать, комбинируя и отказывая себе во всем. Дети этих домов уже с пеленок усвоили практическое мышление, и, вероятно, всё, к чему они сейчас, став взрослыми, прикладывают руки, начинает зеленеть, расцветать, обретать мощь и силу. И вот по диагонали, на другом конце города, выросли индивидуальные дома, построенные в семидесятых годах, они радуют глаз своими прекрасными фасадами, широкими окнами, балконами, пристроенными к дому зимними садиками и гаражами, и нетрудно догадаться, где выросли молодые хозяева этих домов.
Менее удачливые живут в многоэтажных домах, вклинившихся между этими двумя районами индивидуальных жилищ. Вместе с промышленными предприятиями эти дома составляют восточное и западное крыло города, и о них даже не знаешь, что сказать, разве лишь то, что родившиеся здесь дети, только-только вступающие в жизнь, половину этой жизни провели перед телевизором, большинство из них не знает, что значит жаться, отказывать себе во всем, по всей вероятности они получили всё, что хотели, их родителям доставляет великую радость что-то им покупать.
Однако я слышал и озабоченные голоса: эти дети как будто ничему не умеют радоваться. Да и грустить они тоже не умеют…
— Ладно, а теперь выкладывай, что ты всем этим хочешь сказать? — спросил репортер, примостившийся на груде книг.
— Ничего особенного, просто беглый обзор структуры одного маленького городка… Но если ты хочешь, чтобы я непременно что-то сказал, я скажу: меня беспокоит тот факт, что за последние десять лет в нашей культурной жизни не появилось ни одного нового имени, что баня, где, основательно попарившись, можно спрыснуть какую-нибудь выгодную сделку, намного важнее картинной галереи, что дефицитная книга на полке в первую очередь свидетельствует о зажиточности и связях хозяина… Где-то должна крыться причина, почему люди думают в рублях, а не в стихах. Почему культура не стала внутренней потребностью человека, а лишь артикулом товара, добавляющим обеспеченным людям уверенности в себе.
— И Марре Вярихейн благородный повод к тому, чтобы цвет нашего города мог повеселиться, — рассмеялся репортер.
— Мне кажется, что в том, что ты сейчас сказал, немалая доля истины, над всем этим, правда, можно и посмеяться, но я предпочел бы плакать, поскольку вся культурная программа Оскара зиждется именно на подобном образе мыслей… А теперь я познакомлю вас еще с одним интересным явлением культуры, которое я обнаружил вчера утром на своем рабочем столе. — И редактор достал из нагрудного кармана два на первый взгляд совершенно одинаковых приглашения.
УважаЕмый тов. Вяли
12 аПреля сеГо гоДа в 19.00 чАсов проСим вас прИнятъ учасТие в сиТЦевом балЕ клуБа пенсионЕров, который состоИтся в заЛе дворЦа кулъТУРы за чаШкой коФе, высТупления. Сельская каПелла, бальные ТанЦы, аттракЦионы.
НаДеемся на ваШе учасТие комиТет БаЛа
УваЖаЕмЫй тоВ. Вяли
В СубБоту, 12 аПреЛя, в 17 ЧаСов, проСим вас ПРинятъ учаСтие в ОткрЫтии выставки КАРТин МАРРЕ ВЯРИХЕЙН, кОторое состоИТся в помеЩЕНИи дома КульТУРЫ, а ПОЗднее ПРИЙТИ на малеНькое честВоВание в Комплекс отдыха учРеждения Н, где наЙдется пиЩа для уМОв и яЗЫКОв.
НАДЕемся на ваШЕ учаСТИЕ оргКомиТЕТ
— Милая шутка, — усмехнулся репортер. — Не Оскар ли приложил руку?
— Возможно, потому что подобную писанину считают в нашем городе проявлением хорошего тона, и я не удивлюсь, если и школьные сочинения вскоре будут писать аналогичным образом. Вообще-то народ у нас спокойный, даже, можно сказать, вялый, обычно у нас ничего не происходит, а если и происходит, то организованно, в порядке кампании. Теперь, очевидно, каждый месяц с большой помпой будут проводиться художественные выставки, а ситцевые балы станут еженедельной традицией. И чтобы еще немного позабавить вас — познакомьтесь с одной милой статейкой, которую мне всучили на открытии выставки и которую я вроде бы должен тиснуть в газету.
В субботу вечером можно было услышать веселые звуки музыки, доносившиеся из нашего городского Дворца культуры, однако велико было удивление тех, кто заглянул в двери зала и вместо публики, которая обычно ходит на танцы, увидел седовласых старушек и старичков. Без долгих размышлений всем стало ясно, что они имеют дело с очередным мероприятием клуба пенсионеров, но на этот раз своеобразный и приятный оттенок мероприятию придали пестрые ситцевые туалеты, свидетельствующие о том, какая богатая фантазия у наших старушек и как они любят все красивое. Когда был завершен очередной тур вальса, меня пригласили за столик, уставленный самодельными и очень вкусными пирожными и печеньем, где я смог побеседовать с Амандой Аргус, некогда работницей мясокомбината, мастером колбасных изде