и зал, чтобы не смотреть на стол, обнаружил, что Марре нигде нет, потом перевел взгляд на потолок и долгое время глядел на переливающиеся всеми цветами радуги люстры, которые украшали потолок из пропитанной чем-то древесины. Это были внушительных размеров, с хрустальными подвесками и электрическими свечами люстры, висевшие, однако, посреди неописуемо безобразных розеток.
— Говорят, Марре куда-то исчезла, — вполголоса произнес редактор. — Пальм утверждает, что произошло похищение невесты, видимо, мы и впрямь попали на настоящую свадьбу, и мне так и не удалось сделать Марре предложение.
— Довольно странные люстры, — заметил Таавет, чтобы переменить тему разговора.
— Вы правы, эти штуковины в данном интерьере выглядят более чем странно, зато стоят кучу денег. Помню, когда реконструировали этот дом, задумали приобрести несколько хороших картин, а тут как раз в торговую сеть поступили люстры, и кое-кто посчитал, что это будет намного красивее и внушительнее… и вот теперь они тут висят.
— Скажи мне, чем кончится этот вечер? — наклонился к ним репортер.
— Ты бы лучше сказал, когда он начнется, — усмехнулся редактор и с вожделением взглянул на корзиночки с икрой, но тут все взоры обратились к двери, в которую входили Марре и Оскар в сопровождении сухощавого высокого мужчины и полной блондинки. Родители Марре, промелькнуло у Таавета; мой тесть и теща, подумал он с непонятным умилением, но затем все его внимание сосредоточилось на Марре, она была в голубом платье и походила на ангела. На какой-то миг ему показалось, будто Марре улыбнулась ему, но тут он услышал голос редактора, спросившего, что он будет пить — вино или водку. «Водку, пожалуйста», — машинально ответил он, не спуская глаз с девушки, которая как раз в этот момент села за стол, большой букет цветов скрыл ее от Таавета.
— Как насчет салата? — спросила розовая дама, снова очутившись подле него. Таавет взял протянутую ему салатницу, и внезапно вокруг зазвенели и застучали тарелки, бокалы, вилки, ножи, казалось, будто прорвалась какая-то плотина; Таавет положил себе большую порцию салата, но не успел еще донести вилку до рта, как сидящая рядом дама спросила:
— Вы не знаете, отчего умер актер Куритамм?
Таавет ответил, что не знает, но дама продолжала щебетать:
— Я слышала, будто бы от цирроза печени, бедняжка, он, кажется, жутко пил, совсем как этот писатель… ну, знаете, драматург, который спьяну утонул в озере, но говорят, что если бы он не утонул, то все равно умер бы через несколько месяцев от цирроза… Говорят, он покончил с собой, я-то в это не верю, но… — Но тут зазвонил звоночек, и из-за стола с торжественным видом поднялся Оскар.
— Дорогие друзья, — сказал Оскар. — Мы собрались сегодня здесь не только для того, чтобы отдать дань таланту Марре Вярихейн, наше начинание имеет более глубокий смысл, я бы сказал, что сегодня в нашем городе проходит грандиозный форум поклонников искусства — символическая встреча, объединяющая всех нас общностью устремлений, — продолжал Оскар. — Я подчеркиваю, каждый из нас заражен прекрасным микробом искусства, который в часы досуга завладевает нашими мыслями, но, увы, мы зачастую стыдимся этого, хотим заниматься лишь практическими и приносящими прибыль делами и поэтому скрываем даже от своих лучших друзей, что вечерами корпим над стишками, рисуем картины, музицируем, репетируем роль из какой-нибудь пьесы, — сказал Оскар. — Я предлагаю поднять бокалы за художественный талант, заложенный в каждом из нас, — сказал Оскар. — Ур-ра! — вскричал Оскар.
Все подняли рюмки, многозначительно подмигнули друг другу, чокнулись, после чего замолчали, лишь позвякивали ножи и вилки, да от тарелок ко рту замелькали руки, закуски из мисочек и блюд перекочевывали в тарелки, и тут снова зазвонил звоночек (чешский хрусталь, цена 20 рублей).
— Дорогие друзья, — продолжал Оскар. — Я чрезвычайно рад именно сегодня, в этот праздничный день, когда в нашем городе открылась исключительно интересная, вдохновляющая всех нас выставка, сообщить вам о новом замечательном начинании, которое будет осуществлено по инициативе общества любителей литературы, и называется это начинание… — Оскар сделал длинную многозначительную паузу. — Называется это начинание «Литературное Событие Нашего Города»! — воскликнул Оскар и зааплодировал. Аплодисменты Оскара, подобно камушку, который влечет за собой лавину, в несколько секунд потонули в бурной овации. — Предлагаю поднять бокалы за литературное событие! — воскликнул Оскар.
Овации стихли, их как отрезало, и уже в следующий момент снова зазвенели ножи и вилки — это было прекрасным продолжением рукоплесканий и подкрепило души, в которых бурлил художественный талант. Девушки в национальных костюмах уносили пустые блюда и взамен приносили красиво украшенные полные; порожние бутылки сменялись запотевшими, источавшими прохладу и поблескивавшими капельками влаги.
— Дорогие друзья, — сказал Оскар, — литературное событие практически означает то, что все мы можем посылать в редакцию газеты свои творения: стихи, поэмы, рассказы, новеллы, миниатюры, мемуары, пьесы и… даже романы. Компетентное жюри, а мы непременно пригласим в его состав ведущих писателей и критиков, отберет лучшие работы, они будут опубликованы в нашей газете, а через некоторое время мы организуем телепередачу, у меня уже есть предварительная договоренность, и тогда мы сможем прочитать свои произведения уже перед тысячами телезрителей, — сказал Оскар. — Но главный смысл литературного события в том, чтобы открывать таланты, лежавшие до сих пор под спудом, и, вероятно, не за горами тот день, когда наряду с именем Марре Вярихейн возникнут имена новых талантов, коими сможет гордиться наш город. Я верю, что вскоре и другие города организуют свои литературные события, которые вырастут в событие грандиозного масштаба, и, вероятно, никто из нас не решится предсказать сейчас, сколько новых и ярких талантов мы дадим миру, — сказал Оскар. — Предлагаю тост за Всемирное Литературное Событие, ур-раа! — завопил Оскар.
— Черт! — выругался редактор. — Талант рождается сам, его не рожают, во всяком случае я завтра же подаю заявление об уходе.
— Интересно, дадут ли Оскару отпуск по беременности, — заржал репортер.
— Дорогие друзья, — сказал Оскар. — Для того чтобы вы мне поверили и убедились, что моя речь построена не на песке, предоставляю слово для выступления директору мясокомбината товарищу Бенджамину Сейну. Это человек, за деловитой немногословностью и скромностью которого никто до сих пор не смог разглядеть прекрасного микроба поэзии, — сказал Оскар, прижав левую руку к сердцу, а правой указывая на толстяка с гладкой макушкой и таким же гладким лицом, который незамедлительно встал, прокашлялся и сиплым официальным тоном заговорил:
— Товарищи, как упомянул предыдущий оратор, я иногда занимаюсь литературным творчеством, правда, моя служебная нагрузка не позволяет мне заниматься этим систематически, но все же, с вашего любезного разрешения, я позволю себе прочитать вам несколько своих стихотворных строк.
В зале возникла такая напряженная тишина, что слышно было даже шипение минеральной воды.
Вор на двор пожаловал-да
с требухой-да под полой.
А второй пожаловал-да
промеж ног да с колбасой!
Третий вор на хлеб и воду
за решеточку попал.
Захотел добра чужого —
ну и жуй, что бог послал[4].
Раздались бурные аплодисменты. Товарищ Бенджамин Сейн отер носовым платком лоб, опустился на стул и двумя рюмками водки отметил свой успех.
— Человек знает… — донесся до слуха Таавета чей-то пронзительный возглас, и тут снова прозвенел звоночек.
— Дорогие друзья, — сказал Оскар. — Выпьем во славу поэзии, ур-ра! — вскричал Оскар, и на этом официальная часть, видимо, закончилась.
— Давайте нить, — подтолкнул Таавета взбешенный редактор. — Мне сейчас вспомнилось, что именно я работаю в редакции газеты, которая на днях превратится в главный штаб графомании.
— Пожалуй, — вяло согласился Таавет, проклиная про себя огромную вазу с цветами, заслонявшую от него Марре, а также то, что не было никакой возможности пересесть на другое место.
— Знаете, я председатель общества друзей литературы, — сказала дама в розовом. — Наш Оскар чрезвычайно скромен, но под большим секретом могу вам сообщить, что в действительности литературное событие — это начинание Оскара. Какая прекрасная идея, не правда ли? Знаете, я тоже пишу стихи, правда, сейчас я больше этим не занимаюсь, зато в юности… У меня целых две тетрадки стихов… Может быть, у вас найдется время взглянуть… скажем, завтра?
Таавет, который в эту минуту как раз жевал и никак не мог прожевать жесткий кусок копченой ветчины, сделал задумчивое лицо, в конце концов проглотил ветчину и ответил, что все будет зависеть от некоторых обстоятельств и вообще он не уверен, останется ли здесь назавтра, но дама уже выудила из сумочки записную книжку, нацарапала свой адрес, аккуратно сложила листок вчетверо и протянула Таавету.
— Итак, жду вас завтра часов около двух… или… может, вас больше устраивает какое-нибудь другое время?
— Наверное, после обеда… — протянул Таавет, но тут ему представилось, как он с букетом роз стоит перед дверью Марре, и он поспешно сказал, что лучше утром.
— Значит, договорились, — сверкнув глазами, ослепительно улыбнулась дама, — только не подведите. — И она шаловливо погрозила Таавету пальчиком.
И тут Таавет, очевидно, впервые почувствовал благодарность к редактору, который прямо-таки тянул его за рукав, чтобы обратить его внимание на то, что происходило на сцене. У оркестрового пульта появился некто — этим некто оказался Андрес Хейнмаа, который, не прибегая к помощи хрустального звоночка, пытался обратить на себя внимание публики.
— Я же сказал, что сегодня все будет на высшем уровне, глядите, для увеселения общества приглашен даже профессиональный актер, — с какой-то бравадой произнес редактор, хотя тон его при этом был не слишком веселым.