— Должен, к твоему огорчению, признаться, что я всего пару раз был в этом заведении, но меня поражает, что перед дверью ресторана твои принципы стоят не больше трешки или пятерки, перекочевавшей в карман швейцара, — ядовито заметил редактор.
— Не принимай этого так близко к сердцу, — загоготал репортер. — Если ты не станешь разбалтывать, я могу и тебе открыть этот секрет… А именно: швейцар получил от меня не хрустящую купюру, а всего-навсего хрустящую бумажку, на которой было написано: «Приятно встретить среди алчных швейцаров такого, как Вы, чуткого товарища. Благодарный посетитель». У меня этих хрустящих бумажек навалом, и еще ни разу ни один швейцар не пожаловался на меня. — И репортер вытащил из кармана десятки листочков, где на машинке (в основном под копирку) был отпечатан текст этой необычной благодарности.
— Дело в том, — принялся объяснять репортер после того, как спутники вдоволь налюбовались его «денежными знаками», — что до сих пор мне еще не попадался швейцар, который стал бы разглядывать, сколько денег ему сунули, он кладет их в карман, а вечером, дома, подсчитывает барыши. Весьма изысканно, не так ли?
Официантка приняла у них заказ, и разговор снова коснулся истории с тортом, Таавет откинулся на спинку стула, голова у него кружилась. Я буду пить только минеральную, решил он, дым ел ему глаза, но он старался держать их открытыми, чтобы побороть сонливость, в сознании мелькала неясная мысль, что он не сделал чего-то очень важного, почему-то забыл про это и теперь уже ничего не исправишь. Какой-то толстяк подсел к ним за столик, Таавету показалось, что он где-то видел этого человека, но где — вспомнить не мог. «Оказывается, мы с вами знакомы», — сказал мужчина. «Знакомы», — тупо повторил Таавет, на что редактор рассмеялся, сказав, что, по его наблюдениям, Кюльванд знает по меньшей мере полгорода. «Да, это так», — ответил Таавет.
Мужчина стал долго и пространно рассказывать, как его жена, желая ему досадить, испортила телевизор и теперь он сходит с ума от горя.
— Неужели вы никак не можете помириться с женой? — спросил репортер.
— С этой ведьмой — ни за что на свете, — заорал мужчина и, всхлипывая, ничком повалился на стол. Таавету, словно сквозь туман, вспомнилось, что это тот самый мужчина, у которого он спросил дорогу в Дом культуры, но ведь это же было на прошлой неделе, подумал он.
Таавет решил, что тотчас же отправится в отель, долгое время искал номерок от пальто и наконец обнаружил его в нагрудном кармане. Что за странная манера у меня сегодня все совать в нагрудный карман, проворчал он. Кто-то помог ему натянуть пальто. «Так рано на покой?» — услышал он чей-то голос. «На покой, да», — повторил он. «Сюда, сюда», — направлял Таавета голос, тот самый, который только что интересовался, почему он так рано уходит. Неожиданно свежий воздух ударил ему в лицо, и он обнаружил себя сидящим на каких-то ступеньках.
Первое, что почувствовал Таавет, это резкая боль, от которой раскалывалась голова, затем он открыл глаза и увидел пустынную улицу, несколько голых деревьев, уличный фонарь и луну на небе среди звезд. Он ужасно замерз. Какое-то мгновение он ничего не мог сообразить, потом до него дошло, что он пьян и находится в незнакомом захолустном городке, где никогда раньше не был, но как он попал из ресторана на ступеньки какого-то дома — этого Таавет вспомнить не мог… Он быстро встал, подошел к фонарю и осмотрел свою одежду. Все, казалось, было в порядке (выходит, он не вывалялся в грязи), затем он нащупал во внутреннем кармане бумажник и с облегчением вздохнул, но где он точно находился, оставалось загадкой. По обе стороны дороги возвышались многоэтажные дома, на секунду мелькнула странная мысль, что он в своем городе, в новом жилом районе, но он тут же отогнал от себя эту нелепую догадку и наобум зашагал вперед. Часы остановились, и он не имел ни малейшего представления, сколько сейчас времени. Может быть, скоро начнет светать? Он испугался, что мог простудиться, пока спал на ступеньках, но еще отвратительнее было сознавать, что он вообще спал там. Как последний пьяница. Горький пьяница. Хотя бы ванна была в этом проклятом отеле!
Внезапно Таавет остановился. Он вдруг вспомнил, что так и не спросил адрес у Марре. С горечью он вынужден был признаться себе, что знает не больше, чем утром. Спьяну упустил возможность в письме спросить у Марре адрес. Таавет клял себя, однако обратиться за помощью к репортеру после всего того, что произошло, он просто не мог. С этим репортером он больше ни словом не обмолвится, подумал Таавет, но настроение от этого не улучшилось, поскольку раздобыть адрес Марре казалось ему теперь непосильной задачей. Ему хотелось завыть, он со злостью пнул половинку силикатного кирпича, но кирпич примерз к дороге, и Таавет ушиб ногу. Проклятый город, выругался про себя Таавет.
Из-за домов на улицу вышла женщина. Он ускорил шаг, чтобы догнать ее, та обернулась и побежала, Таавет крикнул: «Подождите!» — но затем сообразил, что женщина боится его. Она боится меня, повторил он, усмехаясь, и это, как ни странно, развеселило его. Многоэтажные дома сменились деревянными, с мансардами, только в редких окнах еще горел свет. Внезапно Таавету взбрело на ум постучать в какое-нибудь окно, но он тут же устыдился своего желания. Улицы захолустного городка были безлюдны.
«…Ни дороги, ни огней, час уж поздний…» — всплыли в его памяти строчки из какого-то стихотворения. Неожиданно перед самым носом Таавета распахнулась дверь дома, и оттуда торопливо вышел мужчина, через мгновение дверь снова распахнулась, и на улицу выскочила женщина в комбине. «Подожди! — крикнула женщина. — Сам обещал сделать ремонт… ну и свинья… подожди…» Женщина остановилась посреди дороги, закрыла лицо руками и заплакала в голос.
Таавет был в растерянности, казалось неуместным спрашивать у этой женщины дорогу в отель, тем не менее он чувствовал, что если сейчас не спросит, то будет еще часами плутать по незнакомым улицам.
— Вам чего? — фыркнула женщина.
Таавет спросил, где находится отель.
— Убирайтесь отсюда, — крикнула женщина.
— Послушайте, мне от вас ничего не надо, только подскажите, как пройти в отель. — Таавет пытался говорить терпеливо и спокойно.
Некоторое время женщина разглядывала его, и Таавет уже было обрадовался, что сейчас она ему все объяснит, как вдруг она начала вопить истошным голосом. В окнах зажегся свет, Таавет постоял еще секунду или две, а затем бросился бежать, на первом же перекрестке свернул в сторону и лишь тогда замедлил шаг. Улица была темной и кончалась забором. Тупик, подумал он, если за мной кто-то гонится, то я в западне. Он прислонился спиной к столбу, то ли к электрическому, то ли к телефонному, и вдруг удивился, с чего это он вообще пустился бежать… Похоже, что этот день никогда не кончится, мрачно вздохнул он. Проклятый городишко, завтра же уеду отсюда вместе с Марре. Однако и эта мысль показалась ему не слишком обнадеживающей.
Выбравшись из глухого переулка, Таавет увидел вдали, там, где кричала женщина, столпившихся людей, но у него не было ни малейшего желания возвращаться, чтобы спросить у них дорогу в отель. На следующем перекрестке он свернул направо и вышел на широкий, обсаженный деревьями бульвар, взглянув через плечо назад, он заметил манящий зеленый огонек приближающегося такси.
— Послушайте, до отеля всего несколько сот метров, — заворчал таксист, затем махнул рукой и согласился подвезти Таавета.
— Представьте себе, ну что за типы, несколько минут назад один из таких хотел изнасиловать женщину прямо посреди улицы. Просто неслыханная история! Кто-то постучал в дверь, и женщина пошла открывать, думала, подруга, и тут какой-то тип набросился на нее, бедняжке с трудом удалось выскочить из парадной на улицу, а он следом и прямо посреди улицы хотел…
Таавет заплатил по счетчику, дал двадцать копеек на чай, и, когда взглянул на приплюснутый боксерский нос таксиста, ему показалось, что это тот самый человек, который утром возил его по городу. Он с силой хлопнул дверцей и подумал: паршивый заштатный городишко, все одно и то же. Одни и те же водители такси, одни и те же ситуации, мысли, какое-то бессмысленное непрекращающееся коловращение.
Он удивился, что дверь отеля была еще не заперта, но когда взглянул на часы над стеклянным окошком, оберегающим сон администратора, то удивился еще больше, потому что они показывали всего-навсего половину первого. Он постучал в окошко, администратор, вздрогнув, проснулась, стала искать ключи, еще раз спросила номер комнаты, а затем со вздохом, не предвещавшим ничего хорошего, сказала:
— Знаете, утром вам придется освободить номер, у нас в этой комнате постоялец, который…
— Послушайте, репортер Пальм мой хороший друг, и я думаю, что… — прервал Таавет администратора, которая в свою очередь прервала его, сказав извиняющимся тоном:
— Тогда другой разговор, видите ли, мне оставили указания.
Таавет повернулся, собираясь идти, но администратор окликнула его:
— Будьте добры, взгляните, который час.
Посмотрев на свои часы, Таавет сказал, что без пяти двенадцать.
Закрыв наконец за собой дверь номера, Таавет испытал восхитительное чувство облегчения. Он выпил два стакана воды, повесил пальто в шкаф и стал уже расстегивать брюки, когда вдруг его пронзила мысль, от которой все внутри похолодело. Он принялся искать в карманах пиджака сигареты, но не нашел, в портфеле, помнится, оставалось еще несколько пачек, однако не было сил сдвинуться с места… Таксист говорил о женщине, которую хотели изнасиловать, такси шло с той стороны, откуда шел и он, возможно, что… Он пытался отогнать от себя эту невольно лезущую в голову догадку, но… Похоже, женщина сочинила какую-то жуткую историю, главным действующим лицом которой сделала его, Таавета. Его, приехавшего в этот город с единственной целью — жениться. Один маленький камушек может опрокинуть огромный, хорошо уложенный воз, мелькнуло у него в голове… «Если ты в какой-то определенный час поведешь себя правильно, линия твоей жизни обретет силу, а так, гляжу я, она у тебя хрупкая и легко может оборваться», — вспомнил он предсказание цыганки, шум в голове усилился еще больше. Никто не знал, где он был после того, как вышел из ресторана, более того, Таавет не знал даже, как он выбрался оттуда. Его видела лишь админ