— Ах ты, тварь!
Пентесилея, сорвавшись с места, первой бросилась в погоню, на ходу вновь обнажив нож.
— На выходе надо задержать дыхание! — предупредил Одиссей, бросаясь следом. — Там ещё курится дурман!
Однако Цирцея не выскочила, как они думали, из пещеры. Отбросив какой-то полог, казавшийся просто драпировкой стены, она устремилась в открывшийся за ним боковой проход.
— Факелы! — закричал Гектор.
Ахилл и Одиссей одновременно сорвали пылающие факелы со стены центрального коридора. В то же время Пентесилея первой проскочила в проход следом за колдуньей. Она понимала опасность и выждала несколько мгновений, пока свет факелов догнал её, чтобы видеть дорогу и заметить любую возможную ловушку. Пол бокового коридора был ровно выложен каменными плитами, стены и своды тоже каменные. Возможно, проход был естественным ответвлением горной пещеры, возможно, когда-то пробит руками людей. Так или иначе, он, сворачивая, шёл вглубь горы и постепенно всё круче уходил вверх.
— Если ведьма убежит из пещеры, нам её не поймать! — задыхаясь от стремительного бега, крикнул Одиссей. — Пещер и расщелин там, наверху, сколько угодно, и она их все знает! А тогда нам действительно нелегко будет отсюда выбраться: у этой твари в запасе сколько угодно гнусных ловушек!
Все понимали, что итакиец прав. Однако колдунья выиграла не менее двух сотен шагов, и догнать её было нелегко, она неслась, как безумная, высоко подобрав подол своего воздушного платья, уверенно прыгая по каменным плитам. Если бы Пентесилее, когда она изображала ревность, не пришлось бросить добытый на тропе лук, она живо положила бы конец этому бегству, но лука не было — амазонка не успела подобрать его. Правда, расстояние между беглянкой и преследователями всё равно быстро сокращалось, и они надеялись вот-вот настичь её.
Проход ещё круче пошёл вверх, стал расширяться, и в конце его замерцал дневной свет — коридор выходил на поверхность, вероятно, где-то на горном плато.
— Быстрее! — вновь закричал Одиссей.
И тут произошло то, чего нельзя было ни ожидать, ни предвидеть. Пентесилею отделял от колдуньи всего десяток шагов. Но внезапно, ступив на одну из плит, по которой Цирцея только что промчалась, амазонка ощутила, как камень уходит вниз... Если бы колдунья на бегу перескочила через эту плиту, Пентесилея сделала бы то же самое. Но Цирцея на неё наступила! То ли ловушка была рассчитана именно на второй толчок, то ли касаться плиты можно было лишь в одном каком-то месте, так или иначе, плита встала на ребро и затем перевернулась, заняв прежнее место, с такой стремительностью, что никто не успел бы сделать спасительного шага ни вперёд, ни назад... Быстрота реакции на этот раз не выручила царицу амазонок. На глазах своего мужа, бежавшего в двух шагах за нею, на глазах Гектора и Одиссея Пентесилея, не вскрикнув, провалилась в разверзшуюся под ней черноту и исчезла. Миг — и плита вновь была вровень с другими, гладкая и незыблемая.
— Пентесилея! — не закричал, а взвыл Ахилл, кидаясь на колени, отбрасывая факел и пытаясь просунуть пальцы в щели между плитами. — Нет, не может быть! Пентесилея!!!
Щели были слишком узкими, и хотя Гектор, подскочив к брату, тут же попытался всунуть в одну из щелей меч, обоим стало ясно, что плиту не повернуть: даже сумей они поддеть её мечом, лезвие просто сломалось бы — плита слишком тяжела...
— Бросьте! — завопил, подбегая, Одиссей. — Может, Пентесилея и жива, но спасти её можно, только если мы поймаем ведьму! Может быть, эту штуку возможно снова повернуть.
Гектор, не говоря ни слова, перепрыгнул ловушку и вновь кинулся следом за колдуньей, удиравшей теперь с торжествующим визгом и хохотом.
Ещё несколько скачков — и Цирцея выбежала в новую просторную пещеру, ярко освещённую, потому что она выходила широким отверстием на поверхность, и за этим отверстием сверкало солнечное небо. Посреди пещеры, будто провалившись сквозь её свод, возвышался огромный каменный валун, похожий на уснувшего быка.
Миновав проход, волшебница повернулась и дёрнула за какое-то кольцо в стене пещеры. И перед самым лицом Гектора, уже почти настигшего беглянку, со скрежетом рухнула толстая железная решётка. Герой едва успел отпрянуть, не то она мота расшибить ему голову. Бегущий позади Одиссей налетел на него, и оба с силой ударились о толстые прутья.
— Что, поймали?! — заверещала Цирцея, отбегая шагов на пятьдесят, оборачиваясь и скорчив гнусную гримасу. — Взяли меня, да?! Лягушки тупоголовые! Ваша красотка, думаю, уже подохла, и скоро вы будете с нею вместе! Ха! С кем вздумали тягаться! Со мной, Цирцеей! С великой Цирцеей! Ну, что?! Возьмите меня, если сможете! Тупые бараны! Вот я, вот! Что?! Не достать?!
В бессильной ярости Гектор и Одиссей искали глазами хотя бы пару камней, чтобы попытаться через прутья решётки метнуть их в колдунью, но камней не было, а решётка, в этом они убедились тотчас, оказалась невероятно прочна.
— Ну как, поняли, что я сильнее вас всех?! — продолжала вопить колдунья, прыгая, хохоча и гримасничая, будто обезьяна. — Вам отсюда не уплыть, так и знайте! Я вас не выпущу! Что смотрите?! Возьмите меня, ну!
Однако Цирцея напрасно решила, что она в безопасности. Дальнейшее произошло с той же стремительностью, как и роковой поворот плиты-ловушки. Ахилл, до того ещё пытавшийся, обрывая ногти, просунуть пальцы в щели меж плитами, вскочил с колен и, испустив нечеловеческий вопль, пятью прыжками достиг решётки. Гектор и Одиссей вжались в стену, заметив его безумные глаза и понимая, что он сейчас ничего не видит, кроме беснующейся в диком восторге Цирцеи. Ахилл не ударился, как можно было ожидать, о железную решётку — он с разбега ухватился обеими руками за её прутья и с тем же чудовищным криком рванул... Каменный свод содрогнулся, вниз дождём посыпались камни, и вырванная из гнёзд решётка с погнутыми прутьями оказалась в руках троянского богатыря.
Цирцея, мгновенно опомнившись, отпрянула, пытаясь скрыться за громадой камня-быка, но было поздно. Ахилл запустил решётку вслед колдунье, словно простой метательный диск. Раздался короткий отчаянный визг, и Цирцея забилась под искорёженным железом, раздавленная им, будто муха.
Глава 6
Подбежав к волшебнице, герои увидели, что она ещё жива, но скорее всего вот-вот испустит дух. Её ноги, бёдра и грудь были придавлены и кости, судя по всему, переломаны. Она с воем корчилась под тяжёлой решёткой, и на глазах остолбеневших людей с нею происходило превращение, настолько страшное и отвратительное, что даже закалённые множеством испытаний мужчины задрожали от ужаса. В считанные мгновения молодость и красота Цирцеи исчезли. Гладкая нежная кожа её лица, плеч и рук потемнела, увяла, сморщилась, стала сухой и жёлтой, покрытой буграми и морщинами, как кожа ящерицы. Глаза обрели мерзкий жёлтый цвет, поблекли и провалились в синеватые, окружённые складками ямы. Раскрытый в крике рот стал беззубым и тоже как будто провалился, волосы исчезли, обнажив лысый морщинистый череп. Красавица Цирцея стала похожа на мумии, которые братьям Приамидам доводилось видеть в Египте, только эта страшная мумия ещё жила, извиваясь под тяжестью железа, воя и выкрикивая какие-то несвязные проклятия.
Ахилл, нагнувшись, поднял искорёженную решётку и отшвырнул с такой силой, что она влетела обратно в тёмный подземный коридор.
— Говори, тварь, как поднять плиту?! — крикнул герой. — Как открыть подземелье, куда упала моя жена? Ну?!
— Ты его не откроешь! — прохрипела беззубым ртом колдунья. — Ты меня убил, проклятый, но и вы сдохнете... Все, все сдохнете здесь!
— Раньше нас сдохнешь ты, старуха! — голос Ахилла был так же страшен, как в тот миг, когда он испустил свой дикий вопль. — Но у тебя ещё есть полчаса жизни, и я сделаю так, что ты и в Тартаре будешь вечно помнить эти полчаса. Я выдерну твои ноги и руки, раздавлю каждый твой позвонок! Или говори, как попасть в подземелье, или, клянусь, я впервые в жизни буду убивать медленно! Говори!
— Туда можно попасть! — колдунья чуть привстала и левой рукой указала на громадный камень посреди пещеры. — Раз ты выломал решётку, то, возможно, сумеешь сделать и это... Вход в подземную пещеру под этим камнем. Подними его и, быть может, найдёшь свою жену... Или то, что от неё осталось!
Ахилл не стал медлить. Отчаяние утроило его силы, и он, бросившись к огромному валуну, ухватился за него в том месте, где был выступ, похожий на бычью голову.
— Гектор, Одиссей, помогите! — закричал он. — Камень подаётся! Помогите мне!
Действительно, от рывка неимоверной силы тёмный валун пришёл в движение, его край приподнялся, отрываясь от земли. И в тот же миг из образовавшейся щели с пронзительным шипением вырвались белые, плотные струи и устремились вверх. Ахиллу, продолжавшему в чудовищном напряжении толкать камень, вдруг показалось, что некая сила поднимает глыбу снизу, и сила эта не меньше его собственной.
— Стой! — отчаянно закричал Гектор, до которого вдруг дошло, что происходит, — Ахилл, стой! Это не вход в пещеру! Это...
Он не успел договорить. Свист и шипение, став оглушительными, оборвались звуком, подобным удару грома. Каменный валун вздыбился, будто спящий бык вскочил на ноги, затем отлетел в сторону. Столб горячего пара ударил в свод пещеры, а следом вверх рванулся фонтан камней. Пещеру наполнил запах серы.
Толчок вставшего на дыбы валуна отшвырнул Ахилла к стене, и это спасло ему жизнь — пар был раскалён, как в печи, камни, летевшие из открывшейся в полу пещеры дыры, тоже были горячее, чем раскалённые угли, и окажись герой на пути страшного фонтана, то был бы мгновенно убит. Удар оглушил Ахилла, он упал, и тотчас Гектор, рискуя попасть под раскалённые камни, подбежал к брату и подхватил его на руки. В это время волна горячего пара накрыла визжащую в злобном восторге Цирцею, и её вопли тут же умолкли.
— Огнедышащая гора! — выдохнул Гектор, вместе с Одиссеем вбегая обратно в коридор. — Проклятая ведьма хотела, чтобы мы все сварились живьём... Мне бы, ослу, сообразить сразу, что неспроста на такой каменистой земле растёт виноград!