Сперва сидели на земле и играли в кости, потом один из них пошёл в лес и принёс убитого фазана. Тогда разбойники разложили костёр и снова стали кричать Астианаксу, чтобы он спускался.
— Есть ведь хочешь, а? — орали они. — Ведь хочешь же! Слезай! Не обидим, поделимся мясом. Нечего тебе бояться — Гелен женится на твоей мамочке, а ты будешь их сыночек.
— Мой отец великий Гектор, сын царя Трои! — крикнул мальчик. — И никакой Гелен не будет маминым мужем и моим отцом!
Он плюнул вниз, но ни в кого не попал. Они хохотали, уплетали жареного фазана, запивали водой из ручья и снова звали его спуститься.
Астианакс в самом деле страшно хотел есть. Он не позавтракал утром, поспешив к озеру, чтобы подслушать разговор Гелена и Паламеда, и теперь у него от голода стало тянуть в животе, а через некоторое время начала покруживаться голова. Если бы ещё запах жареной птицы не доходил до кроны кедра... Пахло ужасно вкусно, и мальчику захотелось зажать себе нос, но он понимал, что это не поможет. Однако вскоре ещё сильнее захотелось нить. Если бы пошёл дождь! Прошлой ночью дождь был, совсем несильный, но и такого хватило бы, чтобы промочить его хитон, а из промокшей ткани очень удобно высасывать воду — это тоже уроки Пандиона. Пандион! Астианакс никогда, никогда не простит себе его гибели... А может, он жив? Как бы узнать? И где бы взять хоть глоточек воды? Небо чистое, как новенький холст.
Тогда и появилась белка. Она долго прыгала вокруг мальчика по ветвям, трещала, то садясь столбиком, прижав к белой грудке когтистые лапки, то становилась на все четыре, вздёрнув толстый задик, выгнув дугой свой замечательный хвост. Ей явно хотелось, чтобы мальчик оставил в покое её кедр и куда-нибудь ушёл. Но он не двинулся с места, лишь иногда поворачиваясь и меняя положение тела среди веток, чтобы руки, ноги и спина не слишком затекали. Белка поняла: от него не отделаться и занялась своим обычным делом — едой. Она отыскала большую шишку, отгрызла от ветки, взяла в лапки и принялась вылущивать крупные коричневые орешки, продолжая время от времени поглядывать в сторону Астианакса и гневно стрекотать.
Орехи! Как же он мог позабыть, что на кедрах растут замечательные шишки с орехами? Правда, в это время года зрелых шишек немного, но вот же белка нашла! Осмотрев ветви вокруг себя и немного ниже, он сразу нашёл две подходящие шишки и быстро дополз до них. Шишки уже начали раскрываться, растопыривая толстые чешуйки. А меж этих чешуек оказалась вода! Вчерашней ночью дождь наполнил крошечные чашечки, и так как шатёр ветвей укрывал шишки густой тенью, вода не успела испариться. Астианакс высосал обе шишки и, понадёжней усевшись в развилке ветвей, принялся выковыривать и есть орешки. Они были очень вкусны — наполняли рот густым лесным ароматом. Если бы ещё сидеть на ветках было поудобнее...
Посыпавшиеся вниз скорлупки обозлили карауливших мальчика разбойников. Они поняли, что тот нашёл себе пищу.
— Ладно, без воды ты всё равно недолго протянешь! — заорал один из них.
— А здесь и вода есть! — отозвался Астианакс. — В шишках вода есть! Вот! А вы, поганые жабы, дуйтесь от злости! Уроды, ворьё, разбойничьи морды! Неоптолем вас на куски поразрубает!
Они разразились руганью.
— Подстрелить мальчишку, и всё тут! — предложил один. — Не век же нам тут сидеть? Гелену скажем, что он сам свалился.
— А дырку от стрелы куда ты денешь? — возразил другой. — Да ладно, шишек сейчас немного, и воды в них могло набраться чуть-чуть. К вечеру он всё равно слезет. Хоть и Гекторов щенок, но мал ещё — долго не вытянет.
Они ошиблись. Шишек и в самом деле удалось найти всего шесть — сколько мальчик ни ползал по ветвям, больше готовых, созревших орехов не было. И что самое неприятное: вода оказалась только в двух шишках из шести — четыре висели на солнце и высохли. Можно было спуститься ниже и поискать шишки на нижних ярусах ветвей, но мальчик чувствовал, что руки и ноги у него устали, начали неметь, тело тяжелело, отказываясь служить. Он боялся потерять равновесие при спуске.
Вскоре его снова стали мучить голод и жажда, но слабость была так велика, что все ощущения притупились. Опустился вечер, за ним вскоре упала ночь. Мальчик знал, что нельзя спать, и не спал сколько мог, а потом взошла лупа, в ней возникли эти синие горы, и он едва к ним не полетел. Но появилась белка и разбудила его. Молодец, белка!
Сквозь лохматые ветви кедра лились солнечные лучи. Солнце было уже высоко, подбираясь к полудню.
— Сколько же я спал? — прошептал Астианакс и понял, что горло у него сухое-пресухое, а в висках будто стучат какие-то крохотные молоточки.
«Умираю я, что ли? — испуганно подумал мальчик. — Да нет же! Феникс говорил, что без воды человек может прожить три дня, а без еды вообще иногда очень долго. А сколько можно прожить без воды и без еды, сидя на дереве?»
Покрутив головой вправо-влево, заставив затёкшую шею двигаться, он посмотрел вниз. Сквозь сплетения ветвей, далеко-далеко виднелась поросшая мхом земля, пятно костра. И... Больше ничего! Значит, разбойникам надоело его караулить или они и в самом деле испугались гнева Неоптолема и решили уйти? Так или иначе, но их там больше нет. А значит... Значит, можно спуститься и бежать во дворец! Уж туда-то он сумеет пройти незаметно.
За время сна, судя по всему, не такого краткого, раз успел наступить день, тело мальчика немного отдохнуло, и хотя ноги затекли от неудобного положения ещё сильнее, двигаться стало легче. Он с трудом отодрал прилипший на спине хитон от шершавой коры, затем медленно и осторожно стал спускаться, перебираясь с ветки на ветку. Вот уже и нижняя развилка. Здесь надо прижаться к стволу и соскользнуть по нему до густого сплетения лиан. А там уже вообще просто.
Из кустов, окружавших залитую солнцем прогалину, с треском вылетела большая чёрная птица. Гаркнув испуганно и сердито, унеслась прочь. Что её напугало? Пандион говорил: «Если птица вдруг вылетит из зарослей, приглядись к ним: звери ходят осторожно, они редко вспугивают птиц, десять против трёх, что там человек». Мальчик всмотрелся в колеблемые слабым ветром ветви — вроде бы никого. Но вот там что-то хрустнуло, и что-то блеснуло, как искра на уже угасшем костре. Что это? Наконечник копья! В нём отразилось солнце. Тот, в чьих руках было копьё, сделал неосторожный шаг вперёд, и Астианакс увидел голое плечо и жёлтую полосу пеплоса. В жёлтом пеплосе был один из его преследователей. Никуда они не ушли! Просто, пока было темно, спрятались в кустах, надеясь, что он, не увидев их утром, слезет с дерева и попадёт к ним в руки.
Астианакс заплакал. Слёзы потекли по его щекам, закапали с подбородка, и он укусил себя за палец, чтобы не разреветься в голос. Снова карабкаться наверх было невыносимо трудно, он даже подумал, что уже не сможет это сделать, и только отчаянная злость помогла ему найти силы.
В кустах раздался вопль ярости, вырвавшийся разом у всех четверых. Послышались проклятия, и разбойники выскочили из засады. Громче всех вопил тот, чьё лицо было наискось перевязано обрывком ткани.
— Скотина, ах ты, скотина хитрая! Паршивец! — ревел разбойник. — А ну слезай, или мы тебя придушим!
— Слезай! — орали и остальные.
— Хвост собачий вам в глотки! — ответил мальчик, припомнив слышанное от какого-то воина ругательство. — Живого вы меня не возьмёте, поняли?
— С меня довольно! — крикнул раненый разбойник. — Этот паршивец и в самом деле нас тут уморит. Предлагаю подстрелить его. Ничего этот Гелен нам не сделает.
— А на что нам в самом деле Гелен? — отозвался другой, — Может, пока мы торчим тут и вчетвером караулим одного маленького ублюдка, уже вернулся Неоптолем и разобрался с этим Геленом. А может, Гелен его прикончил, выдумав какую-то очередную хитрость, и всё уже само собою решилось. Может, Гелен сбежал. Да всё может быть — мы тут сутки отдыхаем! На обед был фазан, на ужин — один кролик на всех, что нам — подыхать?! Вы как хотите, а я стреляю!
Он сорвал с плеча лук, раненый последовал его примеру. Двое других колебались, но не стали удерживать своих товарищей.
Астианакс успел отпрянуть от пущенной в него стрелы и скрыться за стволом кедра. Стрела задрожала, воткнувшись в толстую ветку. Вторая свистнула рядом с его щекой — стрелявший обошёл дерево и прицелился точнее. Правда, стрелять снизу вверх было неудобно, но и стрелки оказались неплохими. Теперь всё кончено — они убьют его!
— В последний раз, гадёныш: ты слезаешь?! — заорал один из тех, кто ещё не решился пустить в ход лук. — Слезай, или мы отправим тебя к твоему папаше! То-то обрадуется!
— Мой отец жив! — крикнул в ответ мальчик и почувствовал, что к нему вдруг возвратилось мужество. — Мой отец жив, а вы все подохнете!
На этот раз выстрелили трое, и только чудом ни одна стрела не попала в Астианакса. Снова зазвенела тетива, как вдруг, вскрикнув, упал один из разбойников. Тот, что натянул лук последним и тщательно целился в тёмную фигурку, видневшуюся меж ветвей кедра. Остальные, ничего не понимая, обернулись. Человек, который выстрелил из зарослей, так точно уложив их товарища, и не думал прятаться. Лук в его руках вновь был натянут, и он вышел на освещённое солнцем пространство.
— Во имя Зевса, защитника слабых, приказываю вам остановиться! — крикнул он. — Или вы обезумели, что решили убить ребёнка?! Я не дам вам этого сделать!
— Да кто ты и откуда взялся? — растерянно воскликнул кто-то из троих оставшихся.
— Этот тот приезжий, Одиссей, что ли? — отозвался другой. — Я его узнал. Эй, какого сатира рогатого ты подстрелил одного из наших? Ты мало убил троянцев?
— Троянских рабов в рудниках Приама я не убивал! — усмехнулся Паламед, ибо это действительно был он. — А в сражениях из вас никто не участвовал, я-то знаю. Гелен приказал вам взять мальчика живым, не так ли? А вы решили его убить.
— Его не стащить с дерева! — огрызнулся раненый разбойник. — И нам плевать на твоего Гелена. Меня этот щенок едва не зарезал, когда я его пытался достать, и нам больше неохота пробовать! Так что придётся его прикончить.