модный, как вся ее внешность, — витает над нами. Как тебя угораздило? Настя объясняет, что это долгая история, слишком печальная, чтобы ее сейчас мне рассказывать. Хмыкаю. Шлепаю ее по заднице, мну бока. Голова болит слишком сильно, чтобы уснуть. Тем более, в этой поездке сон стал исключительной роскошью. Снизу вопит от окна какая‑то женщина, я так понимаю, родственница жертвы. Фетхие город курортный, народ горячий, на дискотеке можно запросто получить ножом в живот, говорит мне Настя. Делится информацией путеводителя «Афиша». Надо обязательно украсть, это очень поможет в работе. Не хочу ли я позвонить жене, спрашивает меня Анастасия, выходящая из ванной с тюрбаном на голове, женственная, женственнее не бывает — белоснежная, распаренная. Снегурочка, снежная баба, облитая кипятком. Нет, она вовсе ничего такого в виду не имеет. Просто если я хочу, и ее присутствие меня стесняет… Меня ничего не стесняет, объясняю я. Хочу начать говорить, а потом вдруг наношу точный и верный укол. История эта слишком удивительная и грустная, чтобы я ее сейчас рассказывал. Туше! Анастасия смеется. Сегодняшний день не прошел даром. Сначала пытаемся заснуть под аккомпанемент выкриков под окнами, потом отгоняем от себя комаров, налетевших из густых зеленых зарослей плюща. Поднялся до самой крыши! А ведь отель десятиэтажный! Кроме комаров, в плюще живут крысы, мыши, тараканы, блохи, скорпионы, сороконожки, тропическая чума, бубонная чума, африканский таракан, мышь‑полевка, крыса чумная, крыса древесная, гадюка, полоз, ящерица обыкновенная… И все они хотят к нам, в номер. Какая нескромность! Я хватаю полотенце, разгоняю всю эту флору и фауну. Вижу бледные, грустные лица. А это что? Новая партия жильцов плюща! Бездомные, студенты, отчаявшиеся найти свою вторую половинку мужчины, женщины, потерявшие совесть. Бледные призраки. Отмахиваюсь и от них. Анастасия бурчит во сне. Прихожу в себя окончательно, стоя на балконе, что‑то привиделось во сне, и вот, едва не упал. Иду в ванную, еле продрав глаза, любуюсь собой в зеркало. Совершенно в нем не отражаюсь. Пока дошло, что это все пар, успел испугаться. Вернулся к кровати, снял трубку, едва замигал огонек — телефон и зазвонить не успел. Звонили с рецепции. Международный звонок, Молдавия. Скажите, что мы уже собрались и выехали из отеля, попросил я.
Саклыкент — Дальян
За завтраком, утомленный яйцами, отхватываю себе кусочек чего‑то красного, вялого. Печеный перец. Лотки с овощами стоят заброшенные. У горелки, на которой жарят омлеты, выстроились очереди. За блинами — давка. Помидоры и огурцы сиротами укоризненно сохнут на краю стола. Беру для Анастасии кофе, сажусь в углу. Ветер машет скатертью, столовая здесь, как и везде на побережье, под открытым небом. Они поняли, чего стоят здешние виды, и беззастенчиво ими спекулируют. Жесткое, переваренное яйцо стоит в три раза дороже, если его подадут на помойке с видом на гору. Две горы? Еще три цены? Логики нет. Формулы исчисления стоимости не существует. Турция — иррациональная страна, страна любви, объясняет мне гид группы австралийцев, приехавших в Фетхие ночью. Откуда вы. Из Афродисиаса. И как там, интересуюсь. О… Он окидывает меня цепким взглядом, умолкает. Говорит небрежно, взмахнув ножом — кусочек ветчины повисает на люстре — ничего прекраснее вы в своей жизни не увидите. Это действительно древний город, сохранившийся на все сто. Как старуха‑целка. Ну и дела… Вернемся к любви, говорит мой новый знакомый, с которым мы разговорились в очереди за селедкой. Плотоядно смотрит на задницы туристок, устроивших настоящее дефиле вырезки. Задницы круглые, и квадратные, треугольные и овальные, конусовидные и как две фасолины, задницы белые и черные, загорелые и пока еще обгоревшие. Задницы на всех стадиях готовности. Задница от «а» до «я», задница от кормы, до черной дыры в самом грязном и потайном трюме. Туда засосет даже корабельную крысу. Сучки выходят на завтраки в купальниках, лишь обмотавшись легкими, полупрозрачными платками, жалуется гид, утирая слезу в уголке глаза. Группа из ста австралиек, можешь себе представить. Мы уже на «ты», конечно. Я только рад. Он делится со мной маленькими секретами побережья. Там засада, там отличные пончики, здесь к еде подают перчик за пару куруш, а тут стоит избегать пить айран, он вечно бурлит, как поносная яма. Почему? Да его гонят из поносной ямы! Смеемся. Он возвращается к теме задниц. Знал бы я, на какой степени истощения находится его терпение. Ни одна сучка не дала, а ведь уже третий день поездки. И все вертят, вертят, вертят своими сраками. Срака справа, срака слева. Он как герой компьютерной игры, окружен сраками, и в каждую норовит ткнуть своим удом, но сраки уворачиваются, буквально с ума сводят. Чинные, с лицами кобыл, австралийки, торжественно кивают гиду, проходя мимо. Тот белозубо улыбается, отвечает кивком. Вот бы насадить их всех сразу, продолжает он. Прямо как Мюнхгаузен — стадо сумасшедших уток, думаю я. Не объясняю. Он, конечно, книг не читает — уважающему себя турку достаточно купить айфон с играми, — а моего английского на то, чтобы все это объяснить, не хватит. Так что я просто сочувственно киваю, и смотрю на туристические задницы, кружащие вокруг нас в столовой, как на самом причудливом, извращенном балу. Насти еще нет. Спит сучка, думаю я, с наслаждением чувствуя легкое поднятие где‑то там, в шортах. В отличие от бедняги‑гида, я не лишен кусочка плоти. Остаться без женщины на средиземноморском побережье Турции ужасно! Все равно, что умереть от голода на фестивале колбас в Гамбурге, или от жажды — на Октоберфест. Да тут везде задница, везде манда. Это озабоченный край. И я стал таким же. Подумываю о том, чтобы вернуться в номер, и отделать Анастасию еще раз, как следует. Она и так не спала ночью, бедняжка. Но мне все равно. Я жажду. Уж родилась с дырой, будь добра, подставляй. Ветер снова обматывает занавеску вокруг одного из столбов. Чувствую себя, как жрец языческого храма, вышедший отобедать на заре до жертвоприношения. Ели ли они что‑то, кроме жертвенного мяса? Гид извиняется, покидает меня, чтобы присоединиться к группе из пятерых своих туристок. Надеется взять свое. Шустрый, стервец! В это время по ноге меня что‑то словно бьет током. Заглядываю под скатерть. Так и есть! Кошки. Под столами — буквально под каждым — сидит кошка. С меня довольно! Хватаю костистую, блохастую, тварь, и иду на кухню. Вызываю управляющего рестораном. Негодую, возмущаюсь. С чего бы? На кошек мне плевать. Да и на животных в целом. Моя жена, вот она страстная кошатница. Кричу, негодую. Пытаюсь объяснить что‑то о гигиене. Послушать меня сбегается весь обслуживающий персонал столовой. Белые халаты, смуглые лица, непонимающие глаза. Управляющий поначалу ведет себя жестко. Тоже мне, Клемансо! Включаю самозванца, выхватываю визитные карточки туристической фирмы, чуть ли не инспектором представляюсь. Это совсем другое дело! Будь я туристом, меня бы пинками выгнали. А вот бизнес, контракты…. Все меняет дело! Управляющий для начала долго извиняется, потом ведет меня в свой кабинет. Чай, кофе. Пачка денег незаметно — как кошка под стол в ресторане — попадает мне в карман. Затем я слушаю целую лекцию про священное божество в виде кошки, известное в здешних краях с 40 века до нашей эры. Людей еще не было, а богиня в виде кошки уже жила тут! Именно этим обусловлена странная терпимость местного населения к…. Ну, я же понимаю… Лицо у меня все еще недовольное. Да вы поймите, говорит управляющий, я люблю кошечек. Мы все любим кошечек. Деньги вы любите, буркаю я. Да, но и кошечек тоже! Вот, хотите верьте, хотите нет. Желаете, я за 10 лир ее вылижу? От изумления молчу. Управляющий становится на карачки, начинает вылизывать кошку своим синеватым языком. Шерстяная скотина мяучет от удовольствия. Давайте 10 лир. Я отстегиваю. А хотите, за 50 лир он вылижет ее под хвостом? Это уж чересчур, вяло протестую я, но рука уже лезет в карман, нащупываю что‑то, даю по ошибке 20 долларов. В принципе, по курсу все получается правильно. За 50 лир управляющий вылизывает кошечку и под хвостом. Спрашивает меня, убедился ли я теперь в том, что любовь в здешних краях к кошкам действительно существует? О, да! Я полностью теперь в этом уверен. Вы и правда их обожествляете. Ну, конечно, плачет управляющий, гладит кошечку. Та на седьмом небе. Чисто из интереса. Да, уважаемый инспектор‑бей? Я, конечно, все понимаю. Старинное божество, и… Но вот… Смелее, смелее, мой друг. Просто из теоретического, абстрактного, как полотна Малевича, любопытства… А если я заплачу 300 лир, сварит ли он кошечку? В смысле, как яйцо? Ну, вроде того. Ах, инспектор‑бей. Он, управляющий, обожает кошечек, что и продемонстрировал — да‑да, нетерпеливо перебиваю я, — но если того требует дело гигиены и санитарно‑эпидемиологической службы… Санитарно‑эпидемиологической! Да его хлеборезы с 40 века до нашей эры рук не мыли! Киваю благосклонно. Идем на кухню. Управляющий принимает от меня свои триста лир, и медленно, со сладчайшим выражением лица, опускает кошечку в большой котел с кипящей водой. Скотина так ошарашена, что даже звука не издает. Какое предательство! Ее ведь холили, лелеяли, вместе с 575675757856 миллионами других котов она имела полное право жить на территории отеля, спать в тарелках, гадить в цветы, оставлять свою вонючую шерсть во рту туристов… И тут, бац! Предательство! Кошачий Иуда в костюме спрашивает меня, удовлетворен ли я. Я говорю, да. Более того, сообщаю, что по новым правилам санитарно‑эпидемиоло… — да‑да, перебивает он меня, округлив глаза, — они обязаны сварить всех котов своего отеля. До единого! Конечно, я не представляю министерство туризма Турции, но как инспектор крупнейшей туристической компании, которая на 95 процентов заполняет номера их сети в сезон… Через полчаса в столовой и на территории настоящий переполох. Варфоломеевское утро, резня в Вифлееме! Все гоняются за котами, несут их на кухню. Ничего не понимающие туристы умиляются. На завтрак появляется свежее, вареное мясо. Даже блинчики с мясом! Новая очередь! Все счастливы, довольны, слышу оживленный смех. В зале ресторана появляется Анастасия. Она так прекрасна… мне плакать хочется. На ней длинная туника, волосы скрыты капюшоном из полупрозрачной ткани, в прорез сбоку видны ноги. Прорез до самого бедра. Она пахнет морской солью, белковой грязью моря и спермой. Трахнул бы прямо сейчас! Но бедняжка хочет позавтракать, она жалуется, что не выспалась. Отвлекаю ее от мясных рулетов, читаю целую лекцию про вегетарианство. Приветствую туристов из своей группы. Замечаю, что Сергей необычайно грустен. Развеселить его не может даже Евгений — наконец‑то я узнаю его имя — из Екатеринбурга. Жду всех в автобусе. Загрузившись, отправляемся в ущелье Саклыкент. Долго едем по пыльной равнине с пересохшими реками. Из хулиганства объясняю группе, что это Тигр и Евфрат, просто названия украдены у молодой Турецкой республики. Русла наполнены щебнем. Чем ближе к ущелью, тем холоднее, издалека появляются горы. Спускаемся в низину под ними, и автобус петляет по узкой и извилистой, как горная река, дороге. Появляются первые сувенирные лавки. Слышу шепот в салоне, Настя объясняет всем, что мама была вынуждена покинуть группу и прервать путешествие из‑за семейных обстоятельств. Намекает на неприятности с папой. Отлично врет! Зря я беспокоюсь из‑за