«Ага, небось пока я систему налаживал, кто-то тише воды был. Феодал!», — тяжело ворочалось в невыспавшихся мозгах.
Порывшись среди экспонатов, Джереми вручил Пете тяжёлый автоматический пистолет и впихнул в дверь с черепом и костями. Оглядевшись, Ангелов обнаружил, что оказался на улице — причём зачем-то с оружием в руках. Рассеяно моросил дождь, куда-то шли люди, доносились обрывки разговоров. В следующее мгновение всё изменилось. С подлетевших флаеров посыпались неприятные люди с автоматами, загремели выстрелы. Петя, застыв, смотрел, как оседает на землю молодая красивая женщина. Потом крепко сжал пистолет и начал стрелять. Куда-то бежал, что-то кричал… И наступила темнота. Звенело в ушах, сердце билось где-то в горле. Приоткрылась дверь.
— Выходите, Пётр Рупертович.
Петя всё ещё немного злился на Джереми и на себя («Не разобрать симуляции! Позорище!»). Однако в целом он был доволен:
— Как я их всех! А, Джереми?
— 256 раз.
— Что, стольких?
— Нет, столько. 256 раз убили вас, Пётр Рупертович, — он кивнул на экран. На экране Петя азартно палил в белый свет. Автоматчика, у себя за спиной он, похоже, попросту игнорировал. Автоматчик время от времени стрелял Пете в затылок, после чего злорадно хохотал и показывал непристойные жесты согнутой рукой. Петя покраснел и поклялся в следующий раз вначале орать код бессмертия, а потом уже разбираться.
Тафнат перезарядил пистолет и повёл Петю обратно. Огромный зал был пуст и затемнен. Виднелся лишь тускло подсвеченный сзади силуэт.
— Ну, действуйте, Пётр Рупертович.
Ангелов принял поданный ему по всем правилам — рукояткой вперёд пистолет, крепко зажмурил правый глаз, старательно прицелился и нажал на курок. Пистолет рвануло из рук.
— Не так! Прицеливайтесь не глазами — пусть за вас думают мышцы.
После третьей обоймы силуэт, наконец, засветился одинокой пробоиной. Петя возгордился. Тафнат чуть заметно усмехнулся:
— Имея дело с такими стрелками, чувствуешь себя в безопасности лишь за мишенью. Кто сказал?
— Сократ, разумеется. Привет, Джерри, — донеслось от дверей.
Джереми обернулся к вошедшему:
— Казик! Какими судьбами?
— Тоже вступил в клуб лунатиков. Пардон, могу ли я?
Петя протянул пистолет Казимиру. Тот стрелял от пояса, очень быстро, так, что через пару секунд центр силуэта повис лохмотьями.
— Джерри? Что ты думаешь про хороший спарринг в шесть часов утра? — поинтересовался он, возвращая оружие.
— Выбор оружия за вами, благородный дон.
Понаблюдав пару минут за лысым человечком, резво раскручивающим огромный меч-двуручник, Ангелов вернулся к терминалу.
Дона Рэбу трясло. Бледный, осунувшийся после трёхдневного поста, он стоял на коленях перед Микой Пронзённым. Холодный липкий пот накатывал волнами. Кто бы узнал члена Всемирного Совета в этом смертельно испуганном немолодом человеке?
— Господи! Господи! Страшно мне, Господи… Не могу… Отврати от меня…
Он долго лежал так, простёршись ниц… И вдруг ощутил, как снисходит на него ледяное спокойствие:
— А впрочем… Твоя воля — да будет свершена…
Встал. Отряхнулся. И как встарь, в Питанской битве, скомандовал:
— Облачаться!
Антон не выспался. Совершенно. Но был доволен.
Сдавшись ему, согласившись на все условия Атоса, Сабина Крюгер не пожелала уступать лишь в одном. Она по-прежнему намеревалась посещать концерты, музеи и выставки. Собственно, если не эта её страсть — вряд ли Сабину вообще удалось бы найти. Потому Руди по мере возможности выводил узницу «в свет». Вначале было тяжело. Джереми говаривал, что вкусы Сабины отличались от Антоновских настолько, насколько Антоновские — от вкусов среднестатистического арканарца. Впрочем, судя по всему, Сабина понимала, что если такие экскурсии будут Руди неприятны — отдушина может закрыться.
Потому, присаживаясь с планшетом где-нибудь у стены, она начинала рассказывать. Всё так же, не прекращая зарисовок. А рассказывать Сабина умела. Так, именно от неё Антон узнал, что знаменитый «Ветер» Сурда обречён был погибнуть на Радуге, и ради его спасения сам художник отказался от предложенного ему места на «Тариэле». Что «Чёрный квадрат» первоначально написали для оперы «Победа над Солнцем», и олицетворял он там Солнце. Что…
Потом они возвращались. И в какой бы город их не заносило, у Сабины всегда находилось несколько слов о каждом переулке и о каждом здании. Да чего там — создавалось впечатление, что каждый камень был её хорошим знакомым. В рассказах Сабины оживали улицы, дома — и те, кто в этих домах жили. Руди казалось, он заглядывает в окна чужих жизней: тут водилось опасное привидение, там арестовали поэта, бросившего вызов диктатору, а вот площадь Янцзы появилась после падения в центр города одноимённого планетолёта.
Вскоре Антон обнаружил, что с нетерпением ждёт очередного «выхода».
А вчера концерт давала сама Сабина. «Святой Мика!», — только и сказал Руди, обнаружив огромный стадион, забитым до отказа. А потом на сцену стремительно взлетела тонкая фигурка. В руках у Сабины появилась странной формы скрипка, и грянуло… Два часа стремительная, неудержимая музыка заводила людей, поднимала на ноги — сидеть под неё было просто невозможно. Антон стоял в первом ряду и смотрел на Сабину, которой никогда до того не видел — с горящими глазами, раскрасневшуюся, двигавшуюся в бешеном ритме и задающую тот же ритм для тысяч человек…
Когда всё кончилось, она легко спрыгнула с помоста — с огромными букетами в руках, смеющаяся, ликующая, всё ещё живущая в темпе своей музыки. Подала руку Руди — тот физически ощутил на себе несколько тысяч завистливых взглядов.
И пошла обратно, на глазах становясь всё тем же тихим, молчаливым созданием, безвылазно живущим в крохотной комнатушке архива СГБ.
…По дороге на работу, Антон решил заглянуть к Будаху. Профессор был у себя. Кабинет заполняли какие-то коробки, груды неупакованных кристаллов..
— А, доброе утро, благородный дон Румата. Как раз собирался прощаться.
— Уезжаете куда-то? А я хотел вас поблагодарить за всё.
— Возвращаюсь, дон Румата. Возвращаюсь домой. Там — нужнее.
— Куда, в Ирукан?! Но герцог?..
— Да, конечно… А герцог… Как говорят у нас, «от палача да знахаря не зарекайся».
— Подождите, почтенный Будах. Разве вам плохо здесь?
— Хорошо. Вот только, — доктор назидательным голосом процитировал, — «Не следует гостю беспокоить хозяина свыше меры. А ежели обеспокоит его, да возьмёт хозяин палку в руку свою». Так учат нас отцы церкви. Вы прекрасные люди, и мне совсем не хочется дожить до того дня, когда вы «возьмёте палку в руку свою».
— Да что вы, доктор Будах, кто говорит о палке?!
— Э-э, дон Румата… Вы слишком долго жили среди нас. В некотором роде вы стали одним из нас. Вы любите одних, ненавидите других — но видите в нас людей. Большинству землян остаются лишь непонимание и стыд. А стыд, в котором боишься себе признаться — влечёт за собой злобу. Вот так-то… Сегодня ещё сходим с коллегой Протосом во Всемирный Совет. Третий год порывается мне показать, как ваш мир управляется. А завтра — Ирукан. Снова ируканский воздух, море… Не обижайтесь, дон Румата, но часто мне кажется, что здесь всё — ненастоящее. Простите.
— Не за что. Увидите Киру — передавайте приветы.
— Она разве?..
— Да. Биологическая экспедиция. Удачи вам, доктор. Спасибо за всё.
— И вам удачи. Прощайте!
Уходя, Руди обернулся, последний раз взглянул на старого врача. Таким Антон и запомнил его — склонившимся над столом, маленьким и непреклонным.
…Рабочее совещание того утра вошло в историю КОМКОН-2, как одна из самых трагических ошибок в определении приоритетов. Забывается, правда, многое.
— Вот так и вышло, — подытожил Руди, — пройти за линию оцепления, в принципе возможно. Но нам там не прорываться надо, а работать.
— А работать нам аварийщики не дадут, — хлопнул ладонью по столу Джереми, — «Не знаю вас», значит. Откуда?
— Дюма-старший. «Десять лет спустя». Монк про Карла Второго, — отбарабанил Ангелов.
Тафнат растерянно переглянулся с Руди. Тот улыбнулся.
— Всё верно, Джерри. Ты, кажется, ждал другого ответа? Ладно, Петя, что у нас — за ночь?
— Белая Орша. Посёлок отдыха в 116 километрах к югу от Саратова. Население 148 человек. Бесследно исчезли 123 человека, находившиеся вчера в посёлке. Как и в обоих предыдущих случаях наблюдается значительное повышение концентрации озона. Анализ достоверности p<0.001. А полчаса назад по закрытому каналу аварийной службы передали, что во всех помещениях посёлка обнаружены следы янтарина.
— Оп-паньки, приехали. Странники?
— Ну, Руди, что делать будем? С боем прорываться?
— Выслушаем предложения. Начнём с младших. Петя?
— Мне кажется, прорываться нам необязательно. Я могу снимать информацию напрямую с мониторов аварийщиков, так что…
— Гм… Здорово. Это вы обязательно сделайте, Пётр Рупертович. Вот только аналитики у Аварийной службы — специалисты высшего класса. Глазами надо посмотреть.
— Сабина?
Сабина сидела, с ногами забравшись в своё кресло. Взгляд отстранённый и бессмысленный. Ангелов, нередко остававшийся в архиве на ночь, знал, что она способна сидеть вот так часами — совершенно неподвижно, глядя куда-то вдаль. Впрочем, от заточения своего она, похоже, особо не страдала, ночи напролёт читая какие-то пожелтевшие бумаги из дальних секторов архива. Дальше музея она вообще не забредала.
— Сабина?
— Не то, — чуть хрипловатым скучным голосом наконец ответила она, — Этим и без вас займутся. Занимаемся необъяснимыми явлениями? Тогда объясните, почему за последний год перестали писать больше сотни молодых и талантливых художников. Ни одной приличной картины.
— Понял. Запишем в план. Джерри?
За столом царила атмосфера нормального творческого бардака, ставшего в будущем фирменным стилем КОМКОН-2. Кадровому работнику СГБ или КОМКОН-1 с их полувоенной дисциплиной КОМКОН-Второй показался бы сборищем штатских шалопаев. Да любой юнец, рискнувший обсуждать приказ, вылетел бы с громким треском из КОМКОН-1 и без особого шума — из СГБ. А в КОМКО