— Это был самец… кажется, его зовут Асивасси…
— Еассасиви, Дочь Тупости? — наслаждаясь собой, загремела Амбаласи. Ты даже не можешь верно произнести его имя — и собираешься проповедовать ему учение Угуненапсы. Струнный нож, нефмакел, антисептик! — приказала она Сетессеи. — Судя по его реакции, твои речи не произвели на него особого впечатления. Экий смышленый, я начинаю все больше ценить их интеллект. Я обработаю антибиотиками твою рану, а потом ты покинешь это место, где вызываешь необратимые разрушения.
— Я останусь. Ты не заставишь меня…
— Неужели? — В гневе Амбаласи нагнулась, обдавая дыханием лицо Фар'. Смотри. Твои последовательницы собираются отнести тебя в город. А если они откажутся, я возьму хесотсан и убью их. А потом тебя.
Или ты сомневаешься в том, что я сделаю это?
Если Фар' и сомневалась, то компаньонки ее не сомневались ни минуты. Не дав Фар' опомниться, они по возможности мягко подхватили слабо сопротивлявшееся тело и повлекли прочь, невзирая на ее протест.
— А день, оказывается, не так плох, как показалось вначале, — блаженно выговорила Амбаласи и протянула вперед руки, чтобы восхищенная Сетессеи могла очистить их с помощью большого нефмакела.
Когда они возвращались в город, лодка оказалась более послушной, и Сетессеи скормила ей кусок рыбы в награду. Энге вновь поджидала их.
— Фар' вернулась и рассказала мне о твоих угрозах. Ты действительно убила бы ее?
Энге была явно расстроена, и Амбаласи не правильно истолковала причины ее настроения.
— Неужели для тебя жизнь одной мерзкой Дочери значит больше, чем судьба всех сорогетсо?
— Меня не волнуют ни сорогетсо, ни Фар'. Я опечалена тем, что известная ученая, знаменитейшая среди иилане', может решиться на убийство низшей.
— Гнев мой был настолько велик, что я могла бы даже откусить ей голову. Но гнев не вечен, хорошее настроение возвращается. Наука выше насилия. Скорее всего, я не тронула бы ее. Впрочем, не поручусь. А теперь позволь мне забыть эту Дочь Разрушения и выслушать от тебя известия радостные и важные, которые ты собиралась мне сообщить.
— С большим удовольствием. Но сперва ты должна усвоить восемь принципов Угуненапсы…
— В самом деле?
— Конечно. Как ты поймешь законы, по которым живет тело, не зная, чему повинуется каждая клетка?
— Принимаю укор, — вздохнула Амбаласи, опускаясь на хвост и принюхиваясь к слабому ветерку с реки. — Слушаю — и учусь.
— Первый принцип был дарован Угуненапсе в откровении, это извечная истина. Все мы живем между большими пальцами Духа Жизни, великой Эфенелейаа.
— Зрение у твоей Угуненапсы, должно быть, острее моего. За долгие годы занятий биологией я что-то не видела эту самую Эфенелейаа.
— Потому что ты не там искала, — с воодушевлением продолжала Энге. Дух Жизни внутри тебя.
Потому ты и жива. Когда усвоена эта истина, Эфенелейаа открывает другие. Далее идет второй принцип.
— Постой, давай пока ограничимся первым. Я так и не поняла тебя. Требуется определение новой концепции, непонятного мне термина. Что есть дух?
— Этим словом Угуненапса обозначала нечто присущее только иилане', незримую субстанцию, которую нельзя увидеть. Она говорит: вот двадцать фарги, десять из них йилейбе, не способные к речи, а десять — иилане'. Пока они молчат, различить их невозможно, Умри они — медицинское вскрытие не выявит никакой разницы между обеими группами. И потому все постигшая Угуненапса придумала слово «дух», чтобы описать это невидимое — в данном случае это дух речи. А чтобы говорить о жизни, она использовала имя «Эфенелейаа» — жизнь-вечность-внутреннее-сущее. Теперь ясно?
— И да и нет. Да — потому, что я слышу тебя и воспринимаю твои аргументы. А нет — потому, что я отвергаю эту концепцию духа как надуманную, несуществующую, затрудняющую мышление. Ну хорошо, оставим это на время, предположим, что да. Хоть я и отвергаю самую основу, но в порядке дискуссии хочу уяснить, что следует из данной концепции.
— Принимаю твои соображения, быть может, потом я еще раз попытаюсь объяснить тебе понятие духа. Я согласна — оно трудное.
— Не трудное, а неверное и неприемлемое. Но я же говорю — да, чтобы наш разговор не затянулся до вечера. Буду считать вашу истину гипотезой. Продолжай, Ты собиралась перейти ко второму принципу.
Энге знаком согласилась подискутировать.
— Пусть будет так, как ты сказала. Мы, признавая Эфенелейаа, понимаем, что обитаем в Городе Жизни, который включает в себя все города иилане' и не только их. Разве ты не видишь справедливость и простоту этой мысли?
— Нет. Это следует еще доказать. Продолжай.
— Далее идет третий принцип. Он гласит, что Дух Жизни, Эфенелейаа высшая эйстаа в Городе Жизни, а мы — обитательницы его.
Приоткрыв мигательные мембраны, которыми Амбаласи отгораживалась от натиска схоластики, ученая спросила:
— И твои сестры верят во все это?
— Верят… Да они живут этим. Только принципы Угуненапсы и дают нам волю к жизни.
— Тогда продолжай. Значит, вы признаете себя жительницами города — это уже кое-что.
Энге ответила знаками, означавшими великую мудрость:
— Твой разум находит мои аргументы прежде, чем я успеваю их высказать.
— Конечно!
— Тогда слушай четвертый принцип. Узнавая высшую истину, мы приобретаем новую силу, потому что мы преданы чему-то большему, чем просто город.
— Неудивительно, что все эйстаа иилане' дружно ненавидят вас.
— Пятый принцип гласит, что сила истины требует нового видения, позволяющего наблюдателю заметить и то, что видят живые, и то, что скрыто от них под землей, — тайный, но истинный порядок бытия.
— Сомнительно. У меня уже голова кружится от усталости. Но ты говорила, что решение скрыто в седьмом принципе. Нельзя ли перейти прямо к нему?
— Он следует из шестого,
— Говори поскорее и покончим с этим наконец.
Амбаласи изменила позу: хвост ее уже начинал неметь. В глазах Энге вспыхнул огонек убежденности, и она уверенным жестом подняла большие пальцы.
— В шестом принципе Угуненапса учит нас, что все живые существа взаимосвязаны и поддерживают друг друга. Этот высший порядок стоит над всеми живыми существами, разумными или неразумными, и существует с яйца времен.
Амбаласи жестом засвидетельствовала недоумение.
— Для этого мне не нужна твоя Угуненапса. Это же сжатое определение экологии…
— Седьмой! — с энтузиазмом продолжала Энге, не заметив слов Амбаласи. Признавая и понимая этот порядок, верные Духу Жизни сестры способны и обязаны жить ради мира и торжества жизни. Здесь лежит решение проблем нашего города.
— Естественно — только ты слишком долго подбиралась к выводу. Ты хочешь сказать, что Дочери, согласные со словами Угуненапсы, готовы совместно работать, дабы утвердить основы жизни?
— Мы верим в это, мы знаем это, так мы и поступим! А теперь восьмой и последний…
— Избавь меня хотя бы от него. Оставь про запас на тот день, когда я переутомлюсь и мне потребуется источник вдохновения. Лучше объясни, каким образом следование седьмой заповеди спасет город?
— Пойдем, я покажу тебе. Когда мы поняли, куда Угуненапса нас ведет, то стали стараться найти способ воплощения седьмой заповеди в жизнь. Теперь все стремятся работать в Городе Жизни, от желающих нет отбоя. Одаренные талантами возглавляют ряды добровольцев. Всем нужны твои наставления, все хотят отпраздновать твое благополучное возвращение.
Выпрямившись, Амбаласи прошлась вдоль причала туда и обратно. Вечерний ветерок посвежел, близилось время сна. Обернувшись к Энге, она протянула к ней руку, соединив большие пальцы в знак того, что между ними находится важный вопрос.
— Ты правильно сказала, и это меня радует. Но я обрадуюсь еще больше, когда увижу систему в действии.
Но не дала ли Угуненапса в премудрости своей ответ еще на один важный вопрос, который я задавала тебе?
Энге ответила знаком тревожного отрицания.
— Увы, здесь даже она бессильна. Когда я вижу, как спасают город, радость наполняет меня. И меркнет, когда я думаю о смерти, ожидающей Дочерей Жизни.
Мы останемся здесь и состаримся, изучая мудрость Угуненапсы.
— Состаритесь и умрете — и всему придет конец.
— Всему, — мрачно отозвалась Энге. Поежившись, словно от холодного ветра, она протянула вперед ладони и усилием воли заставила зеленую кожу порозоветь в знаке надежды. — Но я не прекращу попыток отыскать выход и из этого тупика. Он должен существовать. И я признаю, что пока не способна его найти. Ведь выход есть, правда, великая Амбаласи?
Та промолчала, не желая огорчать Энге. А потом отвернулась и принялась разглядывать небо и воду. Но вечерний свет заставлял помнить о смерти.
Вейнте' о смерти не думала. И о жизни тоже. Она просто существовала. Ловила рыбу, когда чувствовала голод, пила из родника, когда хотелось пить. Бездумное и бесцельное существование устраивало ее. Но иногда приходили воспоминания — и тогда Вейнте1 теряла покой и, охваченная эмоциями, начинала щелкать зубами.
Ей не нравилось это.
Лучше было не вспоминать. И вообще не думать.
Глава восьмая
Janasso to tundri hugalatta,
ensi to tharmanni — foci er
suas tharm, so et ho/a likiz modia.
Смотри на лес, а не на звезды -
Не то глазом не успеешь моргнуть,
Как твой тхарм окажется на небе.
Когда жара стала невыносимой, Керрик велел сделать привал.
— Рано, — недовольно буркнул Харл.
Шло уже шестнадцатое лето его жизни, и он уже был больше охотником, чем ребенком.
— Для тебя да. Но мы переждем здесь жару и пойдем дальше, когда станет прохладнее. Если сильный охотник не хочет ждать, он может разведать тропу. Быть может, твое копье найдет свежее мясо.
Харл обрадованно бросил шесты травоиса на землю и схватил копье. Но Керрик остановил его.
— Возьми стреляющую палку.
— Она не для охоты.