Делай как они прикажут: эти твари несут насилие и смерть.
— Правильно говоришь, Энге.
Сверху на них упала тень Вейнте', но и Элем не обратила на нее внимания.
— Неважно, где ходишь сегодня, если в завтра и завтрашнем завтра будешь идти путем Угуненапсы.
Глава тридцать пятая
Расставание получилось веселым — таков обычай у парамутанов. Все знали: если печалиться перед дорогой, можно накликать неудачу, бурю, ненастье. Ханат и Моргил, чрезвычайно довольные результатами обмена, с хохотом помогали парамутанам сталкивать иккергак в море. Огромные волны то и дело окатывали их с головой. Наконец кораблик закачался на воде. Калалекв поднялся на борт последним. Сильные руки помогли ему забраться, подтянув за руки и за хвост.
— После зимы мы вернемся и принесем много разных вещей. Приходите!
— Придем! — отозвалась Армун, стараясь перекричать шум волн. — Мы будем здесь.
— Что сказал мохнатый? — спросил Ханат, выбивая зубами дробь.
Посинев от холода, он закутался в одну из своих новых шкур.
— Они хотят меняться.
— Мы тоже! На будущий год придем пораньше и сделаем порро. Им понравится.
— Даже и не думай, — сказал Керрик, — ты ведь не жил с ними зимой под снегом. Они странный народ.
— А мне нравятся, — вмешался Моргил, — они веселые. А теперь скажи, что за вонючую черную грязь ты зарывал? Я до сих пор чувствую ее запах.
— Эта грязь сохранит нам жизнь, когда они умрут, — сказал Керрик, показывая свой хесотсан. — Парамутаны умеют делать сильный яд, называемый таккуук.
Им они убивают самого большого морского зверя. Им можно убивать и мургу. Теперь мы знаем, как его делать. Я-то всего не помню. Его Армун с Калалеквом варили. Все довольно сложно.
— Не очень, — отозвалась Армун. — Просто нужно, чтобы кровь и внутренности перегнили как следует, потом надо добавить коренья. Я знаю это растение, нам всегда запрещали подходить к нему и трогать. Теперь я поняла почему.
— Эта вонь сразит раньше нас, чем мургу, — проворчал Ханат.
— Не думаю. — Керрик поднял копье. — Второй раз его надо зарывать в маленьких кожаных мешочках вместе с наконечниками. Будем закапывать с ним стрелы, специальные стрелы для мургу. И когда будем стрелять в марага, наконечник проткнет мешочек, острие войдет в тело, яд выльется, и тварь погибнет.
— Так и сделаем, — с огромным энтузиазмом откликнулся Моргил. — Мы тебе поможем, Армун, и наделаем кучу стрел с таккууком. А потом предложим их в обмен другим саммадам. Или пойдем в долину саску — поменяем на ткань.
— Ты, наверное, скоро разучишься охотиться, — сказала Армун. — Все бы тебе меняться.
— А что? Захочу — поохочусь, но и меняться — дело хорошее,
Шкур и мехов оказалось столько, что Ханату и Моргилу пришлось вырезать шесты для травоиса. Волокуша была тяжелой, и они по очереди тащили ее на юг.
Ночи стояли холодные, днем тоже было зябко, но под новыми шкурами было так тепло спать.
«Звезды здесь как будто поярче, чем на острове, — подумал Керрик, вглядываясь в небо, когда Армун заснула. — Если звезды — тхармы охотников, то где же им светить ярко, как не на севере, где погибли тану.
Когда-нибудь снега растают, и они снова вернутся в горы. А пока — все живы, саммады растут, и мургу не страшны, даже если сдохнут все хесотсаны. Завтрашнее завтра сулит добро. Так частенько говорили иилане'».
Припомнив эти слова, Керрик машинально шевельнул ногами и сложил руки. Армун застонала во сне, и он замер.
Забыть иилане' и быть только тану…
Они быстро шли по знакомой тропе. Дважды на них набрасывались большие мургу, и тогда приходилось обращаться к стреляющим палкам. Ели досыта. Когда Ханат или Моргил не тянули травоис, они по очереди исчезали в лесу и возвращались с убитым марагом или оленем. Каждую ночь путешественники разводили костер, жарили мясо и наедались на весь завтрашний день.
Так они продвигались на юг.
Вскоре им попалась тропа, которая вела к другим саммадам, Завязался спор — не свернуть ли. Ханат и Моргил желали меняться. Керрику было все равно, но Армун держалась твердо.
— Нет. Может быть, они на юге. Если нет — то вы вдвоем в любое время можете сходить к ним. Возвращаемся домой! Там мои дети, и я хочу их видеть.
Она с укором посмотрела на Керрика.
— Ах да. И я тоже, не будем останавливаться. Идем к нашему острову.
Дни становились короче, и за день им уже не удавалось много пройти. Это раздражало Армун. Она стала заставлять охотников пускаться в путь затемно и не останавливаться до глубокой ночи.
— Я устал, — однажды вечером сказал Ханат, глядя на темнеющее небо. По-моему, пора остановиться.
— Идем дальше, — сказала Армун. — Я тоже устала, но если доберемся до стоянки возле ручья сегодня, то завтра еще до темноты придем на остров. Иначе я пойду одна. Дайте мне стреляющую палку.
— Ладно-ладно, — отозвался Ханат, налегая на кожаные лямки.
Ночью шел дождь, поутру слегка прояснилось. Армун разбудила охотников, смеясь в ответ на их ворчание. Выйдя на тропу, все заторопились — хотелось побыстрее оказаться дома. Днем они даже не стали делать привал и перекусили на ходу холодным мясом.
И ничего не пили — каждый из них мог целый день обходиться без воды.
Керрик не заметил бы тропы, ведущей к острову, но Моргил вовремя остановил его. Не доходя до брода через пролив, они повстречали охотников из своего саммада. Раздались приветствия, сопровождаемые одобрительными возгласами при в 'да мехов и шкур. Охотники вызвались помочь доставить новые приобретения в лагерь.
Едва они подошли к стоянке, Херилак разразился приветственным воплем. Из шатра появилась Малаген с Исель на руках. Девочка с радостным смехом потянулась к матери, Армун схватила ее и прижала к груди.
— Значит, парамутаны приходили, и вы менялись, — сказал Херилак, щупая мягкие шкуры.
— Да, саммадар. И даже более того, — ответил Керрик. — У них есть штука, которая зовется таккуук, и мы научились ее делать. Это очень важно для тану.
— А где Арнхвит? — спросила Армун, прижимая к себе дочь и оглядывая собравшихся детей. — Где он?
— Его здесь нет. Я знаю, где он, — ответил один из мальчишек. — Он ходит на запретный остров и там дрыгается перед марагом.
Он смеясь стал раскачиваться, но смех тут же сменился жалобным воплем: Армун толкнула его, и мальчишка полетел кубарем.
— Откуда ты знаешь? Ведь ты не был там, это запрещено. Ему нельзя одному ходить туда.
Она гневно взглянула на Керрика.
— Пойду приведу его, — сказал тот, забирая стреляющую палку. — Пойдем со мной, друг Херилак, мне многое нужно тебе рассказать.
— Идем, — ответил саммадар и отправился за луком и стрелами.
— Мы уже добрались до нужного места? — поинтересовалась Вейнте', сравнивая снимок с проплывающими мимо берегами.
— Да, — ответила Акотолп и ткнула в снимок пальцем. — Мы сейчас здесь, рядом с этими небольшими островами у берега. А вот здесь остров побольше там и находится логово устузоу.
— Урукето сможет подойти к нему?
— Нет, проливы между островами чересчур мелководны.
— Понятно. А где то место, где обретается иилане'?
— Тут — на острове со стороны моря.
— Здесь и высадимся. Сначала будем говорить с ней. Устузоу коварны. Но мы должны напасть первыми.
А она сможет помочь нам. Она скажет, здесь ли тот, который мне нужен, и где его искать. Умрут остальные или нет — для меня неважно. Мне нужна только его смерть. — Она отрывисто приказала Элем:
— К острову, ближе. Вызвать наверх Энге.
Урукето приближался к берегу, когда Энге поднялась на плавник.
— Плыви к берегу! — приказала Вейнте'. — Акотолп поплывет за тобой. И не забудь про ее хесотсан.
А я поплыву со своим. Если у Элем появится желание немедленно отправиться обратно, едва мы окажемся на берегу, мы убьем тебя. Понятно?
Энге сделала утвердительный жест и спустилась по спине урукето к воде. Следом за ней нырнула Акотолп.
Бежать Энге не собиралась, потому что знала — тогда Вейнте' убьет экипаж урукето. А потому стала ждать Акотолп на берегу. Вейнте' быстро плыла за толстухой,
— Я пойду первой, — сказала она, — следуйте за мной.
Она неторопливо поднялась на вершину дюны, глубоко взрывая когтями песок. Дюна заросла высокой травой, Вейнте' медленно раздвинула ее, чтобы посмотреть, что делается внизу. И замерла без движения, только рука за спиной извивалась, требуя молчания. Внизу Вейнте' увидела две фигуры и прислушалась, о чем они говорят.
— Попробуй снова, — сказал Арнхвит, держа хардальта за щупальца перед Надаске'.
— Грардал, — ответил Надаске', повторив движение мальчика.
— Не грардал, а хардальт. Хардальт. И не шевели руками.
— Но ты шевелил.
— Да. Но когда говорят на марбаке, пользуются только звуками.
— Глупая-уродливая речь. Она годится только для устузоу.
Заметив чью-то тень, Надаске' взглянул вверх одним глазом и метнулся к укрытию.
— Немедленное прекращение движения! — приказала Вейнте', спускаясь вниз. — Если у тебя там хесотсан, только тронь — и немедленно умрешь. Выходи, и с пустыми руками!
Надаске' медленно вышел из шалаша с опущенными руками. Вейнте' поглядела на него, наклонилась вперед и фыркнула:
— Самец! И вроде знакомый.
— Мы уже встречались, Вейнте'. Ты не помнишь. А я помню. Ты была эйстаа Алпеасака и послала меня на родильные пляжи. Но я вернулся.
Вейнте' сделала жест холодного негодования по поводу проявленного негодным самцом гнева и сообщила, что с удовольствием отошлет его туда еще раз, — и немедленно. Но ее внимание привлек Арнхвит, который с округлившимися от страха глазами смотрел на нее и на мургу, спускавшихся по склону. Двое, которые держали хесотсаны, двигались угловато и резко не так, как Надаске'. Он сделал еще шаг назад и остановился, когда первый мараг жестом приказал прекратить движение.
— Я видела, как ты разговаривал с этим самцом.