Глава шестая
Es aii than heHa, man fauka naudinzan.
Tigil Jiammar ensi tharp i
Iheisi darrami thurla.
Олень идет – охотники следом.
Издалека зверя стрелой не сразить.
Санонс не одобрял таких собраний тану. У саску был заведен другой порядок. Мандухто думали головой – не руками же работать тем, кто знал Кадайра, его пути в этом мире и прочие тайны. Когда дело касалось важных вещей, они и думали, и решали, А тут разброд и разговоры. Всякий может высказаться. Даже женщина!
Но на морщинистом смуглом лице Саноне не отражались эти мысли, Невозмутимая физиономия ничего не выражала. Скрестив ноги, он сидел у огня, слушал и наблюдал, но не произносил ни слова. Не время. У него была причина сидеть здесь, хотя он саску, а не тану, и причина эта маячила в темноте, среди женщин, за рядом сидящих охотников. Почувствовав на себе его взгляд, Малаген быстро спряталась в тени. Выражение лица Саноне не изменилось... не изменилось и позже – хотя ноздри его раздувались от негодования, – когда орда визжащих детей промчалась мимо, засыпав его песком. Отряхнувшись, он обратил лицо к Херилаку, поднявшемуся, чтобы говорить.
– Сделано многое. Вырезали новые шесты для травоисов, починили кожаную упряжь, мяса накоптили.
По-моему, сделали все, что нужно было сделать. Говорите, кто знает что еще не закончено?
Меррис вскочила на ноги, отвечая оскорбительными жестами охотникам, пытавшимся ее остановить. Ростом с любого охотника и не слабее мужчины, эта женщина со дня смерти Улфадана управлялась с хозяйством одна.
– Ты говоришь – уходить из долины саску. А я говорю – остаться.
Женщины вокруг нее молчали, охотники разразились возмущенными воплями. Она подождала, пока голоса умолкли, и вновь заговорила:
– Охотники, у вас рты не с того конца, говорите – говорите, а слышится вовсе не то. Здесь есть еда, в горах хорошая охота. Зачем уходить?
Женщины отозвались одобрительным ропотом, разгорелась жаркая перебранка. Невозмутимый Саноне прислушивался. Подождав немного, Херилак понял, что тишины ему не дождаться, и рявкнул, призывая к молчанию, Ему повиновались – ведь он командовал охотниками в битвах с мургу и они уцелели.
– Здесь не место обсуждать такие вопросы. Тану не убивают тану. И не командуют другими тану. Уйдут те охотники, кто хочет. А те, кто не желает, пусть остаются.
– Только охотники! – прогремела Меррис. – А у женщин больше нет голоса?
Сдержав гнев, Херилак подумал: неплохо бы ей угомониться.
– Пусть каждая женщина разговаривает со своим охотником, пусть все сами решают, чего хотят. Мы собрались здесь для того, чтобы выяснить, готовы ли те, кто хочет уйти из долины.
– А вот я не хочу уходить! – Меррис протолкалась к огню и огляделась. Разве что меня отсюда выгонят. Что скажет мандукто саску Саноне?
Все с интересом уставились на Саноне. Он поднял руки к плечам ладонями наружу. И ответил на марбаке почти без акцента:
– Саску и тану вместе воевали на берегу, потом воевали здесь, в этой долине. Мы рады видеть тану здесь, но мы отпускаем всех, кто хочет уйти. Тану и саску как братья.
– И сестры, – коротко дополнила Меррис. – Я остаюсь! – С этими словами она повернулась и отошла.
Женщины сочувствовали ей, но молчали. Все они свободны, как заведено у тану, всяк живет сам по себе.
Не нравится саммадар – можешь искать новый саммад. Но с охотником отцом твоих детей – связывает нечто более крепкое. Охотники рвутся в лес, их не остановишь.
Разговор все шел и шел. Костры догорели, дети отправились спать. Саноне терпеливо ждал своего часа и, почувствовав, что он настал, поднялся.
– Я пришел сюда по двум причинам... Могу ли я говорить с тану?
– Не спрашивай, говори, – велел Херилак. – Боевая дружба – прочные узы.
– Тогда я требую, чтобы родившийся здесь мастодонт по имени Арнхвит, через которого с нами говорит Кадайр, остался в долине. Ясно ли это вам?
– Об этом никто и не думал спорить.
– Саску благодарят. Теперь второе. Среди вас есть не тану, но саску. Это Малаген, женщина храброго воина Симмахо.
– Убитого!.. – гневно выкрикнул Невасфар.
Саноне печально кивнул.
– Погибшего в битве с мургу. Но женщина эта, Малаген, жива, и она саску.
– Теперь она моя женщина, и не о чем говорить! – крикнул Невасфар, шагнув вперед со сжатыми кулаками. – Она уйдет со мной.
– А я слышал, что у тану каждый говорит за себя.
Что же ты решаешь за Малаген?
Саноне прищурившись смотрел на охотника снизу вверх. Невасфар затрясся от гнева. Взяв его за руку, Херилак успокаивающе сказал:
– Охотник уважает седины. Садись. – Подождав, пока Невасфар, бурча под нос, возвратится на место, Херилак ткнул пальцем в сторону женщины саску. – Хочешь говорить, Малаген?
Со страхом глянув в сторону саммадара, Малаген закрыла лицо руками. Херилак не хотел никаких неприятностей. Женщина, конечно, промолчит – так положено у саску. Он знал, что Малаген решила уйти с Невасфаром. Понимал Херилак, что Саноне внимательно глядит на него, ожидая ответа. Выбирать было не из чего.
– Я не вижу ничего сложного. Разве Саноне не говорил, что тану и саску вместе бились в городе на берегу океана, а потом пришли в эту долину, где снова вступили в бой. И по великодушию своему он сказал, что тану вольны как остаться здесь, так и беспрепятственно уйти отсюда. Мы ведь братья... и сестры тоже.
Так говорят и тану. Пусть Малаген уходит с нами, если желает.
Саноне ощутил недовольство, оказавшись побежденным собственными словами, но он не стал проявлять его – просто в знак согласия поднял руку, встал и отправился восвояси. Глядя в удалявшуюся спину мандукто, Херилак надеялся, что саску не сочтут случившееся поводом для раздоров и несогласия. Вместе бились, можно и спокойно расстаться. Он опять повернулся к саммадам.
– Утром уходим. Все ли согласны с выбранным путем? На севере слишком холодно, не стоит возвращаться к заснеженным перевалам. Идем на восток тем же путем, которым пришли, до великого моря. Там осмотримся и примем решение.
– Там же широкая река. Через нее придется переправляться, – заныл фракен.
Он был уже стар и немощен, к тому же не пользовался почти никаким уважением. Никто не обращал внимания на его прорицания над совиными шариками.
– Эту реку мы уже пересекали, алладжекс. Сделаем плоты, а мастодонты переплывут сами в нешироком месте. Это нетрудно. Кто-нибудь еще хочет говорить?
Значит, решено. Утром уходим.
Как всегда перед дальней дорогой, протестующих и сердито похрюкивающих мастодонтов запрягли еще до рассвета. К восходу все уже было готово. Стоя у тропы, Херилак проводил первого слона взглядом. Путь знакомый, и не в обычае было, чтобы саммадары предводительствовали в пути. С огромным облегчением он заметил Саноне среди провожавших саску. Подойдя к мандукто, Херилак положил руку на его плечо.
– Мы еще встретимся, друг мой.
Печальный Саноне отрицательно качнул головой.
– Не думаю, мой друг. Я не молод и более не хочу покидать нашу долину. Я повиновался указаниям Кадайра, видел такое, чего прежде саску не знали. И теперь я устал. А ты? Мне кажется, что и ты более не пройдешь этим путем.
Херилак грустно кивнул.
– Теперь в этом нет нужды. Я буду искать тебя на небе среди звезд.
– Все мы идем путем Кадайра. Если Керрик жив и ты встретишь его, передай: Саноне от имени всех саску благодарит его за подаренную жизнь.
– Я передам, – ответил Херилак, отвернулся и более не смотрел на долину саску, с которыми многое связывало его народ.
Возле реки он нагнал медленно шествующие саммады, миновал их. Саммад Келлиманса был невелик – всего один мастодонт. Но, проходя мимо, Херилак заметил, что саммад вырос вдвое. Шагая широко, как воин, Меррис вела вперед своего мастодонта.
– Вижу среди тану тех, кто хотел остаться у саску, – сказал Херилак.
Меррис вышагивала, набив рот копченым мясом.
Достав изо рта непрожеванный кусок и сплюнув, она заговорила:
– Разве саммадар Херилак не рад меня видеть?
– Ты тану.
– Конечно. Поэтому я и решила, что мне нечего делать в этой тесной долине – работать в полях и судачить о пустяках с женщинами саску. Тану не может жить без леса, тану вольны идти, куда захотят.
Херилак был озадачен.
– Тогда зачем ты все это наговорила? Я не вижу причин... – Он недоумевал, пока не заметил хитринки во взгляде женщины. Тут его осенило. Херилак разразился хохотом и одобрительно хлопнул женщину по плечу. – Ты хитра, как женщина, и решительна, как охотник. Ты знала, что Саноне недоволен тем, что Малаген, женщина саску, оставляет долину. И ты лишила его возможности протестовать, прежде чем он решился на это. Ты вовсе не собиралась оставаться!
– Это ты сказал, отважный Херилак. Слабой женщине приходится прибегать ко всяким уловкам, чтобы уцелеть в мире могучих мужчин.
И с этими словами она угостила его не менее дружеским ударом, так что Херилак даже пошатнулся, но не перестал хохотать.
«Понял ли Саноне, что его провели?» – гадал Херилак. Он мог заподозрить это еще вчера, но теперь, узнав об уходе Меррис, конечно же догадается... Как все-таки хорошо вновь идти. Он тронул металлический нож Керрика, висевший теперь у него на груди, и подумал: жив ли он... Если жив Херилак разыщет его.
Тропа шла вдоль леса к северу – к броду через реку. Там, возле воды, их дожидались Ханат и Моргил, изгнанные из долины за кражу священного порро. Заметив их приближение, Ханат замахал руками, а Моргил лежал на траве без движения. Херилак встревожился.
Может быть, что-то случилось или где-то рядом мургу?
Схватив стреляющую палку и копье, он сбежал к воде.
Увидев его, Ханат замахал вновь и грузно осел на землю возле приятеля.
– Что случилось? – спросил Херилак, ожидая увидеть раны и кровь, но не находя их.
– Это порро, – сиплым голосом произнес Ханат, указывая на глиняный кувшин возле входа в шатер. – Плохой порро.