– А можно еще раз посмотреть?
– Потом. Сейчас я вас кое-чем угощу.
Они отправились с Надаске' на другой конец острова. Там, у линии прилива, была вырыта яма. Надаске' отодвинул закрывавший ее плоский камень. Под ним лежали ракушки, покрытые влажными водорослями.
Выбрав для гостей угощение покрупнее, Надаске' сунул в рот ракушку и с хрустом стал жевать.
– Зубы Надаске' прочны многократно, – сказал Керрик, открывая раковину кремниевым ножом. – Зубы устузоудля этого не годятся. Тут нужен каменный зуб.
– Или металлический, – добавил Арнхвит, снимая с шеи нож.
– Нет, – произнес Керрик, – не делай этого.
Арнхвит удивленно поднял глаза. Керрик сам себе удивился. Отдав сыну кремниевый нрож, он забрал у него металлический и потер его пальцем. Нож бьгл поцарапанный и щербатый, но острый – Арнхвит точил его о камень.
– Это был мой нож, – произнес он, – и всегда висел на шнурке у меня на шее, а потом на металлическом обруче – вот как этот.
– Один большой, другой маленький, очень похожи, – проговорил Надаске'. – Объяснение-существование-сходства.
– Они сделаны из небесного металла, так мне говорил Херилак. Он сам видел, как с неба упал камень, который оказался не камнем. И вместе с другими охотниками Херилак отправился его рызыскивать. Нашел камень саммадар по имени Амагаст. Оказалось, что небесный металл тверд, но его можно резать зазубренным тонким камнем. Так сделали эти ножи, и большой, и маленький. Амагаст носил тот, что побольше, а маленький нож отдал сыну. Амагаст был моим отцом. А теперь уже мой сын носит его.
– Что есть отец, что есть сын? – спросил Надаске', потирая пальцем блестящую металлическую поверхность.
– Мне трудно объяснить тебе это.
– Ты считаешь меня фарги, неразумной, неспособной понять и постичь?
Керрик жестами попросил прощения.
– Нет, просто это относится к тому, как рождаются устузоу. У нас нет яиц, нет эфенбуру в море. Дитя выходит из матери, а потому знает и своего отца.
Надаске' ответил жестами смущения и сомнения,
– Слова Керрика истинны. Многое в устузоу недоступно моему пониманию.
– Скажем так: мы с Арнхвитом – маленькое эфенбуру. Близкое-тесное.
– Понимание частичное, пояснения приняты. Ешь еще.
Вскоре Арнхвиту надоели разговоры, и он стал беспокойно оглядываться. Заметив это, Керрик подумал: нельзя, чтобы встречи с Надаске' надоедали ему. Пусть они всегда будут интересными и желанными.
– Пора идти, – сказал Керрик. – Птицы садятся на болото – может быть, и подстрелишь какую-нибудь.
– Краток визит – кратка жизнь, – мрачно проговорил Надаске', огорчившись, что гости уходят.
– Скоро еще раз приду – со свежим мясом, – пообещал Керрик и отвернулся.
Он взял хесотсан, смахнул с него песок.
И окаменел.
– Что ты увидел? – спросил Надаске', видя тревогу в его позе.
– Да ничего. Просто песок налип на этот дурацкий хесотсан.
Керрик потер его пальцами, еще раз... Маленькое серое пятнышко не исчезало.
Глава двадцать шестая
Керрик не хотел говорить о том, что обнаружил – словно от этого пятно могло исчезнуть. К молчанию отца Арнхвит, шествовавший впереди, отнесся одобрительно. Он выстрелил в гревшуюся на солнышке ящерицу и промазал. И весь обратный путь сидел на носу, опустив руку в воду, Керрик хотел предостеречь мальчика, припомнив случай, происшедший с ним в детстве, ужас, охвативший его при виде вставшего из воды марага.
Но это было так давно; к тому же вряд ли могло случиться что-то подобное.
Они причалили к берегу, вытащили из воды лодку и перевернули ее. Арнхвит понесся к шатру. Керрик снова взглянул на хесотсан. Пятно не исчезало.
Возле костра было тихо. Армун поняла, где они были, и неодобрение сквозило в каждом ее жесте. На этот раз Керрик не пытался заговаривать с нею, заставить ее не думать об этой поездке на остров, и тоже молчал. Уставший за день Арнхвит уснул прежде, чем на небо высыпали первые звезды. Забросав песком тлеющие угли, Керрик отправился к ручью. Там он долго и безжалостно тер ладони друг о друга. Впрочем, если он сам заразил свое оружие, уже поздно. Помахав руками в воздухе, чтобы обсохли, Керрик направился к шатру Херилака.
Проходя через поляну, он заметил, что Меррис переставила свой шатер. Теперь он стоял возле шатра саммадара. Под откинутым пологом сидела Даррас с куколкой, сплетенной из сухих травинок. Девочка не стала разговорчивее, но теперь она улыбалась. Полог шатра Херилака был опущен, и Керрик услыхал за ним смех. Он хотел окликнуть саммадара, но понял: смеялась женщина. Хорошо. Керрик опустился на шкуру возле Даррас.
– Я еще не видел у тебя этой куклы.
– Бабушка сделала. Смотри, какая красивая. Ее зовут Милде. Как мою маму.
– Очень хорошая кукла.
Керрик подбросил в огонь сухих ветвей, языки пламени взвились выше. Полы соседнего шатра поднялись, из него вышла Меррис и села возле Керрика.
– Даррас мне показывала свою куклу. Она очень ею довольна.
Меррис улыбнулась и кивнула.
– Довольна не только она.
К костру подошел Херилак и поздоровался с Керриком. Они уселись у огня, поглядывая на женщину и ребенка. Херилак казался таким же довольным, как Меррис. Керрику не хотелось портить ему настроение:
Слишком уж. долго Херилак был мрачным и неулыбчивым. Они поговорили об охоте, саммадах, о долине саску. Наконец Меррис увела девочку в шатер и опустила полог.
– Летом здесь, наверное, жарко, – сказал Херилак, – а вот зимой не холодно. Этот остров просто прекрасное место для стоянки.
– Ну а в горы-то пойдем? Ведь фракен велел, когда умирал.
– Старый Фракен был дурнем. Ты сам много раз говорил. На севере зима и нет ей конца.
– Кажется, моя стреляющая палка заболела.
Херилак долго молчал. Потом заговорил с привычной угрюмостью:
– Когда-то это должно было случиться. Снова надо отправляться за новыми.
– Значит, снова пойдем в город? Будем воровать?
Убивать мургу?
– А ты можешь предложить что-нибудь другое?
Керрик медлил с ответом. Он сидел молча, сжав кулаки так, что побелели костяшки.
Над деревьями показалась луна, осветив поляну холодным светом. Над головой бесшумно пролетела сова, в лесу крикнул какой-то ночной зверь.
– Нет, – нерешительно ответил Керрик. – Ничего другого я придумать не могу. Мы знаем, где искать стреляющие палки. Но если нас заметят...
– Теперь тебе не обязательно идти. Я ведь знаю, где эта яма,
– Я не боюсь идти в город.
– А я и не говорил этого. Я только хотел сказать, что теперь будут рисковать другие. Ты сделал свое, и уже не раз.
– Это неважно. Я боюсь, что мы становимся зависимыми от мургу и их города. Мы пойдем: другого выхода нет и когда-нибудь нам придется сделать это. А вдруг в городе нас увидят мургу? Что тогда будет?
– Не загадывай так далеко. Думай только о завтрашнем дне.
– Нет. Если бы мы жили в горах и били оленей, ты бы мог мне это сказать. Но не теперь. Мы в ловушке, из которой нет выхода.
– Давай на этот раз пойдем большим отрядом. И достанем побольше палок.
– Нет. Риск слишком велик. Пойдут двое. Без палок. Когда отойдем от стоянки, надо будет искупаться: прямо в одежде и неоднократно. Эта болезнь не должна передаться новым стреляющим палкам.
– Я не понимаю, что общего между купанием и болезнью.
– Я тоже, – криво усмехнувшись, ответил Керрик, – но мне об этом говорила та, которая знает. Еще до нашей встречи, когда я был очень болен...
– Стало быть, это мараг тебе говорил?
– Да. Ты видел город, ты видел растения, с помощью которых они хотели погубить нас в долине, и понимаешь, сколько они знают о живых существах.
Этот мараг очень много знает, он говорил мне, что болезни разносят маленькие живые существа.
– Я видел – черви в ранах...
– Нет, они еще меньше, такие, что даже глазом не увидеть. Знаю, что в это трудно поверить, но она так сказала. Может, и эта хворь так же передается от одной палки к другой. Не знаю. Но если, умывшись, ее можно остановить, значит, придется всякий раз мыть руки.
– Конечно. Мытые охотники и пахнут лучше. Значит, вдвоем... Ты и я.
– Нет, – с внезапной твердостью сказал Керрик. – Ты саммадар, я не могу приказать тебе делать что-то или не делать. Я возьму такого охотника, который будет повиноваться мне. Мы пойдем тихо, скрываясь от мургу. И не будем никого убивать. А ты разве сможешь не убивать, если я скажу тебе?
– Не смогу, ты прав. Но кого ты возьмешь? Твой саммад невелик. И охотник в нем только Харл.
– Он искусный охотник и хороший ходок. Ему и идти со мной. Я сказал.
– Ты делаешь ошибку...
– Возможно... но это моя ошибка.
Херилак сердито нахмурился, но возражать не стал.
Решение было принято.
– Когда вы уходите?
– Скоро. Нужно сходить и вернуться с новыми палками, пока не начали гибнуть те, что у нас есть,
Добавить было нечего, и охотники молча расстались.
...Керрик проснулся с первыми лучами солнца, хотя почти не спал ночью. Он лежал не шевелясь и слушал спокойное дыхание Армун, пока солнце не осветило стену шатра. Тогда он неслышно выскользнул наружу и пошел к укрытию, где прятал хесотсан. Осторожно развернув шкуру, он подставил его солнечным лучам.
Мертвое пятнышко не исчезло, но теперь оно стало больше.
Полог шатра охотников был откинут, и Ортнар уже сидел возле него, привычно нахмурившись.
– Я хочу поговорить с Харлом... – начал Керрик.
– Я еще спал, когда он ушел. Он знает место, куда на рассвете приходят олени. Когда-нибудь этот парень станет искусным охотником.
– Ладно, поговорим, когда вернется.
Добавить было нечего: Ортнар не любил праздной болтовни. Керрик пошел к своему шатру. Армун уже не спала и разводила огонь.
– Я видела, как ты ухаживаешь за стреляющей палкой. Слишком уж ты печешься о ней.
– Не слишком. Она заболела.
– Опять! – вскрикнула Армун.