Корень любой революции в слабости человека. В убеждении, что каким создан, он бессилен противостоять злу. Революция есть восстание слабого человека против Творца своей слабости. Суд над Ним. Истинный Страшный Суд и конец прежде сущего. Но и тут нам послабление. Твой Крум прав. Вера в человека сменит веру в Бога не сразу — за несколько лет.
Любая революция от слабости. Она бунт человека против Бога, к которому он не сумел прийти. Уже в Писании уныния не меньше надежды. Мы идем к Господу, это правда, но каждый шаг дается с трудом, иногда мы едва переставляем ноги. Но и в хорошие времена в человеке много потерянности, печальной робости. Мы не верим в себя, потому что мало верим в Господа. Мир, будто он создан сатаной, внушает нам трепет — чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй. Страшась, мы хотим вернуться в Египет. Не идем в Землю Обетованную, огибаем, обходим ее стороной, объясняя, что там живут великаны, с которыми не совладать. Хуже того, эта земля плохая, она губит своих жителей.
Конечно, в школе на уроке мы звонко повторим, что Бог есть и мы Его любим, но между Ним и нами столько соблазнов, всё это сильнее нас. Когда Иеремия требует от иудеев отослать иноплеменных жен, мы понимаем, что иначе нельзя: только скит или нож скопца могут оградить от зла. В том мире, в котором мы живем, Потоп еще не кончился. Жизнь слишком непрочна, по-прежнему на волоске; оттого мысль, что, когда сойдет вода, всё должно быть отстроено по-другому, не может не привлекать.
Революция — дело рук оставленных Богом, забытых Им.
Сначала Бог, будто вождь, шел во главе Израиля в столбе огня и дыма. Позже, когда вера окрепла, Он определил себе место в Святая Святых, перекочевал в самое нутро народа. Революция — попытка исторгнуть из себя Бога, который вывел нас из Египта.
Сначала мы думали, что Бог оставил Свой народ, а потом решили, что Его просто нет.
Большевики сказали, что Бога нет, столб дыма и огонь — обыкновенный фокус, обман для простаков. Идти сделалось не за кем, и народ повернул, без ропота пошел обратно в Египет.
Кто был Ленин и почему люди за ним пошли? Ответ прост, как правда. До Христа мы были обречены веки вечные гореть в аду. Лишь воплотившись в человека, гонимый, преследуемый, узнав нашу долю, Господь смягчился и на кресте искупил, взял на Себя первородный грех. Но и после Иисуса спасались немногие. Остальные, как были зачаты во грехе, так в нем и умирали. Надеялись, ждали, что Спаситель вспомнит о них, снова сойдет на землю, но Он не шел.
И вот, когда мы отчаялись, явился Ленин. Сказал, что дело не в первородном грехе и не в других грехах человека: само устройство жизни с начала до конца, от первого дня до дня нынешнего таково, что спастись шанса нет. И до Ленина говорили, что мир плох, что по недомыслию, но не исключено — и намеренно, жизнь слишком коротка, за такой срок разобраться, где добро, а где зло, выбрать добро и прийти к Господу невозможно. Ленин это подтвердил. Он сказал, что вокруг везде грех и греху учит. Щедро раздавая индульгенции, оправдал не только современников, но и каждого от Адама, все поколения человеческого племени. Вместе с партией большевиков признал, что не виновен никто, что, если насиловал, грабил и убивал, за этим, языком юристов, непреодолимые обстоятельства. То, в чем ты — маленькая песчинка, не волен, следовательно, не можешь нести ответственности. Доказав, что в ответе один Господь, Ильич призвал разрушить мир страданий, не оставить от него камня на камне, а дальше на пустом месте начать строить новый, прекрасный Небесный Иерусалим. Человек по природе непорочен, и стены Святого града сделаются его защитой и спасением, его воскресением из мертвых. Ясно, что именно Ильич был Христом, был тем, кого мы так долго, так безнадежно ждали.
Если до Христа никто из живущих, будь он хоть праведник из праведников, не мог спастись, был ли тогда Господь в нашем мире? Если первородный грех перевешивал любое человеческое добро, нужны ли были мы Господу, ждал ли Он нас, как ждет отец, пусть и блудных, но своих собственных детей? Получается, что со дня, когда Адам был изгнан из Рая, и до Голгофы грех был чем-то вроде потопа, противиться ему не стоило и пытаться. Этакое время без надежды, время изгнания и суда, когда, молись не молись, всё равно никто не услышит, не отзовется. На небе Рай, на земле же ничего, кроме греха, между ними пропасть, через которую не перебраться. Но ведь в этом всевластии зла, в невозможности ему противостоять, в Боге, Которому ты больше не нужен, — оправдание человека. Испытание, что тебе дано больше, нежели можно вынести, и помощи ждать неоткуда. Но тогда Вавилонская башня — не мост ли к Богу, не лестница ли для всех тех, кто помнил о Нем, но был Им забыт.
Спорили с твоей матерью о том, кто сделал больше для спасения человека — Христос или Ленин. Сошлись, что Первый снял с человека первородный грех, начальный шаг в деле искупления Адамова семени. А большевистская революция окончательно оправдала людской род, научно установила, что корень человеческого греха в несовершенстве мира. В таком его устройстве, что человек, сколько ни бейся, спастись не может.
Прежде Ленина вина лежала на человеке, Ильич переложил ее на мир и, следовательно, на Бога. Тот сотворил его плохим, сложным или намеренно, или по недомыслию.
В человеческой истории нет объема, она вся на плоскости: как змей, припадает к земле. Государства, будто пятна воды на промокашке, то расползаются, то, высыхая, скукоживаются. Другое дело — наши отношения с Богом. И в хорошем, и в плохом они строго вертикальны. Изгнание из Рая и Вавилонская башня — наша первая попытка, не раскаявшись, как есть — во зле и грехе, вернуться в Эдем. Низвергнутые в ад падшие ангелы и поднявшийся из геенны антихрист, которым мы соблазнимся, за которым чуть не поголовно пойдем. Его схватка за наши души с сошедшим с небес Спасителем. Когда Ленин требовал превратить войну империалистическую (между пятнами государств) в войну нутряную, гражданскую, то есть повернуть фронт, всей мощью обрушиться на грех, он именно это и имел в виду. И народ понял коммунистов правильно. Те, кто говорит, что Ленин — немецкий шпион, изменник, что он предал, погубил святую Русь, лгут. К 17-му году никакой святости не было и в помине. Ты сам знаешь, сначала (в XI веке) от тела Христова откололись католики, в 1439 году на Флорентийском соборе зашатались и предали православие греки. Западная Русь изменила в Бресте в 1596 году. А на соборе 1666–1667 годов в Москве пал последний оплот истинной веры, отдался антихристу новый Избранный народ Божий. Того, кто восстал на сатану, следует не проклинать, а восславить.
Раньше страна, в общем, была плоской, и мы Бог весть куда шли и шли себе по пустыне. Возмечтав о Рае Небесном, новая власть всё поставила на попа.
Не раз, не два, поднимаясь и «сверживаясь» с самой высоты, мы пересчитали все небеса до вожделенного седьмого.
Кормчий говорит, что революционеры ошибаются. Захватывать, покорять мир не для чего. Перестроить его невозможно. Царство антихриста, он давно безнадежен.
Мировая война оторвала всех от земли, дальше мы сделались легки на подъем. Готовы были идти куда и за кем угодно.
Демонстрация рабочих. На ветру красные знамена бьются, как волны Красного моря. Пролетариат — новый народ Божий — должен пройти по его дну аки посуху. Другие классы захлебнутся в безжалостных водах. Море — сепаратор добра и зла. Кто и в каком числе перейдет, кто погибнет — мера нашей праведности и нашего греха. Что для евреев, что для египтян — мера избранности.
Революция есть испытание водой. Она Красное море. Кто его перейдет будто посуху — чистые, о прочих нечего жалеть.
Когда во время Февральской революции, как и в 1861 году, дело кончилось без крови, люди возликовали, решили, что Бог с ними и Он их не оставит. Все будет как и тогда, с Красным морем.
Два ключевых вопроса Февральской революции: расступятся ли воды Красного моря, когда народ будет возвращаться обратно в Египет (решили, что «да»); что ждет Израиль на том берегу — котлы с мясом или казни Египетские (решили, что мясо)?
Господь не простил разведчиков, отсоветовавших Израилю не медлить, сразу идти в Землю Обетованную. Те, кто делал нашу революцию, никогда этого не забывали.
Наше историческое нетерпение родом из Божьего гнева. Слова Господа, что тот, кто сейчас не вошел в Землю Обетованную, уже никогда в нее не войдет — так до самой смерти и будет блуждать по пустыне, переполошили нас.
Со времен Крымской войны мы объясняем себе, что нет необходимости сорок лет блуждать по пустыне. Вообще преступно ползти к спасению, будто гусеница. Тем более висеть куколкой, веря, что однажды всё образуется само собой. Возьмемся миром, разом отшелушим старую жизнь, и уже завтра прекрасной бабочкой вознесемся к престолу Господню!
Большевики знали из Писания, что решиться на Исход Израилю окажется легче, чем год спустя перейти границу Земли Обетованной. Помня, как Господь наказал семя Иакова, они страшились потерять ход, гнали и гнали народ через Иордан.