вы говорите с собой. Говорите себе: «Эй, кажется я только что поняла кое-что важное».
Джессика не ответила.
– Будучи детьми, мы точно знаем, что нам нравится, – продолжила Кейси. – И мы изо всех сил стараемся занимать бо́льшую часть каждого дня такими делами.
– А потом? Что случается потом?
– Это уже зависит от ребенка. Фигурально выражаясь, некоторые никогда не закрывают свою игровую площадку. Становясь старше, они могут менять предпочтения, но при этом никогда не теряют контакта с мыслью о том, что можно проводить свою жизнь, играя. Или, если серьезно, занимаясь тем, что нравится.
– А другие?
– О, подавляющее большинство людей подпадают под категорию «другие».
– И что с ними происходит?
– Ну, опять-таки, у каждого по-своему. Кто-то позволяет указывать им, что играть больше не следует, что надо взрослеть. Их мир становится миром «надо», «должен», «не могу» и еще множества слов и выражений, которые их ограничивают. Иногда они даже самостоятельно составляют такой словарь.
– А их игровые площадки?
– Со временем они пользуются ими все реже и реже, и площадки зарастают сорняками. Вымахивает высокая трава. Горки скрываются из виду. Бывают и так, что люди обносят свою площадку высокими стенами.
– Стенами?
– Ну да. Причем мотивация у всех разная. Кто-то говорит: «Я слишком взрослый», кто-то: «У меня нет времени». Есть даже такое: «Я недостаточно хорош» или «Я недостаточно умен». Все это – стены, которые не пускают на площадку. Со временем даже стены зарастают, по ним ползут лианы, вокруг колючие кусты. Такая непролазная чаща, что человек даже не помнит, где они были, эти стены, не говоря уже о том, что когда-то за ними была площадка, на которой они могли играть, выбирая то, что нравится. – Кейси поглядела на Джессику. – А еще порой на площадку навешивают замки.
Джессика отвела взгляд.
– Иногда хочется бежать от своего прошлого как можно дальше, – сказала Кейси. – Воспоминания о том, что когда-то у человека была площадка для игр, что он о чем-то мечтал, очень болезненны. Чтобы отогнать от себя эту боль, он не только возводит стены вокруг своей площадки, но однажды подходит к калитке и навешивает на нее большой замок. «Хватит, – говорит он. – Я больше никогда не поверю. Я больше никогда не позволю себе играть».
– И что случается с этими людьми? – спросила Джессика шепотом. Она боролась с подступающими слезами.
– В некоторых случаях они озлобляются. Гнев, разочарование, напряжение от того, что хочешь, но не позволяешь себе поверить, – все это гложет изнутри. Становится ядом, воздействию которого человек подвергается каждый день. Такие люди запираются от мира, потому что не хотят больше боли. Но они еще больше ранят самих себя.
Джессика начала всхлипывать. Ее плечи вздрагивали.
– Я больше не понимаю, что мне делать, – выговорила она.
От притворства не осталось и следа. Одежда, внешность, машина. Все эти красивые приманки, прикрывавшие внутреннюю боль, больше не имели значения.
– Я навесила замок на свою площадку очень давно. И поклялась, что больше никогда не позволю сделать себе больно. Но я устала удерживать эти стены, я устала постоянно бежать прочь. Я просто хочу быть… – Она замешкалась.
– Свободной? – договорила за нее Кейси.
Джессика кивнула.
– Свободной, – прошептала она. – Только не знаю, как освободиться.
Кейси посмотрела на нее.
– Большинство людей стараются заглушить боль кратковременными попытками обрести свободу. Они пьют. Они употребляют психотропные вещества. Они покупают себе вещи, которые им не нужны. Они создают в своей жизни ненужные драмы. Они хотят чувствовать себя живыми и свободными и поэтому делают все это. Но в итоге приходят лишь к еще большей боли.
– Я это знаю, – тихо ответила Джессика. – Я так и жила. Я до сих пор так живу.
– Тогда, может быть, вы станете одной из тех, кто выбирает иной путь.
– Какой путь?
– Некоторые люди, как вы сказали, устают держать стены. Они устают от того, что не видят свою площадку. И устают от усталости, которую приносят кратковременные попытки обрести свободу, ведущие всего лишь к возведению новых и новых стен. Поэтому однажды они решают совершить один из самых больших на свете прыжков веры. Они решают пойти и заново отстроить свою площадку.
– Это возможно?
Кейси кивнула:
– Да. Это возможно всегда. Не важно, сколько человеку лет, какова его жизненная ситуация. Это возможно всегда.
Джессика несколько секунд сидела молча. Потом взглянула на Кейси.
– И как мне начать?
– Постепенно. Мягко. Или же как гигантский бульдозер, который сносит все на своем пути. У каждого бывает по-своему. Это личный выбор. А общее во всех случаях – то, что однажды человек решает срезать замок со своей площадки. Это первый шаг – позволить себе вернуться. Потом, мало-помалу, он убирает со стен лианы. И видит стены такими, каковы они в действительности. Не защитные барьеры, гарантирующие безопасность, а иллюзии, созданные им же, иллюзии, которые с момента создания держат в плену. Часто в тот миг, когда человек позволит себе увидеть стены такими, каковы они есть, они просто исчезают.
– Это трудно вообразить, – заметила Джессика.
– Знаю, – отозвалась Кейси. – Однако это так. Но, как только стены исчезнут, вы ощутите связь с тем, что когда-то было на вашей площадке. Это вдохновит вас скосить высокую траву и вырубить подлесок. У вас появится возможность разглядеть, что делало вас счастливой. Возможно, не все вам понадобится. Или будет по-прежнему нужно, но как-то по-другому. А потом вы начнете перестройку. Новое место, новая площадка.
– Новая жизнь, – дополнила Джессика.
Кейси кивнула.
– Но почему вы так уверены, что это возможно? – допытывалась Джессика.
Кейси поднялась и, собирая тарелки, посмотрела на Джессику.
– Потому что я сама прошла через все эти фазы. В моей жизни тоже был день, когда я устала прятаться, и бежать, и притворяться. И это был день, когда я срезала замок со своей площадки и начала отстраивать ее заново.
Глава 20
Ябросил взгляд в окно. Кейси только что встала из-за столика, где сидела с Джессикой. До этого я заметил, что они очень увлеченно о чем-то беседуют.
Добро пожаловать в кафе «Почему», снова подумал я.
– Блинчики пора переворачивать, – напомнила мне Эмма.
– Верно, сейчас сделаю.
Я схватил лопатку и перевернул блинчики.
– Почти готово. Еще минутку поджарятся с этой стороны, а потом тебе и твоему папе можно приниматься за еду.
– А как же мой омлет?
Честно говоря, я надеялся, что Эмма забудет об омлете. Я виновато взглянул на нее:
– Эмма, прости, но я не умею готовить омлет.
– Не умеешь? – недоверчиво спросила она.
Я кивнул:
– Представь себе.
– Ну, ничего страшного.
Я тихонько вздохнул от облегчения: не хотелось ее огорчать.
– Тебе просто нужен кто, – продолжила она.
– Что?
Она хихикнула.
– Не что, а кто!
Я выложил блинчики на тарелку, и Эмма разложила по ним нарезанные фрукты.
– Когда не знаешь, как что-то сделать, нужно просто найти того, кто это знает. Потом попросить его о помощи. Потом он тебе покажет, и тогда ты тоже будешь знать. Этосуперпросто! Я так научилась почти всему, что умею делать.
Я улыбнулся. Если вам надо снести один из самых непреодолимых для большинства людей барьеров, превратив его в нечто настолько простое, что можно объяснить за считаные секунды, – предоставьте это семилетнему ребенку.
– Кто тебя этому научил? – поинтересовался я.
– Папа.
– Он хороший «кто»?
Она с готовностью кивнула.
– Ага! Он много чего знает. Именно он научил меня кататься на доске.
– Действительно. А что самое главное в том, что ты узнала о серфинге?
Она встала в позу, уткнув руки в бока.
– Невозможно научиться кататься на доске, если не залезть в воду.
Я рассмеялся:
– Вот уж истинная правда!
Как раз в этот момент вошел Майк.
– Как продвигается завтрак?
– Джону нужен «кто», пап! Ты можешь показать ему, как готовить омлет?
Я улыбнулся и пояснил:
– Эмма рассказала мне о том, что, когда я не знаю как, мне нужен кто.
– О, в этом она настоящий мастер.
Майк взял сковороду с длинной ручкой.
– Итак, проще не бывает.
Пока Майк вводил меня в курс тонкостей приготовления омлета, вошла Кейси.
Она похлопала Майка по плечу и похвалила:
– Как вкусно пахнет!
– Мы приготовили блинчики и французские гренки, а папа учит Джона готовить омлет, – отчиталась Эмма.
Кейси сгрузила принесенные тарелки в раковину.
– Как там Джессика? – спросил я.
– Думаю, ей не повредит провести пару минут с тобой, – ответила Кейси.
Я глянул на нее через плечо.
– Правда? Мне казалось, у вас там происходит бурное обсуждение.
– Так и было. А теперь, думаю, ей было бы на пользу поговорить с тобой. Полагаю, ей нужно услышать твою историю.
– Давай, валяй, – поддержал Майк. – Я тут закончу сам. Все равно уже почти готово.
– Хорошо, – нерешительно пробормотал я. На самом деле я не был вполне уверен, что это так уж хорошо. В первый раз я просто послушался интуиции, пошел и поговорил с Джессикой. Однако в данный момент я не ощущал никаких интуитивных озарений.
– Почувствуешь, когда подойдешь, – подбодрила Кейси и кинула мне полотенце.
Я вытер руки и кинул полотенце ей обратно.
– Эмма, мы сможем закончить наш разговор чуть позже? – спросил я. – Мне интересно, что еще ты узнала о серфинге.
Она взглянула на меня, потом занесла над своими блинчиками склянку с сиропом.
– Сиропный вулкан! – объявила она и опрокинула ее.
Я улыбнулся.
– Приму это как «да» в ответ на свой вопрос.
Эмма ухмыльнулась.
– Ладно.