– Почему это? С какой стати ей себя ущемлять? И потом, она жалуется, что ты ее моришь голодом. Не удивительно, что малышка бежит ко мне.
– Никто ее не морит! Она бегает к вам, потому что вы ей во всем потакаете. Ребенка нельзя закармливать сладким, сахар вреден. И раз уж мы заговорили на эту тему, я прошу вас не давать ей за обедом вина. Она еще слишком мала для спиртного.
– Позволю себе не согласиться. Во Франции все с детства пьют вино.
– Прекрасно, только мы живем в Атланте.
– Рано или поздно она должна будет разбираться в вине.
– Если вы не против, Марта, я предпочту вариант «поздно».
После этой перепалки Марта, оскорбленная до глубины души, позвонила на работу Бруксу:
– Твоя жена обвиняет меня в том, что я спаиваю свою единственную внучку, и категорически запрещает дать ей капельку вина за обедом.
Брукс вздохнул, все это ему было знакомо.
– Мама, не давай Каролине вина и, пожалуйста, не втягивай меня в ваши распри.
– Просто невероятно! В нашем роду никогда не было алкоголиков. Какая нелепость!
Брукс промолчал, давая понять, что не собирается вступать в войну. Подождав, Марта сказала:
– Я вижу, здесь со мной не считаются. Что ж, по воле твоей жены, ваша дочь больше не получит вина. Очень жаль, что супруга твоя не имеет ни малейшего понятия о застольных правилах, которые я стараюсь привить Каролине.
И вновь Брукс не ответил. Через паузу Марта продолжила:
– Не хочу выносить сор из избы, но на прошлой неделе, когда ты был в отлучке, я видела, как от вашего дома отъезжал фургон «Маленькие цезари», доставляющий пиццу. Причем два раза. По-моему, этим все сказано.
Брукс повесил трубку, чувствуя себя разодранным в клочья. Бог его знает, сколько еще он это выдержит. После смерти отца на него свалилась куча проблем, порожденных экономическим кризисом. Компания быстро теряла деньги. А мать с женой беспрестанно звали его поучаствовать в перетягивании каната по вопросу воспитания детей. Он любил обеих, но его постоянно заставляли встать на чью-либо сторону.
Брукс налил себе выпить. Нет, Руфи была права: не стоило жить рядом с родителями. Соседство это давалось ей тяжело, а после кончины свекра отношения ее с Мартой стали еще хуже. Но ситуация безвыходная. Сейчас дом не продать. Никто не знает, что он дважды заложен ради средств на поддержку компании. И потом, мать не переживет потерю любого из старинных домов Колдуэллов.
И что теперь?
Колдуэлл-сёркл располагался в центре Таксидо-Парка, самого престижного городского района. Обнесенная высокой изгородью частная собственность состояла из трех зданий: особняка, в котором обитала Марта Ли, и двух домов поменьше. Один занимала семья Брукса, в другом жила его тетка по отцу со своим пятым мужем, но их никогда не было на месте, они, по словам Марты, путешествовали.
Марта Ли не упускала случая сказать, что семья Колдуэллов проживает тут больше ста лет. Первый Колдуэлл, финансист из Северной Каролины, обосновался здесь в 1898 году на участке в двести пятьдесят акров. Ныне от былых угодий остались только вышеупомянутые здания.
Место было чудесное – живописные окрестности, красивые деревья возле домов. Беда в том, что Руфи, несмотря на плотную застройку района, чувствовала себя отрезанной от мира. Брукс служил буфером между ней и Мартой, но с его уходом свекровь отбросила даже показную любезность.
Дети разъехались, и Руфи очутилась в доселе неизведанном одиночестве. Она бы охотно завела себе кошку или собаку, но из-за аллергии Марты это было абсолютно невозможно. Руфи пыталась придумать, что ей делать со своим временем.
Она попробовала брать уроки танго, но при виде учителя танцев покрывалась мурашками. С первых же минут Рикардо, явно из числа искателей богатых вдовушек, пошел на приступ. Он не ведал, что Руфи вовсе не богатая вдовушка. Если честно, она сама опешила, узнав, как мало денег ей оставил Брукс. Дом был заложен и перезаложен. Но если твоя фамилия Колдуэлл, все считают тебя богачкой. До сих пор ее донимали просьбами о пожертвованиях, приглашали на обеды за тысячу долларов и ланчи за пятьсот, ожидая, что она примет участие в дорогих аукционах. Каждый второй телефонный звонок был от желающих получить благотворительный взнос. Понимая, что свекровь не хочет оглашать потерю капитала, Руфи плавно вышла из светского круга, оказавшись в одиночестве и вместе с тем испытав облегчение.
Впереди еще достаточно долгая жизнь, но чем ее заполнить? Мужа больше нет, дети выросли, у них свои семьи. Не жена, не мать – кто же она такая?
Эх, надо было все-таки закончить обучение в колледже. Вспомнилось большое желание заняться дизайном интерьеров. Она посещала курс постановочных дисциплин, ей удавались театральные декорации. Но пока растила детей, отстала от жизни. Теперь вряд ли найдешь хорошую работу, если ты не дока в компьютере. А для нее современные технологии – темный лес. Врач прописал ей какие-то антидепрессанты, но они порождали тревогу, и она бросила их принимать. Уж лучше уныние, нежели паника.
Она стояла на перепутье. Надо выбирать: пойти налево или направо, или торчать на месте, дожидаясь своей поры перебраться в «Вересковый лес», который отец называл «Господним предбанником».
Еженедельник Уимс
Опал Баттс извещает: в основном ее услугами пользовались жены путейцев, и теперь, в отсутствие платежеспособных клиентов, она закрывает свое заведение и перебирается в Бирмингем. По-моему, это знак времени. Когда я была маленькой, через наш город в день проходило больше тридцати поездов, а сейчас всего четыре-пять. Шериф Грейди говорит, отчасти виной тому жуткая спешка, заставляющая всех запрыгивать в самолеты, отказываясь от железнодорожной поездки. Что до меня, то я сказала Уилбуру: ни за какие коврижки я не сяду в летающую консервную банку.
Иджи Тредгуд говорит, и в кафе дела идут неважно. Очень надеюсь, что она продержится. Как же нам без кафе? Есть вероятность, что супер-пупер-автомагистраль, о которой столько разговоров, проляжет рядом с нами, и тогда в городе будет полно приезжих.
О хорошем. Иджи поведала, что ее брат Джулиан переехал из Марианны в Киссемми и купил апельсиновую рощу в два акра. Из того же источника получена новость, что Бадди Тредгуд по-прежнему в пятерке лучших студентов и собирается стать ветеринаром. Еще одна птичка (мать Пегги) напела, что весьма скоро для ее доченьки и Бадди прозвонят свадебные колокола. Мы знаем, что у парня было трудное начало пути, но теперь, похоже, его ждет счастливая дорога.
Все, у меня новости закончились. Присылайте, если есть, свои вести и постарайтесь, чтобы они были хорошие. Сейчас нам это очень нужно.
P. S. Вот вам интересный факт из истории почты. Вы знали, что в Америке вплоть до 1913 года официально разрешалось пересылать детей почтовой бандеролью? Какое счастье, что в то время я не была почтмейстером!
Пансионат «Вересковый лес»
Моложавая дама, обладательница розовой кожи и пышных рыжих волос, поспешно надела очки и открыла компьютерный файл с адресами.
Минуту назад к ней влетел вконец растерянный директор Меррис и, сообщив новость, велел немедленно оповестить дочь мистера Тредгуда. То есть отдал пас и смылся, предоставив самой распорядиться мячом. Дама открыла список на букву «К», и ей вдруг стало страшно. Господи, зачем только взялась за эту работу! Всего три месяца в пансионате, а пожалела уж не в первый раз. Если б не выплаты за новую «тойоту», уволилась бы через неделю. Слишком уж изматывающая служба, никаких нервов не хватит. Нет, вести бухгалтерию, составлять платежки – это прекрасно, но кошмар в том, что приходится напрямую общаться с родственниками постояльцев, да еще выступать в роли вестника дурного. Вот почему мистер Меррис велел связаться с дочерью немедленно? Подождал бы и позвонил ей сам. Он это умеет, уже привык. А она – нет.
Отыскав имя, дама глубоко вдохнула и набрала номер. На верхней губе ее проступила испарина. Господи, сделай так, чтобы я оставила сообщение на автоответчике! К несчастью, через три гудка ответили живьем.
– Алло? – сказал приятный голос.
– Миссис Брукс Колдуэлл?
– Да, это я.
– Э-э… говорит Дженис Пул, замдиректора пансионата «Вересковый лес». В ваш прошлый приезд мы с вами встретились у регистратуры… я такая, рыженькая…
– Да, помню. Как дела?
– Знаете… э-э… сейчас не очень хорошо. Я вынуждена сообщить, что нынче утром ваш отец, к сожалению, нас покинул.
– Что? Нет!..
– Мистер Меррис просил тотчас вас известить.
У Руфи, которая в кухне допивала чай со льдом, вдруг ослабли ноги. Она отошла от мойки и подсела к столу.
– Миссис Колдуэлл? Алло?
– Да. Я здесь… боже мой…
– Я вам очень сочувствую.
– Господи… Что случилось? Только вчера вечером мы разговаривали…
– Я не курсе. Я лишь знаю, что мистер Меррис крайне встревожен, поскольку обстоятельства весьма необычные. Он просил передать, что в течение часа свяжется с вами и расскажет подробности.
– А вам они не известны?
– К сожалению, нет.
– Где сейчас мой отец?
– Я не знаю.
– Ладно… Вы не могли бы попросить мистера Мерриса к телефону?
Дженис глянула в окно: на улице директор разговаривал с полицейским.
– В данный момент он занят, беседует с представителем правоохранительных органов, но перезвонит вам, как только освободится. Еще раз выражаю вам свое соболезнование…
Повесив трубку, она снова посмотрела в окно. Происходит нечто странное. Мистер Меррис невиданно удручен. Зачем он вызвал полицию? Совсем непонятно. Неужто заподозрил преступление?