Нынче Руфи рассказывала о своей дочери Каролине.
– Нет, я люблю ее, но мы никогда не были особенно близки. По крайней мере, так близки, как хотелось бы. Каролина, она… пустовата, что ли… Вот вам результат влияния Марты. Что и говорить, все это огорчительно. Я пыталась, но… Когда мы вдвоем, она готова говорить лишь о звездах, которых встретила на последнем рауте, и о том, в чем появится на следующем. Муж ее, Брайан, милый парень, но оба они с головой окунулись в светскую жизнь Вашингтона и знай себе кочуют с одного приема на другой. Я надеюсь, брак их не даст трещину, но мне становится тревожно при мысли о том, что будет, если вдруг Каролина столкнется с реальной жизнью… А вот сын мой Ричард, он из другого теста. Он сам по себе и всегда был таким. Помнится, я спросила его, подростка, кем он хочет стать, и сынок ответил: «Пока не решил, мама, но знаю точно, что не хочу быть несчастливым».
– Мне бы такой ум, – сказала Эвелин. – В молодости я всегда знала, кем меня видят другие люди, и шла у них на поводу. Оба моих ребенка сразу определились с тем, чего им хочется, и все исполнили. А я так и не понимала, чего же я-то хочу, пока в сорок восемь лет не встретила Нинни и не начала работать. Что насчет вас, Руфи? Кем вы мечтали стать?
– Ох, вы будете надо мной смеяться! Такая ерундистика!
– Обещаю, не буду.
– В юности я была очень стеснительная. Особые семейные даты мы отмечали в одном ресторане в Балтиморе, где на входе нас гостеприимно приветствовала красивая дама и провожала к столику.
– Типа администратора зала?
– Ну да, должность эта, по-моему, называется «распорядительница». Тогда мне казалось, что это самая гламурная работа на свете: ты красива, встречаешь гостей и заставляешь их почувствовать себя особенными. Дурь несусветная, правда?
– Вовсе нет, – покачала головой Эвелин. – Я вот в шестнадцать лет мечтала стать монахиней, хоть даже не католичка.
– Боже мой! – рассмеялась Руфи. – Представляю, как сейчас я бы разговаривала с сестрой Эвелин! Нет, зная вас, это была бы аудиенция Папы Эвелин Первой!
Фэрхоуп, Алабама
От: DotWeems@hotmail.com
Привет, народ,
Надеюсь, вы получили мое последнее письмо. Я пока не вполне уразумела, как работает эта электронная штука. Все время тыкаю не те клавиши. Похоже, старую собаку не обучить новым трюкам.
Ну вот, минул еще год, а мы пока живы и брыкаемся. Для нас главным событием уходящего года стал приезд нашей старинной подруги Опал Баттс, заглянувшей к нам на пути во Флориду. Она все такая же красавица! Помните, как в 1927-м Опал стала «мисс Полустанок» и потом представляла наш город на конкурсе «Мисс Алабама», а все мы за нее болели?
Мы и сейчас уверены, что ее засудили. Много вы знаете девушек, которые могут бить чечетку и одновременно играть на ложках? Не важно, кто там победил, Опал навсегда наша «мисс Алабама».
Кстати, вы не скучаете по старым добрым кинозвездам? Прошлым вечером на канале «Классика кино» мы смотрели «Интимный разговор». Отпад! Теперь больше не делают звезд вроде Фреда и Джинджер. Нынешние кумиры ничуть не впечатляют, хоть убей! Я даже не помню их имен и не могу отличить одного от другого. Наверное, так со всеми. Вот матушка моя до бабьих обмороков сходила с ума по Рудольфу Валентино. Понимаете, о чем я?
В мае пришлось везти Уилбура в травмпункт. На причале старый дуралей с рук кормил устрицами чаек, и одна, промазав, клюнула его в нос. Надо ли говорить, какое зрелище являл мой муженек с забинтованной физиономией, но сейчас, слава богу, все зажило.
К слову о неожиданностях. Меня тут огорошили на медосмотре. Врачиха, измерив мой вес и рост, объявила, что во мне пять футов три дюйма. Ошибочка, говорю, я всегда была ростом пять футов четыре с половиной дюйма, как в аптеке. Меня перемерили, но результат не изменился. Мать честная, я усохла! А я-то думала, почему вдруг панталоны стали мне велики. Я уменьшаюсь.
О приятном. Известен ли вам интересный факт: если вы дотянули до семидесяти пяти, у вас есть хороший шанс перевалить за девяносто. Так что живем дальше! Коль уж сейчас запросто расправляются со всякими хворями и напропалую заменяют любые части тела, то мы, наверное, будем жить вечно, кто его знает. Спрошу: а вы бы этого хотели? Напишите мне, поделитесь мыслями.
Ну, прощаюсь до следующего года. Говорят, нынче не политкорректно поздравлять с Рождеством, но, тем не менее, всем веселого Рождества!
Опал Баттс
У Опал Баттс были три сестры: Руби, Перл и малышка Гарнет[15]. Сразу ясно, что матушка их зациклилась на украшениях. А вот Опал с восемнадцати лет зациклилась на куафёрстве. Став женой Джулиана Тредгуда, в собственной кухне она устроила небольшую парикмахерскую, что, вероятно, явилось одной из причин развода супругов. Возвращаясь домой, всякий раз Джулиан заставал такую картину: три, как минимум, дамы в кухне и еще две, дожидаясь своей очереди, щебечут в гостиной. По выходным клиентки шли нескончаемым потоком, что доводило до белого каления. В ответ на ультиматум мужа Опал выбрала производство красоты. Джулиан уехал во Флориду, она же открыла салон по соседству с кафе, и дела ее шли успешно.
Однако в 1954-м ей пришлось закрыть свое заведение, переехать в Бирмингем и устроиться на работу в гостиничной парикмахерской. Там все было иначе. В собственном салоне она знала всех своих клиенток, теперь же ее услугами пользовались в основном иногородние. И почти никто не заказывал завивку-перманент.
Но главной головной болью было ее председательство в жилищном товариществе. Должность оказалась невероятно тяжелой. Настолько, что Опал заказала себе майку с надписью «И дернул же меня черт вызваться». Вся беда была в текучке жильцов. Прежние обитатели уезжали, их места занимали молодые холостяки, и обстановка сразу менялась. Ох, как же эти холостяки любили погулять! Стояло лето, и каждые выходные устраивались пикники с барбекю, во всю мощь гремела музыка. И к кому бежали жаловаться? Опал уже надоело выбираться из постели и выходить на улицу, чтобы попросить молодежь приглушить музыку и вести себя потише. Обычно просьба встречала понимание, но всего через час шум возвращался на прежний уровень. Иногда приходилось вызывать полицию, дабы утихомирить гуляк.
Ладно бы только шум. Юнцы, понятное дело, желали повеселиться, но к ним прибивались люди самого разного сорта. Совершенно незнакомые. Жильцы постарше тревожились, как бы чужаки их не ограбили. И опасения эти были небезосновательны. В последнее время участились случаи разбойного нападения и угона машин.
Вот недавно Опал припозднилась, задержавшись на работе. В парикмахерскую заявилась компания крепко поддатых молодиц, приехавших на девичник. Они пожелали выкраситься в розовый цвет под стать платьям подружек невесты, и вся эта кутерьма закончилась лишь к десяти вечера.
Заперев салон, Опал направилась к своей машине и тут заметила непрезентабельного вида мужика в длиннополом пальто, который, похоже, ее преследовал. Парковка была пуста, все машины разъехались. Поняв, что вокруг никого, Опал прибавила шагу, и мужик повторил ее маневр. Сомнений в его умыслах не осталось. О господи! Наверное, он хочет отнять машину, ограбить или чего хуже. Прикидывать некогда, надо соображать быстрее.
На подходе к машине Опал сунула руку в сумку, нащупала плойку и, резко развернувшись, наставила ее на мужика.
– Еще шаг, паскуда, и отстрелю башку нахер! – прорычала она как можно грубее и громче.
Видать, мужик струхнул, ибо, попятившись, дал деру. Глядя ему вслед, Опал чувствовала себя Джоном Уэйном. Приятно побыть королем вестерна. Хрен этому ублюдку, а не ее чаевые! Уж только не нынче, после работы до седьмого пота.
Заветное желание
Отцу исполнялось восемьдесят пять лет, и Руфи приготовила ему маленький сюрприз – на праздничный ужин пригласила Эвелин. Та обрадовалась. Бад ей очень нравился, а беседы о Полустанке и былом времени создавали впечатление, что она снова вместе с Нинни.
Руфи встретила подругу в аэропорту. Подъезжая к дому, она сказала:
– Эвелин, гляньте вон на тот особняк. Там никто не маячит в окне?
– Вроде бы нет.
– Ничего, подождите.
Когда они вышли из машины, кто-то вдруг отдернул штору на окне верхнего этажа, и за стеклом появилось лицо.
– Ну вот, точно по графику, – сказала Руфи. Изобразив улыбку, она помахала рукой, и человек в окне поспешно спрятался за гардиной.
– Кто это? – спросила Эвелин.
– Моя свекровь.
– О боже! Вы говорили, что с ней соседствуете, но не так же близко! Она ведь прямо на голову вам уселась!
– О да, причем во всех смыслах.
Они вошли в дом, но Руфи задержалась в прихожей возле столика с телефоном.
– Минутку, Эвелин.
Через пять секунд телефон подал голос. Руфи закатила глаза и сняла трубку.
– Здравствуйте, Марта.
– Вижу, у нас гости?
– Совершенно верно.
Отсчитывая время, Руфи выкидывала пальцы. На пятом пальце ее спросили:
– Я ее знаю?
– Вряд ли, Марта. – Руфи посмотрела на Эвелин. – Это моя старинная подруга из Алабамы.
– Понятно. Что ж, хорошего дня. – Марта дала отбой.
– Извините. – Руфи покачала головой. – Прошу, входите. Вот мой дом, какой уж ни есть.
Эвелин поставила сумку на пол, обошла гостиную, заглянула в столовую.
– Как же у вас замечательно, Руфи! Великолепный подбор оттенков. Я просто обожаю такую желтизну в обоях. Прекрасные чехлы, паласы. Где вы нашли декоратора?
Руфи пожала плечами.