- Ха-ха-ха-ха-ха! Ну что за простофиля! - смеялась девочка. Ее милое и доброе лицо исказила омерзительная гримаса презрения и издевки. Та, кто еще совсем недавно так тепло улыбалась, сейчас казалась мальчику самой уродливой на свете. - Поверил, что я могу стать другом такому ничтожеству, как ты? Ну, что за жалкий мусор! Такие, как ты, точно всегда будут ползать по земле и быть ничтожествами.
Мальчик не мог поверить, что это правда, но смеющиеся вокруг школьники подтверждали его ужасные мысли.
- Если хочешь, чтобы я тебя отпустила, то вылизывай подошву на моем ботинке, - рассмеялась она. - Давай, Така. Покажи всем, как ты прогибаешься.
Он заскрежетал зубами и зарычал от обиды, безысходности и гнева, какие только у него могли быть. Он много раз попадал в переделки, но такого гнева у него не было никогда.
- Давай-давай! Вылизывай! - смеялась она, а с ней смеялись и остальные.
Така открыл рот... а затем укусил ее за пальцы ноги.
- А-а-а-а-а-а-а-а! - завизжала Фумико от боли.
Така был в безысходном положении, но все равно не стал сдаваться. Он плакал, но не позволял вытирать о себя ноги. Он пытался защищаться, даже в таком ужасном состоянии.
- Урод! - она ударила его по лицу ногой, освободив свои пальцы. - Урод! Гад! Сволочь! - продолжила она пинать его. - Мой папа директор! Я только пожелаю, и он тебя выкинет! Не смей мне дерзить...
- Я помню это до сих пор, - сжал он кулаки. - И это до сих пор меня бесит...
Девушка заплакала, она застыла столбом и не смела пошевелиться. Да, она помнила все это. Он не стирал эти воспоминания, а специально оставил, чтобы сделать ей больнее. Ему нравилось заставлять ее страдать, чтобы она заплатила за все что сделала.
- Такеру...сама...
- Как бы я хотел, чтобы ты сдохла. Сдохла в какой-нибудь грязной канаве и не беспокоила меня больше. Чтобы я никогда не видел твоего мерзкого лица...
Из ее глаза ручьем текли горькие слезы. Обида, боль, безнадежность. Он чувствовал тоже самое когда-то.
Еще шаг.
- Я ненавижу тебя, Фумико, - посмотрел он ей в глаза.
Девушка упала на колени, она тряслась и дрожала. Для ее подчиненного разума эти слова ужасно болезненны и страшны. Она сейчас испытывает немалые страдания внутри, но она все это заслужила.
- Однако... себя я сейчас ненавижу гораздо больше... - фыркнул Така. - Я уподобился вам и сам чуть не стал таким же... Это было омерзительно...
Она подняла голову.
- Я тебя никогда не прощу, - вздохнул он. - Но я переживу то, что было в прошлом...
Правда.
То, что было, то уже в прошлом. Как бы сильно он не страдал в прошлом, его уже не исправить. Его ненависть к этой девке сильна, но он не станет идти на поводу у чувств. Хватит уже жить прошлым, надо и взрослеть понемногу, но сначала исправить глупости и ошибки и можно спокойно жить.
- 'Ведь у меня уже есть план'...
Он мысленно усмехнулся. За все время, прошедшее с того момента, он много думал обо всем и кажется, пришел к определенному решению.
- Вставай, и идем, - приказал он ей. - Сейчас сотру тебе память и распрощаемся навечно.
Девушка все еще плакала, но послушно кивнула и стала подниматься с помощью перил.
Така собирался как можно быстрее совсем покончить и поискать Караса. Ему нужно с ним многое обсудить.
- А! - вскрикнула девушка, привлекая к себе внимание...
Последующие события произошли, будто в замедленной съемке...
Вот она пытается подняться и держится за перила...
Следом труба отрывается, и девушка теряет равновесие. Она поскальзывается в луже и падает...
Она падает с крыши...
Хэйст!
Ускоряясь, Така рванул за ней, но та уже падает вниз.
Оттолкнувшись от стены, он бросился вниз за ней, даже не особо задумываясь над тем, что делает.
Она не кричит, она в шоке, и капли ее слез вытекающие из глаза зависают в воздухе. Она тянет к нему руки, а он тянет руку к ней.
- Меня зовут... Фумико...
Ее улыбка, и мерзкая ухмылка в следующий миг.
Рука сама чуть отпрянула...
Ее можно не спасать. Никто ничего не докажет и не вспомнит. Ничего делать не нужно. Только дать случится тому, что она заслужила...
Девушка сильнее отдаляется...
- 'Ну уж нет! Хватит уже с меня этого дерьма!'
- Адамантайн Вингс!
Из спины вырываются его адамантовые крылья!
ВЗМАХ!
Одним движением он настиг девушку, схватил ее и извернулся.
Он понимал, что не сможет выровнять полет на такой высоте, а примени он Железное тело, и девушка погибнет, потому постарался максимально смягчить приземление.
УДАР!
Така обрушился на крышу чьей-то машины и раздавил ее, продавив крышу, выбив стекла и сломав колеса. Спину тут же прострелила ужасная боль и нервы крыльев вновь передали ему весь букет агонии!
- А-а-а-ар-р-р-р!
Боль, такая сильная, что Така потерял сознание...
Хлоп...
- 'Что это?'
Хлоп...
- 'Опять'
Хлоп...
Звук усилился и стал яснее.
Вернулась боль...
С трудом открываются глаза...
Хлоп...
Такеру лежал на крыше машины, с переломанным позвоночником и чем-то тяжелым на груди.
Хлоп.
Приподняв голову, он увидел над собой его...
- Карас...
Тот стоял на воздухе и не спеша хлопал в ладоши.
- Браво, Така, - усмехнулся он. - Я тут уже давно и думал вмешаться, но, видя, как ты героически рискуешь жизнью, решил не мешать твоему звездному моменту.
У Таки задергался глаз.
- Урод чертов, - прохрипел он. - Чтоб тебя... черти... драли...
- Ха-ха-ха-ха! Ты молодец, - кивнул он. - А теперь идем отсюда...
***
На следующий день один мужчина нашел свою разломанную машину.
Он упал на колени, а затем заплакал горькими слезами.
- Креста... опять...
Глава 19. Разговор двух потерянных.
Отключившегося Таку я доставил домой. Он только раз приходил в себя, чтобы стереть память девчонке, а затем отключился окончательно. Раны на нем быстро заживают, но все же я озаботился его здоровьем и перевязал разорванную кожу и мышцы, а кости вправил. Делать это приходилось осторожно, используя только силу синигами, так как я боялся запустить в его душу пустоту, что вряд ли хорошо на нем отразиться.
Парень отрубился, а я тем временем доставил девчонку в больницу.
А он молодец.
Правда, молодец.
Не только все сделал, но и не поддался ненависти внутри. Уж я-то понимаю, какого это, когда что-то внутри тебя рвется наружу и хочет разрушать. Ненависть, которую не успокоить обычными способами и которая всегда будет подтачивать твое сердце изнутри. Ты загниваешь и постепенно разлагаешься.
Я сумел принять и поглотить всю ненависть Хотару. Всю его боль за содеянное, всю его вину за свершенное, и всю его обиду за то, что виновные остались безнаказанными. Да, я все это принял. Нет, я ее не подавил и не уничтожил. Я просто стал частью этой ненависти...
Как мне удается сдерживать всю эту безумную ярость?
А никак.
Я ее не сдерживаю....
Просто я пообещал ей, что, когда придет время, я дам ей полную волю и свободу творить и уничтожать...
И когда я доберусь до предателей... Я обрушу на них всю мою злобу, всю мою ненависть и ярость. Они пожалеют, что родились на свет, они пожалеют, что могут дышать и еще не сдохли сожранные собаками...
О, да...
Они пожалеют...
Смейтесь, паразиты... Пока есть время...
Ведь скоро я доберусь до вас...
Что-то меня понесло.
Надо бы дождаться пробуждение пацана. Нам нужно поговорить...
***
Первое, что Така почувствовал при пробуждении, была боль...
Настолько сильная и ужасная, что даже дышать оказалось трудно.
Хотя не такая сильная, когда он ампутировал себе больную ногу и отращивал ее заново. Вот там была реальная боль, аж волосы поседели, но и сейчас ничего приятного не было. Позвоночник повредил, конечности тоже, и отбил себе что только мог.
Нет, не смертельно, но больно будет долго...
С трудом открыв глаза, он сначала все было размыто, но вскоре четкость зрения вернулась к нему.
Следом вернулся и слух...
Что-то странное звучало справа. Обрывочные звуки.
Но вскоре слух восстановился, и он стал различать все. Звуки оказались ритмичными и спокойными.
- 'Мелодия?'
Странно знакомая мелодия...
Он ее раньше где-то уже слышал...
- 'Мама?' - вспомнил он.
Мама очень любила эту мелодию и часто играла. Ее когда-то написал ее друг из университета, и она навсегда ее запомнила, а потом часто играла дома. Когда он возвращался из школы после уроков, то всегда дома играла эта мелодия...
Она сидела за пианино своего дедушки и играла. Она закрывала глаза и улыбалась.
Повернув голову, Така сначала не понял, что именно сидит рядом с ним.
Белая кожа, угольно-черные волосы, сияющие синие глаза с черным белком. Одет он в грязно-серые лохмотья с перебинтованными ногами и руками. Кисти у него черные, словно это перчатки такие, а на кончиках пальцев у него небольшие коготки, из которых исходили едва заметные нити. Он щипал эти нити своими когтями и играл такую знакомую для Таки мелодию.
Карас...
- Ран, когда-то показала мне эту мелодию, - сказал он. - Я запомнил ее и, когда, сумел освоить свои нити, воссоздал. Эта мелодия согревала меня в пустоте серого мира.
В его голосе была грусть и тоска. Причем такая печаль, будто она камнем висит на его плечах.
- Что случилось с Ран? - спросил он. - Почему ее память предается стыду?
Така не хотел отвечать.
Для него это была больная тема, которую он сам старался не вспоминать.
- Это случилось через три года, как мамы не стало, - начал он рассказ. - Мы с отцом только начали отходить от потери и как-то жить с этим. Мы пытались... - он вздохнул. - Однажды к нам пришел журналист...