[127] которые скачут и играют в игры, а потом будут скакать и играть в игры, обучая мальчиков в подготовительных школах. Но эта несчастная дурочка даже не скачет, она только сырость разводит.
— Я знаю, — нетерпеливо ответила декан. — Но школьные учительницы и родители такие непробиваемые. Мы стараемся как можем, но нам не всегда удается искоренить их ошибки. А тут еще мой секретарь, миссис Гудвин, уехала, как раз когда так много дел, потому что ее хлипкий сынок подхватил ветрянку в своей дурацкой школе. О господи! Я не должна так говорить, он слабый ребенок, и конечно, дети важнее всего, но как же не вовремя!
— Я пойду, — сказала Гарриет. — Безобразие, что вам приходится работать по вечерам, и безобразие, что я вам мешаю. Кстати, хотела сказать вам, что у Каттермол есть алиби на прошлую ночь.
— Правда? Отлично, это уже что-то. Хотя, видимо, это означает, что еще больше подозрений падает на наши несчастные головы. Но факты есть факты. Мисс Вэйн, что за шум был вчера во дворе? И кто был тот молодой человек, которого вы водили, как медведя на веревке? Я не стала спрашивать утром в профессорской, потому что мне показалось, что вы не хотите, чтоб я спрашивала.
— Да, — сказала Гарриет.
— И сейчас тоже?
— Как сказал Шерлок Холмс по другому поводу, «думаю, мы должны проявить к нему снисхождение».[128]
Декан бросила на нее проницательный взгляд и подмигнула:
— Сложить два и два, получится четыре. Я вам доверяю.
— Но я хотела предложить насадить поверх стены профессорского сада страшные острые пики.
— Ага! — сказала декан. — Я вообще-то не хочу ничего знать. В основном они делают это из чистого упрямства. Воображают себя героями. Последняя неделя триместра — всегда апогей лазанья по стенам. Они заключают пари и должны их выполнить до каникул. Глупые кукушата. Но все равно нельзя этого позволять.
— Они больше не будут. Эти, по крайней мере.
— Хорошо. А я поговорю с казначеем об острых пиках — в порядке предосторожности.
Гарриет переоделась, размышляя о нелепости сборища, куда ее пригласили. Мистер Помфрет явно цепляется за нее, ища защиты от мисс Флаксман, а мистер Фаррингдон — ища защиты от мистера Помфрета, в то время как хозяйка вечера, мисс Флаксман, вообще не хочет ее видеть. Жаль, что нельзя пуститься в приключение и отбить мистера Фаррингдона, чтобы аккуратно замкнуть порочный круг. Но она одновременно была слишком молодой и слишком взрослой, чтобы байронический профиль мистера Фаррингдона мог ее взволновать. Гораздо забавней было оставаться в положении буфера. Она, однако, испытывала довольно сильную неприязнь к мисс Флаксман из-за ее поведения по отношению к мисс Каттермол и потому надела жакет и юбку исключительно удачного кроя и умопомрачительно элегантную шляпку. Можно было приступать к первому пункту программы.
Найти лестницу мистера Помфрета оказалось нетрудно, еще легче оказалось найти самого мистера Помфрета. Нащупывая путь в темноте старинного лестничного пролета, мимо закрытых дверей некоего мистера Смита и некоего мистера Банерджи, а также открытой двери некоего мистера Ходжеса, который, похоже, принимал большую и шумную мужскую компанию, она услышала, что этажом выше разыгралась ссора, и мистер Помфрет собственной персоной появился в поле ее зрения на пороге комнаты: он спорил с человеком, стоявшим спиной к лестнице.
— Идите к дьяволу, — говорил мистер Помфрет.
— Очень хорошо, сэр, — отвечала спина. — Но что, если я пойду к леди? Я ведь видел, как вы ее подсаживали на забор…
— Черт бы вас побрал! — воскликнул мистер Помфрет. — Заткнитесь немедленно!
В этот момент Гарриет поставила ногу на последнюю ступеньку и встретилась глазами с мистером Помфретом.
— Ох! — растерянно сказал мистер Помфрет. Затем добавил, обращаясь к собеседнику: — Убирайтесь сейчас же, я занят! Приходите в другой раз.
— Ни одной леди не пропускаете, сэр? — фамильярно осклабился тот.
При этих словах он обернулся, и Гарриет с удивлением узнала знакомое лицо.
— Господи, Джукс! Подумать только!
— Вы знаете этого мерзавца? — спросил мистер Помфрет.
— Конечно знаю. Он служил привратником в Шрусбери и был уволен за мелкое воровство. Надеюсь, вы исправились, Джукс? Как ваша жена?
— Хорошо, — отозвался он неохотно. — Я еще приду.
Джукс собирался спуститься по лестнице, но Гарриет так неловко повернула зонтик, что перегородила ему путь.
— Ну-ка, — сказал мистер Помфрет, — давайте-ка разберемся. Подождите минутку, а? — Он протянул мощную руку и втащил упирающегося Джукса за порог.
— Вы не можете меня прищучить на старых делах, — сказал Джукс оскорбленно, когда Гарриет последовала за ними, закрыв за собой и внутреннюю, и внешнюю — дубовую — дверь. — То уже все быльем поросло, оно ни при чем к нашим делишкам.
— Что такое? — спросила Гарриет.
— Этот негодяй имел наглость прийти сюда и заявить, что если я не заплачу ему за молчание, он обнародует то, что видел вчера вечером.
— Шантаж, — с интересом заметила Гарриет. — Это серьезное преступление.
— Я не говорил ни про какие деньги, — вмешался глубоко оскорбленный Джукс. — Я только сказал джентльмену, что видел кое-что неположенное и не знаю, что мне делать. Он говорит, я могу убираться к дьяволу, а я говорю, в таком случае пойду к леди, поскольку меня терзают муки совести, то есть.
— Что ж, — сказала Гарриет. — Я здесь. Говорите.
Мистер Джукс молча уставился на нее.
— Я так понимаю, — продолжила она, — вы видели, как мистер Помфрет помогал мне забраться на стену Шрусбери вчера вечером, поскольку я забыла свой ключ. И, кстати, вы-то что там делали? Слонялись с преступным умыслом? Потом вы, вероятно, видели меня еще раз — я выходила, чтобы поблагодарить мистера Помфрета и пригласить его полюбоваться зданиями колледжа при лунном свете. Если вы ждали достаточно долго, то могли видеть, как я его выпустила из калитки. И что дальше?
— Хорошенькое поведение, — проворчал растерянный Джукс.
— Возможно, — сказала Гарриет. — Но если старший член колледжа почему-либо считает нужным проникнуть в колледж необычным способом, я не вижу, кто может ему запретить. Уж точно не вы.
— Не верю ни единому слову, — заявил Джукс.
— Ничем не могу помочь, — отрезала Гарриет. — Декан видела нас с мистером Помфретом, так что она поверит. И вряд ли кто-то поверит вам. Почему вы сразу не рассказали ему все, мистер Помфрет, чтобы облегчить его совесть? Кстати, Джукс, я сказала декану, что на стену следует насадить пики. Мне нетрудно было перелезть, и стена недостаточно высока, чтобы оградить нас от воров и других нежелательных личностей. Так что вам больше нечего там шататься. А то у нас кое-что пропадало в последнее время, — добавила она, не покривив душой, — может, надо попросить, чтобы нашу улицу патрулировали.
— Меня не касается, — сказал Джукс. — Я не позволю себя позорить. Но если все было как вы сказали, то что ж я буду вас беспокоить, мисс.
— Вот и запомните это хорошенько, — заключил мистер Помфрет. — А чтобы память вас не подвела…
— Без рук! — закричал Джукс, отступая к двери. — Не трогайте меня!
— Если еще раз увижу здесь вашу рожу, — сказал мистер Помфрет, — спущу с лестницы так, что будете катиться до самых ворот. Запомните и убирайтесь!
Одной рукой он распахнул дубовую дверь, другой вышвырнул из комнаты Джукса. Грохот и проклятья возвестили, что Джукс с необычайной скоростью достиг ступенек.
— Фью! — присвистнул мистер Помфрет. — Ей-богу, это было грандиозно! Здорово вы его… Как вы это придумали?
— Достаточно очевидный ход. Скорее всего, он блефовал. Вряд ли он узнал мисс Каттермол. Интересно, как он вышел на вас.
— Думаю, он последовал за мной от колледжа. Но я лез не в свое окно, естественно, так как же… А! Когда я постучал в окно к Брауну, он высунулся и сказал: «Это ты, Помфрет?» Ужасно неосторожно, я с ним поговорю… Слушайте, вы прямо всеобщий ангел-хранитель, а? Хорошо, когда человек так быстро соображает.
Он посмотрел на нее собачьим взглядом. Гарриет рассмеялась, и в этот момент на пороге одновременно появились мистер Роджерс и чай.
Мистер Роджерс учился на третьем курсе — высокий, темноволосый, живой и полный не слишком обременительного раскаяния.
— Вся эта беготня, нарушение правил — ужас какой-то! — сетовал мистер Роджерс. — И зачем мы только это делаем? Потому что кто-то сказал, что так надо, и все поверили. А зачем поверили? Не представляю. Надо смотреть на вещи объективно. Можно ли сказать, что такое поведение прекрасно само по себе? Нет. Так давайте не будем так поступать! Кстати, Помфрет, к тебе подкатывались насчет того, чтоб спустить штаны[129] с Калпеппера?
— Всецело за, — сказал мистер Помфрет.
— Конечно, Калпеппер бяка. Отвратительный субъект. Но разве без штанов он будет выглядеть лучше? Нет, Сократ, не будет.[130] Он будет выглядеть гораздо хуже. Если уж с кого-то снимать штаны, так с того, чьи ноги делают честь их обладателю. Например, с тебя, Помфрет.
— Ну попробуй, — сказал мистер Помфрет.
— В любом случае, — продолжал мистер Роджерс, — эта мера бессмысленна и старомодна. Варварский обычай обнажать неэстетичные ноги не дождется моего поощрения. Я не хочу в этом участвовать. Я выступлю в качестве реформатора. Отныне я стану ценить только вещь в себе, независимо от диктата общественного мнения.
В этой приятной манере мистер Роджерс исповедался в своих грехах, пообещал исправление, перешел на предметы общего характера и в пять часов отбыл, бормоча извинения, ссылаясь на необходимость работать и на строгость тьютора, как будто это были какие-то не вполне пристойные жизненные функции.
После этого мистер Помфрет посерьезнел, как это иногда бывает с очень молодыми людьми, когда они остаются наедине с женщиной старше себя, и поделился с Гарриет своим пониманием смысла жизни. Гарриет изо всех сил старалась проявлять дружелюбную заинтересованность, но ощутила некоторое облегчение, когда ввалились трое юношей, чтобы одолжить у мистера Помфрета пива, и остались в комнате, обмениваясь мнениями о Комиссаржевском