— Любезное предупреждение, — сказала Гарриет с легкостью, которой не чувствовала. — Где? Когда? Как?
— Это выпало из книги, одной из тех, с которыми я работаю, — объяснила мисс де Вайн, чьи глаза моргали за стеклами очков при каждом вопросе. — Только что.
— Когда вы в последний раз пользовались книгой?
— Это самое странное, — ответила мисс де Вайн, снова моргнув. — Я не пользовалась. Ее вчера взяла мисс Гильярд, а утром принесла миссис Гудвин.
Учитывая все то, что мисс Гильярд наговорила о миссис Гудвин, Гарриет была несколько удивлена, что она прибегла к помощи секретаря. Впрочем, в определенных обстоятельствах это мог быть разумный выбор.
— Вы уверены, что вчера листка там не было?
— Думаю, что нет — я смотрела разные страницы, наверняка бы заметила, если бы он там был.
— Вы отдали книгу в собственные руки мисс Гильярд?
— Нет, положила перед ужином в ее ячейку.
— То есть ее мог взять кто угодно?
— Да.
Черт. Гарриет забрала листок и пошла дальше. Теперь неясно даже, кому предназначена угроза, а не только от кого она исходит. Найдя письмо Питера, Гарриет обнаружила, что уже приняла решение. Она ведь сказала, что позвонит главе детективного агентства — именно так она и сделает. Если формально он и не возглавляет агентство, то, безусловно, является его мозговым центром. Она заказала звонок. Не зная, сколько времени потребует соединение, Гарриет оставила в привратницкой инструкции, что ее необходимо сразу же найти и позвать. Ею владело неуемное беспокойство.
Следующей новостью стала яростная ссора между мисс Шоу и мисс Стивенс, которые всегда были в наилучших отношениях. Мисс Шоу, выслушав историю о приключениях прошлой ночи, обвинила мисс Стивенс в том, что мисс Ньюланд прыгнула в реку из-за нее, — нечего было пугать бедняжку. Мисс Стивенс в свою очередь заявила, что мисс Шоу нарочно играла на чувствах девушки и довела ее до состояния крайнего нервного возбуждения.
Затем в роли возмутителя спокойствия оказалась мисс Эллисон. Как Гарриет узнала в прошлом триместре, мисс Эллисон имела привычку передавать людям то, что о них говорят другие. В духе прямоты и искренности она рассказала миссис Гудвин о намеках, брошенных мисс Гильярд. Миссис Гудвин потребовала объяснений, в результате чего разыгралась крайне неприятная сцена, причем мисс Эллисон, декан и робкая мисс Чилперик, которая по несчастному стечению обстоятельств тоже угодила в свидетели происходящего, встали на сторону миссис Гудвин, а мисс Пайк и мисс Берроуз, хоть и считали, что мисс Гильярд высказалась необдуманно, все же выступили против инсинуаций, направленных на незамужнее положение как таковое. Эта ссора произошла в профессорском саду.
Наконец, мисс Эллисон еще больше разожгла страсти, в лицах поведав обо всем происшедшем мисс Бартон, которая в негодовании отправилась к мисс Лидгейт и мисс де Вайн, чтобы сообщить им, что она думает о психологическом состоянии мисс Гильярд и мисс Эллисон.
Утро выдалось не слишком приятным.
Между всеми этими замужними (или собирающимися замуж) и незамужними женщинами Гарриет чувствовала себя как Эзопова летучая мышь, застрявшая между царством зверей и птиц, — расплата за то, подумала она, что грехи ее молодости стали всеобщим достоянием. Обед прошел напряженно. Она пришла в трапезную довольно поздно и обнаружила, что Высокий стол разделился на два враждебных лагеря, с мисс Гильярд в одном конце и миссис Гудвин в другом. Гарриет нашла свободный стул между мисс де Вайн и мисс Стивенс и решила развлечься, втянув их и мисс Эллисон, которая сидела с другой стороны от мисс де Вайн, в дискуссию о валюте и инфляции. Гарриет совсем ничего об этом не знала, а они, конечно, знали много, и такт ее был вознагражден. Беседу подхватили остальные — преподаватели уже не являли собой столь мрачное зрелище перед лицом студентов, мисс Лидгейт одобрительно сияла. Обстановка налаживалась, как вдруг скаут, склонившись между мисс Эллисон и мисс де Вайн, что-то прошептала.
— Из Рима? — переспросила мисс де Вайн. — Кто бы это мог быть?
— Звонок из Рима? — пронзительно повторила мисс Эллисон. — Видимо, кто-то из ваших корреспондентов. Должно быть, зарабатывает получше других историков.
— Думаю, это меня, — сказала Гарриет и повернулась к скауту: — Вы уверены, что сказали мисс де Вайн, а не мисс Вэйн?
Уверенности у скаута не было.
— Если вы ждете звонка из Рима, то, должно быть, это вас, — сказала мисс де Вайн.
Мисс Эллисон отпустила довольно ядовитое замечание о писателях с мировым именем, и Гарриет вышла из-за стола, покраснев от смущения и злясь на себя за это.
Направляясь к общественной телефонной будке в Елизаветинском здании, на которую перевели звонок, она пыталась собраться с мыслями. Краткое извинение, краткое объяснение, просьба дать совет, кому можно поручить дело. Вот и все, ничего сложного.
Голос в трубке прекрасно говорил по-английски. Он сомневается, что лорд Питер в отеле, сейчас проверит. Пауза, в течение которой Гарриет слышала шаги и голоса на дальней части континента. Потом все тот же голос, учтивый, с ноткой сожаления:
— Его светлость покинул Рим три дня назад.
О! Не знают ли они, куда он отправился? Сейчас наведут справки. Новая пауза, голоса говорят по-итальянски. Снова тот же голос:
— Его светлость отбыл в Варшаву.
О! Спасибо большое.
Вот и все.
Она прикинула, не позвонить ли в британское посольство в Варшаве, но мужество ее оставило. Гарриет положила трубку и снова пошла наверх. Кажется, заняв решительную позицию, она не очень преуспела.
Вечер пятницы. Кризис всегда наступает перед выходными, подумала Гарриет, когда не доставляют почту. Если она сейчас напишет в Лондон и ей ответят с обратной почтой, то все равно вряд ли можно будет что-то предпринять до понедельника. Если она напишет Питеру, то письмо можно послать авиапочтой, но вдруг он вовсе не в Варшаве? С него станется оказаться в Бухаресте или в Берлине. Можно ли позвонить в министерство иностранных дел и осведомиться о его местопребывании? Ведь если письмо попадет к нему в выходные и он отправит ответ телеграммой, не придется терять так много времени. Гарриет не была уверена, что знает, как общаться с министерством иностранных дел. А кто знает? Может, достопочтенный Фредди?
Некоторое время ушло на то, чтобы его найти, но в конце концов она дозвонилась ему в контору на Трогмортон-стрит. Фредди проявил большую отзывчивость. Нет, он понятия не имеет, где носит нашего Питера, но предпримет шаги, чтобы это выяснить, и если она доверит письмо его, Фредди, попечению, то оно будет переправлено адресату при первой возможности. Не за что. Счастлив быть полезным.
Письмо было написано, отправлено и должно было попасть в Лондон в субботу утром. В нем Гарриет кратко обрисовала ситуацию и закончила так:
Скажите, могут ли с этим справиться сотрудницы мисс Климпсон? И кто самый компетентный человек, к которому можно обратиться в ее отсутствие? Или, может, Вы могли бы порекомендовать кого-то еще? Возможно, нам нужен не сыщик, а психолог. Я знаю, что Вашей рекомендации можно доверять. Не могли бы Вы написать сразу, как получите это письмо? Я буду страшно Вам благодарна. Тут все на пределе, и я боюсь, что может случиться что-то непоправимое, если я быстро во всем не разберусь.
Она надеялась, что в последнем предложении не отразилась паника, которая ею владела.
Я звонила в Ваш отель в Риме, но мне сказали, что Вы уехали в Варшаву. И я не знаю, где Вы теперь, поэтому попросила мистера Арбатнота переслать Вам это письмо через министерство иностранных дел.
Здесь явно слышится упрек, но что же делать. На самом деле ей хотелось написать: «Если бы Вы только были здесь и могли сказать мне, как поступить», — но она понимала, что это поставит его в неловкое положение, поскольку здесь он быть не может никак. Но ведь можно все-таки спросить: «Как скоро Вы вернетесь в Англию?» И с этим добавлением письмо было запечатано и отправлено.
— И в довершение ко всему к ужину придет этот человек, — сказала декан.
«Этот человек», доктор Ноэль Трип, был важным и достойным гостем, преподавателем почтенного колледжа и членом совета, управляющего делами Шрусбери. В колледже часто принимали такого рода друзей и благотворителей, и за Высоким столом были рады их присутствию. Правда, сейчас момент был явно неподходящий. Однако о визите договорились в самом начале триместра, и было невозможно не принять мистера Трипа. Гарриет считала, что все к лучшему — гость поможет профессорской отвлечься от своих забот.
— Надеюсь, — ответила на это декан. — Он приятный человек, очень интересно говорит. Занимается политической экономией.
— Крутой или всмятку?
— Кажется, крутой.
Вопрос не имел отношения к взглядам мистера Трипа на политику и экономику, а относился лишь к его сорочке. Гарриет и декан давно начали коллекционировать сорочки с манишками. Коллекция началась с «молодого человека» мисс Чилперик. Он был очень высокий и худой, со впалой грудью, причем этот недостаток подчеркивался его манерой носить мягкую белую рубашку с плиссированным пластроном. Благодаря чему (по словам декана) в профиль он выглядел как выеденная дынная корка. По контрасту с ним внушительный и дородный профессор химии — гость из другого университета — прибыл в рубашке со столь туго накрахмаленной манишкой, что она напоминала зоб откормленного голубя и топорщилась спереди огромным пузырем, являя взгляду изрядную часть сорочки. Еще одна разновидность манишки, довольно широко распространенная среди ученой братии, плохо держалась на центральной запонке и расходилась в центре. А в один незабываемый день в колледж прибыл известный поэт, чтобы прочитать лекцию о методах стихосложения и о будущем поэзии, и когда он жестикулировал (а жестикулировал он весьма энергично), его жилет взмывал вверх, и взорам открывалась полоска рубашки, которую украшали маленькие уголки, торчавшие над поясом брюк как кроличьи уши. В тот раз Гарриет и декан не смогли удержаться в рамках приличий…