— Кто это был, Паджетт?
— Ну, мисс, я вам без околичностей скажу — мисс Гильярд. Ушла в тот конец сада, мисс, и пошла к себе. Скоро так шла, мисс. Я за ней прокрался, смотрю, она и свет зажгла.
— О, — проговорила Гарриет. — Послушайте, Паджетт, не надо никому об этом сообщать. Я знаю, что мисс Гильярд иногда гуляет по вечерам в профессорском саду. Возможно, тот, кто мне звонил, ее увидел и скрылся.
— Да, мисс. Со звонком с этим вообще занятная штука. Они не через привратницкую звонили, мисс.
— Возможно, чей-то телефон подключен к центральной станции.
— Нет, мисс, я проверял. Прежде чем лечь спать, в одиннадцать, мисс, я подключил общий телефон в будке, а также телефоны у ректора, у декана и в лазарете. Но в 10.40 они не были подключены — будьте уверены, мисс.
— Значит, звонили не из колледжа.
— Да, мисс. А мисс Гильярд пришла в 10.50, как только вы позвонили, мисс.
— Вы уверены?
— Я точно помню, мисс, потому что Энни насчет нее прошлась. Они с Энни не очень-то друг друга любят, мисс, — добавил Паджетт с усмешкой. — Ну, я-то считаю, мисс, тут обе виноваты, и у той характер паскудный, и…
— Что Энни делала в привратницкой в этот час?
— Она как раз вернулась, мисс, ее полдня в колледже не было. Ну и осталась посидеть с миссис Паджетт.
— Правда? Но вы же ничего ей не сказали, Паджетт? Она очень не любит мисс Гильярд и, по-моему, по характеру интриганка.
— Я никому ничего не сказал, даже миссис Паджетт, мисс, и никто не мог меня подслушать, потому что, когда я не нашел мисс Лидгейт и мисс Эдвардс и вы начали мне все рассказывать, мисс, я закрыл двери в гостиную. А потом просто заглянул в комнату и говорю миссис Паджетт: «Посмотри, пожалуйста, за входом, а я, говорю, пойду отдам письмо Маллинзу». Так что, мисс, сами видите — самая что ни на есть конфиденциальность.
— Конфиденциальность нам понадобится и впредь, Паджетт. Может, конечно, это все мои нелепые фантазии. Вызов, несомненно, был ложным, но нет никаких доказательств, что у звонившего был злой умысел. Еще кто-нибудь приходил между 10.40 и одиннадцатью?
— Это надо спросить у миссис Паджетт, мисс. Я дам вам список имен. А если хотите, пойдемте сейчас в привратницкую…
— Не стоит. Утром дайте мне, пожалуйста, список.
Затем Гарриет отыскала мисс Эдвардс, на чьи сдержанность и здравомыслие можно было положиться, и рассказала ей всю историю с самого начала.
— Понимаете, — заключила Гарриет, — если бы в колледже и в самом деле что-то случилось, она могла бы звонить, чтобы обеспечить кому-то алиби — хотя я все равно не понимаю, каким образом. Иначе зачем кому-то понадобилось, чтобы я вернулась в одиннадцать? Как я понимаю, если беспорядки должны были начаться в это время, она могла устроить так, чтобы я видела ее в каком-то другом месте? Но только зачем кому-то использовать меня как свидетеля?
— Да, и зачем говорить, что в колледже неприятности, когда ничего еще не случилось? И потом, если вы были нужны в качестве свидетеля — чем им помешало, что с вами была ректор?
— Конечно, — сказала Гарриет, — меня могли специально вызвать на место преступления, а потом обвинить в том, что я и устраиваю беспорядки.
— Это глупо. Все в колледже прекрасно знают, что вы не полтергейст.
— Стало быть, остается моя первоначальная догадка. На меня хотели напасть. Но только почему не напасть на меня в полночь — да когда угодно? Почему именно в одиннадцать?
— Может, в одиннадцать должно было произойти что-нибудь такое, что обеспечило бы злоумышленнице алиби?
— Но все равно никто не мог точно рассчитать, за какое время я дойду из Сомервиля до Шрусбери. Если только у ворот меня не ждала бомба или что-нибудь в этом роде — что взорвалось бы, как только я открыла бы калитку. Но и бомба тоже могла сработать в другое время.
— Но если алиби было нужно на одиннадцать…
— Тогда почему бомба не взорвалась? Хотя, если честно, ни в какую бомбу я просто не верю.
— И я не верю, — призналась мисс Эдвардс. — Это все отвлеченные рассуждения. Как я понимаю, Паджетт не заметил ничего подозрительного?
— Только мисс Гильярд, — беззаботно отозвалась Гарриет. — На скамейке в профессорском саду.
— О!
— Но она правда иногда гуляет по вечерам, я и раньше видела. Наверное, она и спугнула… это самое.
— Наверное, — согласилась мисс Эдвардс. — Кстати сказать, ваш высокородный друг удивительным образом заставил ее отбросить предрассудки. Я не о том, что приветствовал вас во дворе, а о том, что приходил к ужину.
— Не стоит напускать такой таинственности, — улыбнулась Гарриет. — Думаю, все дело в том, что он знает одного человека в Италии, у которого есть библиотека.
— Так она нам и сказала, — отозвалась мисс Эдвардс.
Тут Гарриет сообразила, что о тьюторе по истории в последние дни немало судачат.
— Сама я, — продолжала мисс Эдвардс, — пообещала дать ему почитать работу о группах крови, но он пока ее не просил. Представляет интерес, правда?
— Для биолога?
Мисс Эдвардс рассмеялась:
— Ну да. Как представитель хорошей породы. Жертва имбридинга, но умный, нервный. Только я не о том.
— Тогда для женщины?
Мисс Эдвардс посмотрела на Гарриет честным, прямым взглядом:
— Да. Думаю, что для многих женщин.
Гарриет не повела бровью.
— Я про это ничего не знаю.
— Ну да, — сказала мисс Эдвардс, — вы, наверное, пишете больше про факты, а не про всякую психологию.
Гарриет поспешила согласиться с этим утверждением.
— Ладно, не важно, — сказала мисс Эдвардс и довольно сухо с ней попрощалась.
Что же такое творится, гадала Гарриет. Как ни странно, она никогда раньше не задумывалась, что другие женщины думают о Питере или что сам Питер думает о других женщинах. Быть может, это говорило о ее доверии к нему, быть может, о безразличии, но, если подумать, он ведь эталон завидного жениха.
Войдя в комнату, она первым делом достала из сумки записку и уничтожила ее, не перечитывая. При одном воспоминании она залилась краской. Неудавшаяся героическая поэма — всегда отменный фарс.
Четверг запомнился всем прежде всего яростной, долгой и совершенно неожиданной ссорой между мисс Гильярд и мисс Чилперик. Дело было после ужина в профессорском саду. Как все началось, никто не запомнил. Кто-то перемешал книжки и бумаги на столе в библиотеке, в результате чего одна претендентка на степень по истории пришла на занятие без некоторых записей. Мисс Гильярд, у которой и так было плохое настроение, восприняла это как личную обиду, весь ужин дулась и в конце концов — как только ушла ректор — разразилась потоком негодования.
— Не понимаю, почему от чужой безалаберности всегда страдают мои студенты, — заявила она.
Мисс Берроуз заметила, что, по ее мнению, они страдают не больше остальных. Мисс Гильярд пришла в ярость и принялась перечислять все несчастья студенток-историков за последние три семестра, заключив, что все это похоже на умышленную травлю.
— А если учесть, — продолжала она, — что больше всего студенток сдают историю, это важнейший предмет…
Тут мисс Чилперик вежливо заметила, что в этом году больше всего студенток сдают выпускные экзамены по английской словесности.
— Так и знала, что вы это скажете, — отрезала мисс Гильярд. — Ну да, в этом году на пару человек больше — подчеркиваю, всего на пару человек, и понятия не имею, зачем им лишний тьютор, мне-то приходится справляться в одиночку…
Тут и разразилась ссора. Мисс Гильярд, уже не сдерживаясь, перешла на личности, обвинив мисс Чилперик в дерзости, высокомерии, недобросовестности, некомпетентности и стремлении привлечь к себе внимание. Дикость всех этих упреков попросту ошарашила бедную мисс Чилперик. Строго говоря, никто вообще не понимал, что происходит, — кроме разве что мисс Эдвардс, которая сидела, усмехаясь, и вязала себе джемпер из шелковой пряжи. Вскоре шквал критики обрушился уже на жениха мисс Чилперик — его академические достижения мисс Гильярд разнесла в пух и прах.
Мисс Чилперик поднялась, дрожа от возмущения.
— Вы не в себе, мисс Гильярд, — сказала она. — Мне все равно, что вы говорите обо мне, но я не позволю вам оскорблять Джейкоба Пепперкорна. — Она запнулась, пытаясь выговорить фамилию жениха. (Мисс Гильярд злобно ухмыльнулась.) — Мистер Пепперкорн — превосходный ученый, — продолжала мисс Чилперик, грозная, как разгневанный ягненок, — и я не позволю…
— Рада от вас это слышать, — произнесла мисс Гильярд. — Я б на вашем месте им и довольствовалась.
— Я вас не понимаю! — вскричала мисс Чилперик.
— Пускай мисс Вэйн вам объяснит.
И мисс Гильярд удалилась.
— Господи! — воскликнула мисс Чилперик, обернувшись к Гарриет. — Что она имела в виду?
— Понятия не имею, — ответила Гарриет.
— Я тоже, но кое о чем догадываюсь, — сказала мисс Эдвардс. — Знаете, если принести динамит на пороховой завод, то ждите взрыва. — Пока Гарриет пыталась вспомнить, о чем напоминает ей это сравнение, мисс Эдвардс продолжала: — Если в ближайшие несколько дней кто-нибудь не обнаружит причину всех этих беспорядков, ждите убийства. Уже сейчас мы на ножах — а что же будет к концу триместра? Надо было сразу звать полицию — если б я тогда была в колледже, я бы настояла. Нам бы тут не помешал тупой благонамеренный сержант — хоть для разнообразия.
С этими словами она тоже удалилась, а оставшиеся недоуменно уставились друг на друга.
Глава XIX
О плотно сбитый Самсон! О прочно сшитый Самсон! Я превосхожу тебя в искусстве владения рапирой, как ты меня — в искусстве ношения ворот. И я тоже влюблен.[261]
Гарриет оказалась совершенно права в своих догадках об Уилфриде. Четыре дня подряд она то и дело садилась его изменять и очеловечивать и наконец, проведя за этим занятием крайне неплодотворное утро, пришла к неутешительному выводу: всю книгу придется перепис