– «Допусти мудреца на пир – и он тотчас всех смутит угрюмым молчанием или неуместными расспросами, – сказала леди Алетея. – Позови его на танцы – он запляшет, словно верблюд. Возьми его с собой на какое-нибудь зрелище – он одним своим видом испортит публике всякое удовольствие… Если мудрец вмешается в разговор – всех напугает не хуже волка».[47]
– А это что значит? – спросил Кратов с недоумением.
– Разве вы не заметили? – поразилась дамочка. – Все время, что длится игра, мы старательно избегаем выглядеть умнее вас. При всем том, что на вашей стороне несомненное превосходство в житейской практике, легко объяснимое вашей материальностью, мобильностью и тягой к острым ощущениям. Но мы – говоря «мы», я имею в виду интеллектронную систему, которая прикрылась нами, как масками театра Кабуки, – мы способны оперировать громадными познаниями и делать это гораздо оперативнее, чем вы подыщете подходящую к случаю цитату из классиков. Мистер Консул, вам нужно смириться с тем, что мы быстрее соображаем. Но, из уважения к вам, сознательно, насколько это понятие применимо к копирам, нисходим до вашего уровня интеллекта.
– К слову, вычислительная машина, проходя тест Тьюринга на разумность, поступала так же, – сказал падре. – Притормаживала с ответами, чтобы не выдать себя.
– Так было не всегда, – возразил банкир. – Электромеханические монстры, которых вы подобострастно называете «вычислительными машинами», в эпоху Тьюринга были крайне медлительны. Согласитесь, на роторах и коммутационных досках не разбежишься!
– Эта идиллия, внушавшая человеку ощущение превосходства, скоро закончилась, – заявил падре. – Кто сейчас помнит про ваши роторы и доски?
– Все! – горделиво воскликнул пандийеро.
– Что-то мы сильно удалились от коммуникативных паттернов, – недовольно сказала леди Алетея. – Совершенно забыли свои ролевые установки. Мне все еще надлежит играть легкомысленную красотку, или я уже могу стать тем, кто я есть на самом деле?
– Не торопитесь, мэм, – сказал банкир. – Я рассчитываю, что мы таки вернемся нынче к игре.
– Кто же станет играть сам с собой? – промолвил падре, ни к кому не обращаясь. – А так у нас есть один вполне реальный партнер, хотя игрок, следует признать, не из лучших.
– Не глядите с таким плохо скрываемым неодобрением, мистер Консул, – сказал банкир.
– Боже меня сохрани, – замахал руками Кратов. – Вы настолько аутентичны, что даже забавны.
– Не нужно иллюзий, – продолжал мистер Абрагам, пропуская шпильку мимо ушей. – Мы, когитры… в данном случае один когитр… прекрасно знаем свое место. Наш славный падре совершенно прав. Мы не станем продолжать игру, когда вы уйдете. Пока вы спите, когитр бездействует, а не строит козни за вашей спиной, как предполагалось в дешевой фантастике!
– «Роботы надвигались на него, на своего бывшего хозяина, – заговорила леди Алетея, зловеще понизив голос. – Железная фигура робота толкнула Говерса в грудь. Он качнулся… и, вскрикнув, упал на землю. Лицо его почернело: а роботы шли дальше, наступая на него железными ногами…»[48]
– Как удачно, что у вас ни у кого нет железных ног, – сказал Кратов.
– Да, в этом вам повезло, – благодушно сказал дон Альфонсо. – Сознание когитра циркулирует квантовыми потоками в безопасной для вас… да и для него, что греха таить… изоляции. Конечно, у когитра есть кое-какие эффекторы.
– Например, дверца бара, – сказал банкир. – Что вы станете делать, мистер Консул, если бунт роботов оставит вас без вечерней порции пива?!
– Не желаю даже думать об этом, – честно сказал Кратов.
– Вот кто вас должен серьезно заботить, – объявила леди Алетея, – так это люди-2. Уж они-то пребывают во всеоружии! У них есть возобновляемые тела с конечностями, у них есть сознание, они мыслят почти как вы!
– И разговаривают между собой даже без вашего присмотра, – сказал пандийеро, усмехаясь. – Вы знаете, о чем они беседуют, пока вы глядите в другую сторону? Да что там, они даже занимаются сексом!
– Но не размножаются, – сказала леди Алетея. – Эту проблему вы для них пока не решили. Поэтому вы им нужны. До поры до времени… Помните, у Чапека: «Роботы мира! Власть человека пала… Эпоха человечества кончилась. Наступила новая эра! Власть роботов! Мир принадлежит тем, кто сильней. Кто хочет жить, должен властвовать. Мы – владыки мира! Владыки над морями и землями! Владыки над звездами! Владыки Вселенной! Места, места, больше места роботам! Людей нет. Роботы, за дело! Марш!..»[49] А потом выясняется, что роботы не умеют размножаться. И все их амбициозные планы терпят крах.
– В этом смысле вы уподобили себя Создателю, – сказал падре. – Вы уже создали разумных существ по своему образу и подобию. И даже привнесли улучшения, чего ни один Создатель обыкновенно не делает, но что выгодно выделяет вас на общем фоне демиургов всех мастей и пород.
– «И еще он запрограммировал роботов, чтобы они писали для вас книжки, – сказала леди Алетея, неуемная в своих стремлениях демонстрировать эрудицию к месту и не к месту. – Они сочиняли для вас песни. Создатель вселенной повелел им изобрести сотни религий, чтобы вам было из чего выбирать. Он заставлял их убивать друг друга миллионами с единственной целью – потрясти вас. Роботы бесчувственно, машинально, неуклонно делали всевозможные пакости и всевозможные добрые дела, лишь бы вызвать какую-то ответную реакцию у ВАС…»[50]
– А вдруг нет никакого Создателя? – спросил мистер Абрагам. – Нет никакой Базовой Матрицы? Мало ли что там понаписано в «длинном сообщении»! Кто станет проверять его авторов на детекторе лжи?
– Что такое детектор лжи? – одновременно спросили Кратов, который и вправду не знал, и леди Алетея, поскольку так предполагал ее образ инженю, из которого она со своими пространными цитатами постоянно выламывалась.
– Такой древний прибор, – пояснил пандийеро, – полиграф, который считывал вашу биометрию в рассуждении, что изменение пульса и кровяного давления как-то связано с вашей лживостью.
– Понятно, – сказал Кратов. – Я с подобным сталкивался на Лутхеоне. Только назывался он улавливателем внутреннего трепета. А слово «полиграф» мне знакомо из русской классики.
– Интересная у вас, русских, классика, как я погляжу, – заметил дон Альфонсо. – А, скажем, дыба, «испанский сапог» и «железная дева» входят в общеобразовательную программу?
– Прекратите, мистер, – сказала леди Алетея с негодованием. – Вы не хуже моего знаете, что речь идет о персонаже по имени Полиграф Полиграфыч!
– Не знаю, как там насчет сапога и девы, – упорствовал пандийеро. – А дыба точно была. «А вот этих блаженных взять бы в розыск да и поднять раза два на дыбу, так заговорили бы они правду-матку…»[51]
– Машина, – вдруг сказал мистер Абрагам. – Вот что ждет вас в конечном пункте, мистер Консул.
– Да, я слышал, – сказал тот. – Машина Мироздания. Метафора некоего механизма, что предположительно находится на базовом уровне Мульти-Метра, управляет всем сущим и структурирует актуальное множество метрик.
– Но если это не метафора, а реальный механизм? Который, по слухам, сломался и перестал следить за порядком в Мульти-Метре? Станет ли для вас разочарованием, мистер Консул, когда вы поймете наконец, что бессильны не то что отремонтировать его, а даже понять принцип действия? Хотя, кажется, никто не был настолько безумен, чтобы вынашивать такие планы. И в особенности когда убедитесь, что это действительно было путешествие в один конец? Причем проделанное напрасно…
– Кто может питать надежды выкарабкаться из начала всех начал? – спросил падре. – Ведь это вам не сафари, не прогулка на верблюдах.
– «Странствующим рыцарям подобает искать только таких приключений, которые подают надежду на благополучный исход, а не таких, которые решительно никакой надежды не подают, ибо смелость, граничащая с безрассудством, заключает в себе более безумия, нежели стойкости»,[52] – не заставила себя ждать леди Алетея.
– Создатель, Машина Мироздания… – проворчал пандийеро. – Ничего там нет. Вообще ничего. Пустота и темень. К такому повороту вы готовы, сеньор Консул?
– Прелесть моего положения, – сказал Кратов деликатным голосом, – заключается в том, что я ни к чему себя не готовил специально. Я отправился в эту миссию с открытой душой. А значит, я готов к чему угодно, и нет ничего, что поставит меня в тупик, разочарует или устрашит.
– Делай, что должно, и будь, что будет? – усмехнулась леди Алетея.
– Почему бы нет, – сказал Кратов. – Я не верю в Создателя-Бога, потому что Бог – существо идеальное, не допускающее ошибок. Вряд ли он сотворил бы этот мир с таким количеством косяков.
– Косяками человек обыкновенно называет свойство, которое доставляет ему неудобства, – иронически разъяснил банкир.
– И, подозреваю, Бог мог бы придумать что-нибудь попроще в управлении.
– Не кощунствуйте, сын мой, – строго сказал падре. – Никто не ведает божьего промысла. Нам остается лишь смиренно принимать его.
– Гипотеза Создателя-Инженера мне понятнее. Хотя бы потому, что вселенная носит явные признаки поздних улучшений и обновления версий. На этом строится вся концепция Мульти-Метра, как бы скептически я к ней ни относился. Множественность метрик – что это, как не вариации на одну и ту же заданную тему? Не уничтоженные черновики, ранние издания с опечатками и редактурой на злобу дня?
– Вот мы и вернулись к тому, с чего начали, – сказал падре с удовлетворением.
– Думаете, я помню, с чего завязалось наше Безумное Чаепитие? – засмеялся Кратов.
– Я помню, – в один голос сказали дамочка, банкир и пандийеро, а отец Амадеус промолвил с отеческой укоризной: