Никто не объявлял мобилизации, никто не пел «Вставай, страна огромная», потому что свойство самой жестокой войны – ее незаметность. Пуля, пролетая мимо, свистит. Радиация не свистит, но убивает не менее эффективно.
Столь же эффективно и молча убивают человека болезнетворные микробы и вирусы, а также греховная информация.
Греховная информация – это истинное оружие массового поражения. Никакая отравленная стрела вроде бы не впилась в тело человека, а между тем человек гниет, и, как свойственно гниющему, смердит, и сам себя ненавидит, и ничто в окружающем мире ему не мило. А если таких гниющих людей будет много, очень много, то страна, населенная ими, будет неким подобием лепрозория. Гитлер таких неисцельно больных приказывал расстреливать без сожаления. Смею догадываться, что внуки англосаксов, судивших Гитлера в Нюрнберге, не намного гуманнее относятся к жертвам собственной пропагандистской отравы.
Раньше, говорят, когда пушки говорили, Музы молчали. Сегодня Музы перекрикивают пушки, а иногда их с успехом заменяют. И зачем вам тратиться на классические виды вооружения, вроде банальных и дорогостоящих снарядов, если головы вашего противника забиты вашим идеологическим продуктом?
Если вы внушили врагу, что он свинья и живет в грязи, а вы – бог и обитаете в раю, то ваш враг либо повесится от тоски, либо станет перебежчиком.
Если вы внушили врагу, что жизнь – бессмысленная случайность, он тоже с собой что-то сделает, оставляя на ваше усмотрение жену, дом и приусадебный участок.
Если вы научили противника слушать сутками на максимальной громкости проданную вами музыку, то он вскоре непременно оглохнет, и, значит, можно будет брать его голыми руками, а жена, дом и приусадебный участок останутся на ваше усмотрение.
Все это происходит и совершается, золотые мои. Совершается даже ежечасно и ежеминутно. Поэтому «Вставай, страна огромная» петь придется.
Если бы речь шла о честной борьбе, где рвутся мышцы и трещат кости, то причин для тревоги было бы меньше. Наш человек хоть и не богатырь давно, но все еще силен и смел. Его боятся и для этого страха есть основания.
Но та борьба, которая ему навязана, а вернее, против него развязана, ему плохо понятна. Он и не подозревает даже, что когда ему без перерыва поют песни по радио, его хотят уничтожить. Именно потому, что с нами ведут войну сознательно, а мы самой войны не замечаем, мы и проигрываем постоянно. А это не просто битва за нефть. Это битва за жизнь.
Стоит добавить, что война, о которой мы заговорили, чрезвычайно хитра, беспринципна и абсолютно бессовестна. Такой степени бессовестности нет у рядовых и всюду встречающихся Джонов или Брюсов. Для человека вообще такая бессовестность – редкость. (Сорос, правда, как-то сказал, что он был человеком, пока не стал бизнесменом)
Войну ведет умный дух, презирающий все святое и ненавидящий благодать, а люди у него, что рыбки у Бабки на посылках. Эту войну он ведет не только с нами. С Брюсами и Джонами он ее тоже ведет, и нет никакой радости быть использованным в качестве стенобитного тарана или начинки для Троянского коня. Но с нами все равно разговор особый, потому как есть и огромные природные ресурсы, и ядерное оружие, и умение дать в зубы, и в придачу почему-то не исчезнувшее, но несколько укрепившееся Православие. Так что не хуже Бабы-Яги, чуявшей, где «русский дух и Русью пахнет», режиссерский коллектив глобальных мировых процессов знает, кто в мировом строю идет не в ногу.
Умная война, сопровождаемая товарным переизбытком и культурной экспансией, идет вовсю. Ты чистишь унитаз Domestos-ом, куришь Маrlboro и предел твоих мечтаний – пятидверная Ноndа. Это тоже признаки продолжения войны, хотя и не самые главные. Твои дети слушают МТV и знают тексты рэповых песен, но воротят нос от Гоголя. Ты и сам ничего серьезного не читал годами, а по телевизору смотришь только юмористические передачи и новости. Это уже намного серьезнее, поскольку говаривал доктор Геббельс, что покоренным народам должно быть разрешено только развлекательное искусство. Тебя сожрут, возлюбленный, очнись. А что еще хуже, в тебя могут влезть и окончательно завладеть твоим внутренним миром, и тогда тебя самого принудят пожирать других. Это, действительно, еще хуже.
Раньше такое понятие, как «умная война», было известно только монахам. Но, во-первых, не всем монахам, а только честно монашествующим. А во-вторых, звучало это словосочетание архаически: «невидимая брань», как чеховское «аще» и «дондеже» из рассказа «Мужики» ласкает слух, но смысл непонятен.
И вот, что называется, дожили. Теперь основы невидимой брани, или ведения умной войны, или основы внутреннего духовного сопротивления, (как хотите называйте) должны быть известны самым широким слоям крещенного люда. Элементарный курс аскетики должен преподаваться хотя бы так, как раньше на курсах гражданской обороны гражданам рассказывали о ядерном взрыве, химической атаке и пользовании противогазом. Польза непременно будет.
Конечно, специальные курсы – это фантазия. Полезные знания и навыки духовной самозащиты должны быть передаваемы дедовским, вернее, святоотеческим способом – от священника пастве, от родителей детям, от учителя ученикам. И еще нужно активизироваться на информационном поле. Это поле и есть поле битвы. То, о чем мечтал Маяковский, произошло уже очень давно: к штыку приравняли перо. Радиоточку приравняли, соответственно, к эскадрилье истребителей, умную критику и публицистику – к пограничной заставе, качественное периодическое издание – к армейскому соединению.
Лично я не сдаюсь. Вообще не сдаюсь, тем более – без боя. Мне больно видеть Гулливера на службе у хитрых лилипутов. Больно наблюдать настоящее, зная прошлое и предчувствуя будущее. Поэтому я пою «Вставай, страна огромная». Пою тихо, а не во весь голос. Во-первых, потому что имеющий уши услышит. А во-вторых, потому что война наша – умная. Нам орать ни к чему.
АЗБУКА ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ГРАМОТНОСТИ
Экономика – слово, обозначающее некую таинственную и всемогущую реальность в мире человеческих отношений. В газетах и на телеэкранах – «рентабельность», «конкурентоспособность», «инвестиции». На кухнях и в курилках – «сколько стоит?», «где взять денег?», «одолжи на месяц»…
Готов вместе с Настасьей Филипповной согласиться с мыслью Лебедева о том, что «мы при третьем коне, вороном, и при всаднике, имеющем меру в руке своей, так как все в нынешний век на мере и на договоре, и все люди своего только права и ищут: "мера пшеницы за динарий и три меры ячменя за динарий"… Но… за сим последует конь бледный и тот, коему имя Смерть, а за ним уже ад…» (Ф. Достоевский. «Идиот»). Лебедев, как известно, был специалист по части толкования Апокалипсиса.
Уникальность этого литературного персонажа требует отдельного, специального разговора, что мы и сделаем в свое время. Сейчас же вернемся к нашей теме и к нашему миру, где все, вплоть до калорий, растраченных в любви, подсчитывается и переводится в банковские знаки.
Экономика холодна, как межзвездные пространства. Имея вид науки бесспорной, не терпящей возражений, экономика претендует на управление жизнью человечества в одиночку. Ей не нужны помощники в лице морали или метафизики.
Она сама, опираясь на свой ум, свои вычисления и свою целесообразность, осмеливается диктовать жизни условия. Кому рожать детей и сколько рожать, а кому вовсе не рожать и стерилизоваться. Кого лечить и спасать, а кого не лечить, поскольку дорого и бесполезно. С кем воевать и с кем разделять сверхприбыли, а кого оставить без работы и обречь на эмиграцию или попрошайничество. Для всех этих явлений у экономики есть своя холодная аргументация. Если вы хотите стать убийцей миллионов, но не хотите сесть при этом в тюрьму, обоснуйте свое людоедство экономически. Это дело испытанное. Люди этому верят.
«Помилуйте, – вскричит стесненный человек, – но это бесчеловечно!» – «Зато экономически оправдано, выгодно и, значит, неизбежно», – ответят ему. Миром, дескать, правит экономика, а у нее нет ни чувства сострадания, ни прочих сантиментов.
Все это ужасно и привычно, но не утрачивает ужасности из-за привычности.
Я согласен показаться похожим на Дон Кихота Ламанческого, согласен и на неизбежные в этом случае насмешки, но все же скажу то, что думаю.
Без нравственности и религиозности экономика не имеет права на существование. У человека, пользующегося экономикой как инструментом, должна быть высокая цель и положительный нравственный идеал. Иначе выстроенные им системы будут безжалостно пережевывать живых людей, не делая исключений для самих изобретателей системы. Как там говорил драгоценный Лебедев: «Не верю я, гнусный Лебедев, телегам, подвозящим хлеб человечеству! Ибо телеги, подвозящие хлеб всему человечеству, без нравственного основания поступку, могут прехладнокровно исключить из наслаждения подвозимым значительную часть человечества, что уже и было…»
Это было сказано по поводу промышленного шума в человечестве, в котором одни видели залог будущего счастья, а другие – залог будущего людоедства (см.: роман «Идиот», часть третья, глава четвертая).
Мечту о создании земного рая на основе эгоизма и экономических законов разрушила сама история. Но веру во всемогущество денег еще предстоит разрушить. И еще смелее и активнее следует восстать против выдавливания морали из области денежных отношений, ибо экономика – это не просто сфера действия морали. Это – сфера проверки морали на предмет ее наличия или отсутствия.
Капитализм, как известно, родился и развился в протестантской среде. Католику с его упованием на благодать и ожиданием Царства Небесного, равно как и православному человеку, прибыль не нужна. Сытость желанна, покой нужен, здоровье не помешает. Но прибыль – не нужна. Капитализм – это огромное количество энергии, накопленной для Небес, но растраченной протестантизмом ради земных целей.
Отнюдь не желаю ругать швейцарских часовщиков и английских мануфактурщиков. Хочу лишь сказать, что из-