Но что это? Что-то меняется в жизни. То там, то здесь больше света в глазах, больше ума в речах. Имя Христово слышится чаще. Грязи много, как прежде, но цветов прорастает все больше. Неужели выедет, выберется из бездорожья на твердый грунт птица-тройка? Дай Бог! Помогай, Пресвятая Богородица!
Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра нужно отдать земле насильно лишенное погребения тело. Только, выкопав могилу, нужно будет у земли прощения попросить: «Прости, землица-матушка, что мы нынче того тебе отдаем, кого ты так долго принимать не желала».
ВОПРОС ОБ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
Термин «интеллигенция» расплывчат, как чернильная клякса. Неясно до конца, что это: социальная группа или внутреннее душевное качество? Или и то и другое вместе? А может, это некий тайный орден, имеющий свои цели и скрытно их реализующий?
Думаю, не далек тот час, когда слово «интеллигенция» превратится в технический термин, предназначенный для описания отечественной истории ХIХ-ХХ веков.
За пределами этого временного среза и за границей российской географии термин этот нежизнен и бесполезен. У нас же ему придано слишком большое значение.
Как указывает латинский корень, термин касается познавательных способностей. Очевидно, интеллигентом должен называться тот, кто умеет накапливать коллективные знания и опыт, умеет систематизировать и анализировать накопленное. Вот и все. Никаких шансов для самолюбования.
Можно предположить, что человек, отмеченный способностью к подобной деятельности, станет заниматься в жизни тем, что у него получается лучше, чем у других, и, соответственно, займет свое место в обществе.
Но наш народ в указанное время (XIX–XX века) настырно присоединял к умственным способностям некие возвышенные нравственные качества и получал в результате «виртуальное элитное существо», отмеченное умом и святостью. По сути – аналог ангела. Теперь на этого «ангела» можно возложить задачу благого переустройства мира, а в случае неудачи – повесить на «несправившегося ангела» всех собак.
Эти мысли не могли прийти когда угодно, но пришли в период возникновения веры в науку и в неизбежное счастье, достигаемое в результате прогресса. Очень примитивная цепочка размышлений, но крепка, как корабельный канат.
«Прогресс – это благо. Наука принесет счастье. Люди умные, вооруженные знаниями и передовыми идеями, двигают человечество к цели. Принадлежать к этим людям почетно и вожделенно». И вот, усвоив новый символ веры, полезли в духовную элиту все, кто боится физического труда, непомерно страдает от неутоленного тщеславия, ну и, вестимо, желает счастья всему человечеству.
Марево это рассеялось, отшумев сначала газетными спорами, затем залпом с «Авроры», затем такой свистопляской, что отдельно взятый ум осознать ее не способен. Это дела важные, но минувшие. Там, в минувшем, осталась интеллигенция разночинная, то есть семинаристы со злыми глазами, пишущие статейки в левые газеты. Осталась интеллигенция советская (термин насколько зловещ, настолько запутан). В парижских кофейнях память о себе оставила интеллигенция эмигрировавшая, поспособствовавшая гибели родной страны собственной ленью, позерством и ограниченностью. А еще была «вшивая интеллигенция», чем-то по привычке гордившаяся, но не умевшая себя ни прокормить, ни защитить. И были те, кого А. И. Солженицын называл «образованцы», то есть, по толкованию Д. С. Лихачева, помесь самозванца и оборванца.
Теперь, когда веры в науку поубавилось, скепсис увеличился, счастье удалилось за горизонт, а взгляды потухли, мы продолжаем пользоваться термином «интеллигенция» по инерции, постоянно путаясь в трех смысловых соснах.
Вот люди строят мост. Инженеры работают головой, рабочие – руками. Кто здесь интеллигенция? Я, честно сказать, не знаю. Если главный инженер пьян с утра на в сяк день, а прораб матом не ругается, а разговаривает, то интеллигентом может оказаться экскаваторщик, читающий за работой Иисусову молитву, а дома перед сном – Шекспира. Именно он и будет аристократом духа, тем более истинным по той причине, что ни медали, ни добавки к зарплате за красоту своего внутреннего мира ни у кого никогда не попросит.
Интеллигенции либо нет вообще, либо (если это невидимое братство благородных душ) принадлежность к ней от рода деятельности не зависит. И уж что действительно правда, так это то, что работники умственного труда ни привилегий, ни почета, ни особого статуса за один только факт умственного труда не заслуживают.
И не надо Церкви расшаркиваться перед каждым актеришкой и режиссеришкой на том основании, что они якобы к истине вплотную подошли. Подавляющее их большинство никуда не подошло и подходить не собирается, а мы к ним – на цыпочках да с микрофончиком.
Жизнь наша такова, что даже беседа с профессором философии в девяти случаях из десяти обещает быть скучной и бесполезной.
И это потому, что профессорами философии часто становятся не от любви к истине, а как раз наоборот.
Приносить реальную общественную пользу силой своего интеллекта может тот, кто осознает действительность, снимает с нее смысловые слои и вскрывает скрытые пружины и механизмы.
Непонятый мир хаотичен, и жизнь в нем настолько абсурдна, что самоубийство может стать эпидемией. Тот, кто осмыслил мир и преодолел хаос, кто дал событиям и явлениям правильные имена, тот умничка. На латыни – интеллигент. Им может быть и актер, и режиссер, но не всякий актер по необходимости.
Интеллигент – это тот дворник из анекдота, который был похож на Карла Маркса, но бороду не брил, потому что все равно «умище девать некуда».
В советское время как раз среди дворников количество более-менее вменяемых людей было в процентном отношении больше, чем среди представителей других профессий. Были люди, которые не хотели подниматься вверх по карьерной лестнице, оставляя внизу совесть, и потому занимали скромные жизненные ниши, что-то осознавая и о чем-то Богу молясь. По мне, так это и есть умственнонравственная элита.
Не надо также забывать, что существует еще антиинтеллигенция. Это очень неглупые люди, харизматичные и не без амбиций, но пойманные бесом за губу; люди, которые не распутывают, а запутывают мир. Их ум обладает каким-то бесовским качеством, какой-то инфернальной особенностью сбивать с пути, делать простое сложным, менять уродство и красоту местами, короче – превращать мир в бесовскую грезу. И эта категория людей представлена писателями, драматургами, критиками, художниками, философами, политологами, борцами за всевозможные права еtс.
То есть это представители умственного труда. Быть может, термин «интеллигенция» для них неприемлем, но к элите они себя относят. Их чернильницы, вернее – картриджи их принтеров, заполнены концентрированным ядом, способным отравить сознание очень большого числа людей. Дьявол любит этих своих духовных детей, поскольку у них в руках – отмычки от замков человеческого сознания.
Тот, кто способен вести с легионом подобных «мыслителей» умную войну, и есть самый нужный человек, служащий Богу своим интеллектом.
Оставляя в стороне споры о роли интеллигенции в истории Отечества и размышления о точном определении этого самого явления, нужно озаботиться тем, чтобы «иметь глаза в голове своей» и понимать, что происходит вокруг нас и внутри нас.
Учиться надо, думать надо. При этом ни гордиться, ни считать себя лучше других нельзя. И молиться надо непременно, потому что немолящийся ум чем более силен и изворотлив, тем более похож на сатану. Такой ум все что хочешь запутает до крайней степени. До той самой степени, до которой в российской истории запутан вопрос об интеллигенции.
ОЧАГИ И АЛТАРИ
Из каких камней складывается здание цивилизации? Совершенство орудий труда, развитие хозяйственных отношений, расцвет письменности и материальной культуры… Как и в любой постройке, эти «кирпичи» скрепляются незримым раствором, претворяющим груду камней в устойчивое целое; как и в любой постройке, видимое держится невидимым…
Как долго и трудно вынашивается, рождается, растет и воспитывается человек – и как легко лишить жизни это уникальное существо. Как вообще легко и необратимо уничтожается то, что создавалось долго и мучительно. Между трудной добычей и легким потреблением, между чудом творчества и бездумным проглатыванием его плодов лежит пропасть. И пропасть еще более страшная разверзается между чудом творчества и преступным пренебрежением его плодами…
То, что год растет, можно за день съесть. И ничего страшного, что съели, – на то и росло. Но страшно, если не заметили, не вникли, не постарались понять, что съели плод годичного труда. Облизнулись и сказали: «Еще давай!»
Ты не обязан выращивать хлеб. Ты можешь учить детей читать или сапожничать. Среди твоих учеников будут дети хлебороба, или сам он будет обут в тобою сшитые сапоги. То есть ты будешь с хлебом и при других полезных занятиях. Но ты обязан в общих и главных чертах понимать, что такое труд на земле, каких усилий он требует и какова его внутренняя ценность. Равным образом и хлебороб должен понимать, почему болит согнутая спина ремесленника и насколько важен его труд. И, конечно, оба они должны с уважением смотреть на учителя, чей труд сообщает разумный свет глазам детей – как пахаря, так и сапожника. Эти умные связи взаимного уважения созидают цивилизацию.
Ради рта своего и ртов домашних своих человек должен постоянно заниматься каким-то жизненно важным делом. Но понимать он должен чуть больше, чем секреты своего постоянного ремесла. Он должен понимать, например, что сложное социальное бытие делает всех от всех зависимыми и всех для всех необходимыми. Аптекарь нужен и плотнику, и трубочисту. И трубочист нужен и кондитеру, и аптекарю. И на труд друг друга, и на самих участников труда они должны смотреть с пониманием и уважением. Именно ментальные связи и некий мировоззренческий компонент, а не только товарно-денежные отношения, творят общество, делают возможным законотворчество, созидают цивилизации.