— На колени, я сказал. Где запись?
— К-к-какая запись?
Снова удар:
— Ответ неверный. Вы знаете, о чем я спрашиваю.
— Это ошибка!
Следующий удар ногой пришелся по ребрам. У одного из подростков уже шла носом кровь.
— Ответ неверный. — Снова удар… и еще. — Где запись? Телефоны на землю. Живо.
Джокер пинками отшвырнул телефоны в сторону, где их подобрал Норт Винер.
— Копии есть?
— Не-е-ет, — дружно проблеяли парни.
— А если я проверю?
— Точно нет!
Судя по бледным лицам, они опасались Джокера всерьез.
— Нашел, — негромко сказал Норт и помахал в воздухе серебристым прямоугольником. — Все здесь.
— Ладно, — кивнул Джокер. — Теперь второй вопрос: где вы взяли дурь?
Смотреть, как унижают людей было почти больно физически. Я обвела глазами свидетелей происходящего. Кто-то смотрел с опаской, с раздражением, даже с любопытством, но вмешиваться не собирался ни один человек.
Я выбрала в списке контактов своего телефона номер шерифа и положила большой палец на кнопку вызова.
— Вилд, прекрати. — Собственный голос казался вязким и невнятным. — Нельзя так обращаться с людьми.
Конечно, он должен был сразу меня почуять — я стояла с наветренной стороны — но прошло несколько секунд в тишине, прежде чем Джокер ван Хорн медленно повернулся ко мне.
— А ты, блять, кто такая?
Глаза, как всегда, казались мертвыми, но верхняя губа подрагивала, готовая в любой момент обнажить клыки. Конечно, ведь я посмела встать между волком и его добычей.
— Я сейчас звоню в полицию. — Я не отступила даже когда он сделал шаг ко мне.
— Ты никто. Пустое место, поняла. Или тебе тоже нужен урок? — Он наклонился и уже смотрел мне прямо в глаза.
Тело онемело от напряжения, лицо Джокера в нескольких дюймах от моего расплывалось в белое пятно. Я больно прикусила губу, чтобы прогнать страх.
— Ты здесь не хозяин. И твое слово не может подменить закон. — Я повернула голову к подросткам: — Вставайте. Не смейте унижаться перед ним.
Наверное, я и вправду была пустым местом, раз эти парни даже не пошевелились от моих слов. Казалось, сейчас они и дышать смеют лишь по приказу Вилда ван Хорна.
Он издевательски приподнял бровь, словно говоря: «и что дальше?». Я опустила глаза к телефону, и тут на мое плечо легла тяжелая рука.
— Лина, не надо. — То ли от голоса Роба, то ли от его ладони, по спине прокатилась теплая волна. Стало легче дышать. — Поверь, тебе действительно не надо вмешиваться. — Подхватив меня под локоть, он заставил сделать несколько шагов назад. — Пойдем, я отвезу тебя домой.
Я послушно дала усадить себя на переднее сиденье его Мустанга, и только когда закрылась дверь, через опущенное стекло автомобиля до меня снова донесся голос Джокера:
— Забирайте этих в мою машину. Поговорим в Ведьмином Кругу.
Всю недолгую дорогу до Логова Роб молчал, и я была благодарна ему за это. Не оглядываясь, я почти добежала до дома прислуги и смогла вздохнуть свободно, только когда закрыла входную дверь и привалилась к ней спиной. Наверное, сказывалось напряжение всего последнего месяца.
После того поцелуя на кладбище Роузхилл, я была как натянутая струна — всегда в ожидании нападения, всегда готовая дать отпор. Бабушка говорила, что война — естественное состояние мужчин, но меня она измотала до предела. И восстановиться я могла только единственно доступным мне женским способом — горячим душем, чистой одеждой, теплыми носками и запахом свежей выпечки.
Если выполнить первые три пункта было проще простого, то с четвертым никак не складывалось. Я порезала палец, разбивая яйца, перегрела сливочное масло и чуть не опрокинула на себя банку с мукой. Последней каплей оказались консервированные персики. Ключ с тихим щелчком оторвался от крышки и остался у меня в руке. Я нырнула в кухонный ящик в поисках консервного ножа. Которого нигде не было — ни в корзинке для столовых приборов, ни в мойке, нигде.
Прижав банку с персиками к груди и уже не сдерживаясь, я плюхнулась на табурет и тихонько заплакала. Почему я оказалась в этом городе, среди этих равнодушных людей? Почему мне приходится жить в Логове рядом с вымирающими потомками волков?
Внутренний голос тут же подсказал ответ: потому что твой отец умер. Потому что ты решила, что сможешь выжить без мужской защиты. Вернись к своему народу, стань женой Сидящего Быка, и все наладится.
От одной этой мысли слезы высохли враз. Сидящего Быка я боялась до поросячьего визга. Он был хорошим охотником, и его уважали, считая разумным и справедливым. Ходили слухи, что к нему пришел дух медведя, но даже пьяным он никогда не впадал в безумие. Его уже считали будущим вождем койотов-пайютов, и все наши девушки в возрасте от четырнадцати до двадцати пяти строили ему глазки. А у меня колени тряслись от страха при виде его огромных рук и раскосых глаз. Вот почему мама, жалея меня, решила увезти нашу семью — то, что от нее осталось — подальше от стоянки племени.
— Я знаю, ты вернешься, — сказал он, когда я уже сидела в нашем грузовичке и ждала, когда мама заведет двигатель. Сидящий Бык протянул руку в открытое окно и погладил меня по щеке кончиками пальцев, хотя мог бы одним рывком вырвать железную дверь. — Я ждал тебя с двенадцати твоих лет. Могу подождать еще немного.
Я поставила банку на стол и вытерла лицо чистым кухонным полотенцем. Если ради свободы нужно немножко поплакать, то не такая уж это высокая цена.
Когда я положила полотенце рядом с банкой, напротив меня через стол уже сидел Алфредо.
— Прости, Лина. Я ничем не смогу тебе помочь против Вилда ван Хорна. Пытался, но ничего не вышло.
— Ты пытался? — Я потрясенно уставилась на призрака.
— Конечно. Когда он в очередной раз нагрубил тебе, я хотел заставить его извиниться. Но… — Алфредо тяжело вздохнул, — у этого парня внутри живет такой волчище. Я еле ноги унес.
Я хихикнула и уже более уверенно взялась за персики. Словно по волшебству нож нашелся среди десертных ложек.
— Фруктовую слойку будешь? — Алфредо любил не только крепкие напитки.
— С удовольствием. Сожги для меня парочку.
Следующие минут тридцать он молчал, дав мне возможность полностью сосредоточиться на выпечке, за что и был вознагражден не двумя, а целыми тремя слойками.
— Божественно, — после каждого укуса призрак на секунду замирал, а потом начинал энергично жевать. — Уверен, если давать волку пару таких булочек в день, через неделю он у тебя будет прыгать в горящее кольцо, как цирковой пудель.
Слойки действительно удались, но соглашаться я не собиралась:
— Разве что стрихнину ему туда подмешать. Или еще какого крысомора.
Алфредо посмотрел на меня с неподдельной тревогой:
— Нет, дорогая. Не впускай в голову злые мысли даже в шутку. Это опасно. Они проникают в душу незаметными спорами, а потом прорастают такими зарослями чертополоха, что уже не выкорчевать. Уж я-то видел, как это бывает.
— Неужели? — Я передернула плечами. — Кажется, у меня уже что-то выросло. Ой.
— Я могу посмотреть, если не возражаешь, — предложил призрак.
В конце концов, пора было узнать, что я из себя представляю.
— Давай, только быстро. — Я еще помнила неприятные ощущения от прикосновения Эйбелин Кларк. — Пожалуйста. — И зажмурилась.
Легкая волна мурашек, небольшое головокружение — кажется, все не так уж и страшно.
— А у тебя тут очень мило, — раздался голос в голове.
— Что ты видишь? — Я нетерпеливо заерзала на табурете.
— Никаких стен. Над головой небо, а под ногами трава. Интересно, первый раз такое вижу…
— Что еще?
— Это горный склон. Большие деревья, очень большие. А еще зверье всякое и птицы…
— Что? — Я похолодела от ужаса. — Какое еще зверье? Алфредо, вылезай!
Он снова возник на табурете, явно удивленный моими паническими воплями.
— Какое зверье? Много? Сколько ты видел животных?
Если в меня незаметно прокрались еще какие-то духи, я, наверное, сойду с ума.
— Вообще-то, одну белку и одну сову. Достаточно?
— Уфф, — я не могла сдержать вздох облегчения.
Одна сова. И в то же время было грустно, что приходится расставаться с последней надеждой — все-таки мне досталась сова. При всей своей мудрости Уитаке была слишком капризным и непредсказуемым духом. Неизвестно, какие сюрпризы она преподнесет мне в будущем. Одной ее привязанности к волку Джокера мне хватило бы за глаза. А если в него вселился дух ее мужа Бочико, страшно подумать, что могут сотворить со мной эти двое.
Алфредо наблюдал за мной с сочувствием. Может быть, он видел что-то еще?
— Что?
— Ты хороший человечек, Лина, — покачал он головой. — Мне будет очень жаль, если небо в твоей душе затянет облаками, а листва с деревьев опадет и сгниет на голой земле.
— Думаешь, это возможно?
— Ох, — он улыбнулся печально и безнадежно, — если бы ты знала, сколько раз мне приходилось наблюдать, как горы мусора скапливаются посреди зеленых лужаек, и как паутиной и грязью затягивает чистые окошки, через которые душа человека глядит на мир. — Алфредо разочарованно махнул рукой. — Одно могу тебе сказать. Не трать время на внешние войны. Приглядывай за душой. Не позволяй миру ожесточить тебя. Не допусти, чтобы горечь украла твою сладость.
Впервые я заметила у Алфредо поэтический дар. Или он очень хотел быть убедительным. Сделать окончательный вывод я не успела, потому что зазвонил мобильник.
— Лина? — В трубке повелительно рокотал голос Амнерис. — Мне очень жаль, если я ломаю твои планы… — жаль ей, как же, — но ты мне нужна сегодня вечером.
— Что, — встрял недовольный призрак, — тебе грозят сверхурочные? Ну и жадные эти мисс Ленорман. Все четыре.
Амнерис в трубке насторожилась.
— Кто это у тебя там? Ты кому-то рассказала о наших делах?
— А разве ты что-то слышала? — От удивления мой рот приоткрылся сам собой.
— И никакие мы не жадные, — второй реакцией гадалки было возмущение. — Так и скажи это тому типу, что без приглашения лезет в чужие разговоры. Приходи, детка. Нас навестит шериф.