Но сначала я прошла до 125-й улицы, затем свернула в узкий тупичок между пивнушкой и секс-шопом и опустилась на корточки перед красным спальным мешком. Обитатель мешка не подавал признаков жизни, но я знала, что проснется он не раньше, чем часа через два. Будить его я не собиралась, просто принесла завтрак.
Его звали Дон. Дон Грант. Юридическая школа в Бостоне, тридцать лет работы в «Фонде Рокфеллера» — «детка, я просрал половину своей жизни, лучшую половину!». В один прекрасный день Дон вышел из парадной дома номер один по пятой авеню, где жил последние десять лет, сбросил с плеча сумку с ноутбуком, накрыл урну кожаной папкой с документами и был таков.
Я познакомилась с ним через два дня после переезда в Восточный Харлем. Несколько потрепанный жизнью джентльмен элегантным жестом приподнял над лысой макушкой ковбойскую шляпу и отвесил мне поклон, которому вполне мог позавидовать какой-нибудь маркиз в атласном камзоле. Я резко остановилась посреди тротуара, судорожно нащупывая в кармане никелевую монетку.
— Не трудитесь, мадмуазель, — сказал Дон. — Я не торгую добрым к вам расположением.
С тех пор я и стала каждое утро делать два сэндвича — себе и Дону. Зерновой хлеб, несколько кружков маринованного огурчика, щедрый ломоть домашней буженины в хорошие дни или кусок ливерной колбасы в безденежье, и мой фирменный соус из зеленых слив. На этом вполне можно было прожить до вечера.
А потом, даже не выпрямившись, я оттолкнулась ногами от земли и почти в то же мгновение уцепилась руками за чугунную решетку балкончика, неизвестно, каким чудом уцелевшего на гладкой стене среди заложенных кирпичом оконных проемов. Пальцы уверенно находили щели в старой кирпичной кладке, и я в очередной раз порадовалась, что не поскупилась и купила в лавочке старого кицунэ Ямагито Торо ниндзя шуз на добротной каучуковой подошве.
Раз — перебросить тело через парапет. Два — разбежаться и перелететь на соседнюю крышу. Три, спрыгнуть на два этажа вниз и по кровле надземного перехода перебраться на другую сторону улицы.
Карту, где были указаны маячки, оставленные командой Фукана, я помнила наизусть. Если они рассчитывали, что я сдамся на таком простом маршруте, то сильно ошибались. А вот, чтобы собрать мои следы, им придется сильно попотеть. Пусть постараются, если хотят получить главный приз.
Участие в паркуре за деньги? Да еще и с тотализатором? Я не была таким чистоплюем, как красавчики из Старого Света. Зато смогла оплатить учебу Анны. Теперь моя сестра была бакалавром моды, а мама больше не мыла полы в чужих домах, а жила в своем собственном. Кредит за него я собиралась погасить через год-полтора.
* * *— Фукан еще не заходил?
— Это восемь-то утра? — Удивился Энрике.
Сам-то он, похоже, в «Мескалито» дневал и ночевал. Вот почему, ставки на паркур, футбол и регби принимались здесь в любое время суток.
— Ну, передавай ему привет.
Я высыпала из кармана горсть маячков, ровно десять штук. Энрике, довольно сопя, принялся размещать их на карте Харлема у себя за спиной.
Большая чашка кофе с молоком, потом поднять железную решетку над входом в мой тату-салон, перед которым меня уже ждали два клиента — один со сломанным носом и заплывшим глазом («Лина, сделай так, чтобы мама не очень испугалась»), второй с заказом наочередную татушку («заговор от дурного глаза. Вот здесь, между разбитым сердцем и голой бабой»). Потом быстрая уборка: — выкинуть измаранные кровью салфетки, протереть все рабочие поверхности — и снова работа.
Очнулась я только часа в два, когда рука Квентина поставила передо мной большой стакан латте.
— Хорош вкалывать. Сделай перерыв.
Я с наслаждением сделала первый глоток. Мокко с горячим молоком. Все, как я люблю.
Сам Квентин набулькал себе что-то прозрачное из фляжки. Я потянула носом.
— Текила?
— Точ-чно. — Кажется, он успел приложиться еще по пути ко мне.
— По какому поводу?
Рыжий опрокинул в себя рюмку и болезненно сморщился:
— Представляешь, умер Чак Берри. — Я вовремя прикусила язык, чтобы не спросить, а кто это такой. — Нет, ты только вдумайся! Реально, на том свете хороших музыкантов сейчас больше, чем на этом.
Квентин горевал так искренне, что я тоже потянулась к фляжке и сделала внушительный глоток:
— Земля ему пухом.
Кевин покивал и поддержал мой тост. А затем сменил тему.
— Вот скажи мне, что ты тут все сидишь с утра до вечера? — Он пронзил меня слегка затуманенным от алкоголя взглядом.
Я пожала плечами:
— Работы полно.
— Работы полно, — повторил он и простучал пальцем по столу. — А молодость-то проходит.
Ыыыы! Квентин оседлал любимого верблюда.
— Ну и что?
— А у тебя даже парня нет.
— Отстань. Это не твое дело. У тебя у самого нет постоянной девушки. Однодневками пребиваешься.
— Так я же музыкант! — У Квентина на все был ответ. — Сегодня здесь, завтра там. Послезавтра уже в Лиме. Нет, больше трех раз я с девушками не встречаюсь. А то еще подружимся… — Он безнадежно махнул рукой.
А я фыркнула. Знаю я вашу дружбу. А эта рыжая пиявка не собиралась отставать:
— А на дворе, между прочим, весна. Ты хоть заметила?
Я перевела взгляд за окно, где среди бетона и асфальта не колосилось ни кустика ни деревца. Неужели весна? А, точно. На Центральный парк словно опустилась зеленая дымка, внезапно исчезли бегуны в длинных штанах, зато по дорожкам вокруг озера уже неделю снуют мужики в шортах и с бородатыми ногами. А еще вчера в окно салона постучался и, солидно гудя, вошел мохнатый шмель.
Вот и еще одна весна.
* * *Любовь, не покидай меня, не уходи.
Пускай слова сожгут язык и губы,
Я должен их тебе произнести.
Любовь, не покидай меня, не уходи
Улыбаясь, я посмотрела в зал — я просто не могла не улыбаться, когда пела SayadeAmor — и мои губы окаменели в бессмысленном оскале. На меня из угла зала своими мертвыми желтыми глазами пялился Джокер ван Хорн.
Кажется, он еще больше вырос, хотя и десять лет назад был высоким парнем. И по старой привычке вытягивал ноги в проход. Конечно, наследнику ван Хорнов всегда было наплевать на чьи-либо удобства, кроме собственных.
Подчеркнуто небрежная, но явно очень дорогая стрижка. Твидовый пиджак, белая рубашка, синие брюки — просто, элегантно, шикарно. Признаю, он выглядел намного лучше меня. И еще девяноста девяти процентов населения планеты.
Не удержавшись, я скользнула взглядом по его левой руке. Кольца не было. Итак, краса и гордость старейшей из династий обеих Конфедераций до сих пор не сподобился сотворить себе законного наследника? Ну и достаточно на сегодня. Я и так уделила этому чванливому индюку времени больше, чем он заслуживал. Больше я ни разу не взглянула дальше третьего ряда столиков.
В перерыв я значительным усилием воли преодолела почти нестерпимое желание пойти в туалет и ополоснуть лицо холодной водой.
— Энрике, мне как всегда.
Чай, серебряная трубочка, золотистый калебас с медным ободком. Вот только сегодня я не чувствовала вкуса мате, зато пульс бился во всем теле, не исключай кончиков пальцев и ушей.
— Если тебя нервирует этот тип в углу, — прогудел бармен, наклоняясь ко мне ближе, — только скажи. Ребята с ним быстро разберутся.
Неужели мой запах страха так заметен? Лина, тряпка, соберись. Надо продержаться еще минут сорок.
— Не надо, Энрике. Он может быть опасен.
— Видали и поопаснее, — старый друг не собирался сдаваться. — Мне он тоже, кстати, не нравится. Провоняет сейчас тут все волчьим духом…
Я оглянулась. Действительно, половина мужчин в зале настороженно принюхивались. Кое-кто не мог сдержать тихого рычания. ЗатоДжокер хранил великолепное безразличие, словно зайти в самое сердце территории койотов было для него делом не сложнее плевого.
Через десять минут ко мне пришла мысль, что уж рюмку текилы-то я честно заслужила. Только поставил ее передо мной не Энрике, а симпатичная смуглая девушка, приветливо сверкнувшая в улыбке белоснежными зубами. Не улыбнуться в ответ было просто невозможно.
— Привет. Я тебя не знаю. Ты новенькая?
— Да, работаю второй вечер. Меня зовут Вуньефе.
Вуньефе, Утренняя Звезда? Это уже было интересно.
— Ты кечуа или аймара?
— Не угадала, — девушка улыбнулась еще шире. — Мапуче.
Я потянулась через стойку, чтобы пожать ей руку:
— А я Лина. Тату-салон на углу 123-й и Парк-авеню. Обереги, амулеты, татуировки, а заодно неотложная медицинская помощь.
Ее ладонь была теплой и немного шершавой. Славная крестьянская девушка. Зря она подалась в Нью-Амстердам.
— Я знаю. Специально устроилась работать сюда. Мне нравится, как вы поете, ты и… Квентин.
Ох, девушка, с Квентином надо быть поосторожнее.
— А что нравится больше всего?
— Все! — Я поверила ей сразу. — И Paloma, и He Venido и все. Вы поете, совсем как мы, но все же по-другому. Это удивительно, как у вас получается.
No había podido olvidarte
paloma del alma mía.
Creí ser tu amor perdido
cuando no estabas conmigo.
Голос у девушки был приятный. Уж точно лучше моего. И к произношению даже дотошный Квентин придраться бы не смог.
— Эй, Квен, иди сюда.
Я подняла руку, чтобы привлечь внимание рыжего, отчего амулеты на руке скользнули от запястья к локтю. Надо же, этот казанова вмиг оказался рядом и тут же уставился на новенькую официантку.
— Это Вуньефе. И она, кажется, хорошо поет.
— Точно?
Стесняться девушка не стала:
— У нас в Вальпараисо все хорошо поют. Только песнями не прокормишься.
— В Нью-Амстердаме думают иначе. Давай, Квен, послушай ее.
А я теперь спокойно выпью. Вот только где соль?
— Держи. — Эрик пододвинул мне под руку солонку и ворчливо добавил: — Хорошие девушки, между прочим, солят чили-суп…