Волк: Значит, собираешься уехать? Поступишь в колледж?
Сова: Еще не знаю…
Правильно. Наша семья неплохо платит своим служащим, но у матери Покахонтас не было ни единого шанса накопить дочери на учебу. Одним словом, этот план был всем хорош за единым исключением — Лина понятия не имела, как его осуществить.
Я собирался продолжить учебу в Лос Анхелосе. Возможно, наша семья даст ей стипендию. На моих условиях.
Сова: … придумала. Переоденусь юнгой, наймусь на пиратский корабль и уйду в кругосветное путешествие.
Волк: ха-ха
Не смешно, блять. Я с грохотом опустил крышку ноутбука. Отбросил стул. Очень хотелось что-нибудь сломать. На ходу натягивая новые боксерские перчатки без пальцев, я быстрым шагом направился в тренажерный зал.
Через два часа весь фасад дома для прислуги был однообразно-черным. Я еще некоторое время просидел на полу в спортзале, тупо ожидая, не зажжется ли в одном из окон розовый свет. Затем встал и поплелся к себе.
Уже в постели, приложив горящие ладони к прохладной простыне, я попытался представить Лину, спящую в своей кровати. Золотистую, как кофейная пенка. Ароматную, как свежее печенье.
Я так привыкла лазить через стену, что уже не пыталась выходить из поместья через ворота. Тропа к Роузхилл пролегала вдоль все того же оврага, только надо было пройти около мили вверх по течению ручья.
Алфредо ждал меня у ворот.
— Нет-нет, юная леди, не надо лезть через ограду.
К моему удивлению вечно запертая решетка подалась и со скрипом распахнулась.
— Странно, я думала, что вход на Роузхилл строго ограничен.
— Так и есть, — кивнул призрак, — но для вас, Лина, мы открыты в любое время. — Хм, ладно, будем считать это комплиментом. — Я поговорил со всеми мисс Ленорман. Эти ведьмы уже нас ждут.
— Ведьмы?
Альфредо только хмыкнул, не желая вдаваться в подробности:
— Сама увидишь.
Клото, Лахеса и Атропа, которым Алфредо представил меня на пороге полуразвалившегося склепа, светились, как огни Святого Эльма.
— Значит, Амнерис скучает по нам? — Проскрипела старшая из них. — Ишь ты.
— Не мудрено, если она здесь уже два года не показывалась, — согласилась средняя.
— Наверняка что-то от нас хочет, — сообразила младшая.
Все три уставились на меня. Я была не в курсе планов Амнерис, и потому только пожала плечами.
— А ты сама кто такая будешь? — Снова пришла очередь говорить старухе.
— Клото, я же предупредил. — Вмешался недовольный Алфредо. — Это Аделина.
— Подожди, не мешай, — отмахнулась вторая, которую звали Лахеса. — Мы, Видящие, сами промеж себя разберемся.
— Что у тебя за дела с моей бестолочью? — А это, наверное, мать Амнерис.
Не удивительно, что она не хочет знаться со своими родственницами после их смерти. Действительно ведьмы.
— Я из койотов Соноры. Переехала с семьей сюда недавно. А в первый раз увидела привидение вчера. С Амнерис буду работать, делать талисманы.
— Только талисманы? И все? Говорить загробными голосами не собираешься?
Это они о вселении души говорят? Бр-р-р…
— Нет.
— Из койотов, значит… — Клото задумчиво покачала головой. — Ну, от койотов всякого можно ожидать. Нам надо подумать.
Схватив дочь и внучку за светящиеся руки, она утащила их внутрь склепа.
— Готов поставить на что угодно, — пробормотал Алфредо, старательно прислушиваясь к бормотанию из-под земли, — что старухи решили замутить какой-нибудь бизнес. И тебя постараются втянуть.
— Меня?
— А что ты так испугалась, — призрак посмотрел в мое вытянувшееся лицо. — Не понравится — не соглашайся.
— Просто раз я приняла Силу, я не имею права отказывать тем, кто обратиться ко мне за помощью. Такие условия.
— Тс-с-с, — Алфредо быстро прижал палец к губам.
— Что?
— Не дай Бог, услышат. Потом не отвяжешься.
— От кого? Здесь никого, кроме нас нет.
— Потому что все разошлись. Кто в кино, кто в окна подглядывает, кто в ручье полощется. Проблема в том, что призракам на самом деле очень скучно живется. А те, у кого живы родственники, еще и тоскуют. Не поверишь, есть даже такие, что скучают по своей работе.
Вот те на: призрак-трудоголик.
— Шутите?
— Если бы. Одна миссис Стоуджер чего стоит. При жизни она была телефонисткой и бессовестно этим пользовалась. Мало того, что сделала своего мужа богачом, перенаправляя в его похоронное бюро все звонки скорбящих родственников. Практически разорила всех конкурентов. Так она еще и прослушивала номер Маргарет Митчелл, особенно ее разговоры с редактором.
Я рассмеялась. Ох уж эти мне дамы-южанки. Белокурые локоны, протяжный акцент, безупречное воспитание. И бульдожья хватка.
— И что с ней стало?
Алфредо, тоже смеясь, безнадежно махнул рукой.
— Померла от удара, когда в городе сгорела старая телефонная станция, и взамен построили новую, автоматическую. До сих пор переживает.
Я театрально содрогнулась. Действительно, не дай Бог, попасть в лапы телефонного маньяка.
Из-под земли выплыло фосфорецирующее облачко и разделилось на три фигуры. Клото, бывшая тут за главную, величественно кивнула:
— Передай Амнерис, что мы согласны. Нам есть что обсудить.
В моей груди шевельнулось дурное предчувствие.
Глава 7
— До какого часа ты занята в пятницу? — Поинтересовался Алфредо, скользя по воздуху рядом со мной.
Я изо всех сил крутила педали велосипеда, а он перемещался по воздуху, даже не давая себе труда перебирать ногами.
— В пятницу я работаю до понедельника, — уныло ответила я.
Как и предсказывал Алфредо, все четыре мисс Ленорман так плотно взяли меня в оборот, что лишний раз вздохнуть времени не было. Зато появились деньги. В результате, я стала финансово помогать маме и даже начала откладывать деньги на машину. А еще смогла наконец позволить себе занятия на скалодроме, причем не в одном из городков-спутников, где селились люди малоимущие, а в роскошном спорткомплексе Лобо-дель-Валле. Все оставшееся от учебы и спорта время было целиком и полностью посвящено корпорации «Ленорман и Ко».
— Жаль. Хотел пригласить тебя на «Голубого Ангела»[12].
— Того самого, с Марлен Дитрих?
Марлен была особой слабостью Алфредо. Один «Шанхайский экспресс» мы вместе посмотрели трижды. Сколько раз он видел его до меня, Алфредо так и не признался.
— Если хочешь, приходи сегодня вечером к ведьмам. Ожидается настоящая драма. Эмилия Уайт наконец согласилась встретиться со своей кузиной.
— О!
Действительно «О!». Больше добавить было нечего. После того, как покойный старик Арчер через Амнерис признался своей вдове, где при жизни спрятал заначку — деньги, которые годами копил на покупку маленькой яхты, клиенты повалили толпой. Я только успевала бегать по кладбищам, разыскивая внезапно востребованных родственниками покойников.
Эмилия Уайт скончалась в возрасте пятидесяти двух лет, оставив после себя безутешного мужа с огромными долгами и немалых размеров шкатулку с фамильными драгоценностями. Ее кузина Летиция Уайт, ничего не знавшая о долгах и прекрасно осведомленная о содержимом шкатулки, поспешила утешить вдовца и закрепить их союз браком. Так что после свадьбы ей крайне неприятно было узнать, что долги существуют и вряд ли будут выплачены, а драгоценности из шкатулки исчезли и разыскать их не представляется возможным. Вот такая история.
Все бы так и закончилось, если бы Летиция не взяла себе за правило раз в неделю приходить на Роузхилл, чтобы, стоя перед могилой, Эмилии, от души обругать покойную. В конце концов, терпение Эмилии лопнуло. Развязка должна была произойти сегодня вечером.
— Приглашаешь меня послушать кошачий концерт? — Призрак с сомнением покачал головой. — Нет уж. Я тогда лучше прогуляюсь в Санта-Монику. Говорят, там сгорел винный магазин.
Как ни крути, а у последнего года обучения в старшей школе были свои плюсы. Наконец я освободилась от математики, физики и химии и сосредоточилась на литературе, истории и языках. Неплохо шли гальский и кастильский, вероятно Сила подарила мне замечательную память. Но самые заметные успехи я делала в алеманском. И тут нельзя было не признать заслуг фрау Шеннеберг, замечательной учительницы, которую разыскал мне Алфредо на седьмой аллее в восточной части Роузхилл.
Выслушав мой вариант перевода стихотворения «Сердце» алеманского поэта Гете, старушка прослезилась и назвала меня mein kostbares Kind[13]. Сейчас мне предстояло прочитать его перед классом.
Кажется, получилось действительно неплохо.
Сердце, сердце, что случилось,
Что смутило жизнь твою?
Жизнью новой ты забилось,
Я тебя не узнаю.
Как и ожидалось, гламурные кисы щебетали между собой и листали фото в телефонах, украшенных стразами. С дальних парт доносилось не громкое, но вполне отчетливое «прохожу на базу» и «не налажай с пасами». Как всегда, на меня смотрели только два человека — Роб Келли и Джокер ван Хорн.
Я понизила голос и подключила нотки, с которыми пела молитву Авенхаи:
Все прошло, чем ты пылало,
Что любило и желало,
Весь покой, любовь к труду, —
Как попало ты в беду?
Парни на задних рядах замолчали, а Джокер скрестил руки на груди и еще мрачнее уставился на меня.
Ах, смотрите, ах, спасите, —
Вкруг плутовки, сам не свой,
На чудесной тонкой нити
Я пляшу едва живой.
Кто-то шикнул на Хили с ее подружками. Они надулись, но замолчали.
Жить в плену, в волшебной клетке,
Быть под башмаком кокетки, —
Как позор такой снести?