Да. Этот караван-сарай и впрямь был местом солидным. Тут тебе и стойла для животных, и сараи для товаров, и большой жилой дом для людей. Ну и конечно, кузня, шорная мастерская, баня, цирюльня, харчевня — целый посёлок. Сразу видно, что дядюшка Мстой — человек основательный и правильный.
Поговорить с ним меня, ясное дело, не пустили. Ну да тут я не в обиде — понятно, что у хозяина такого солидного заведения хватает дел помимо того чтобы со всякой солдатнёй болтать. А поговорил я с мужиком, который за конюшни отвечает. Прикинулся, что, дескать, ожидается прибытие большого количества войск, и потому приглядываю место, где офицеры квартироваться будут. Под это дело и расспросил насчёт того, кто, сколько, да когда… Чтобы, вроде как, правильное количество возможных постояльцев определить. Из нового и интересного узнал только что тут, за городской оградой, только малая часть животных располагается. А большая часть — за городом, на специальных выгонах пасётся. Потому, ежели мне следы знакомые искать надо, то лучше сразу туда и идти. Ну да я человек служивый, и у меня другой приказ. Потому пошёл я на восточную сторону.
Да, тутошние караван-сараи даже сравнивать с заведением дядюшки Мстоя нельзя. Да это и караван-сараями назвать было трудно — так, просто сараи да навесы. Тока чтобы было где переночевать, животных поставить да товары положить… Оно и понятно, для степняков большего и не надо. Это ведь купцы всякие городские в город заходят, чтобы отдохнуть. Ну, помимо того, что товары продать. А для степняка выезд в город — это вроде как для нашего брата стражника в рейд на лесовиков сходить. Тут уж не до бань с цирюльнями, быстрее бы все дела сделать, да назад, домой, в степь.
Постоялый двор, где квартировался караван Маака Куницы, я нашёл без особого труда — отловил первого же попавшегося пацана, да и спросил его. Они ведь тоже тут не просто так на каждом углу торчат, ищут, где подзаработать. А хочешь заработать — держи глаза открытыми. Так и денежку в семью принесёшь, да и выучишься чему… Пустяшное, конечно, это занятие, но для городских такая наука впору. Им след оленя в траве не искать, бычьи туши не разделывать, а вот где чего вынюхать, да кого объегорить… Да, говорил я, неправильное это место — город…
Если в заведении дядюшки Мстоя можно было болтаться без дела, почти не привлекая к себе внимания, то в этой ничтожной сараюшке меня сразу на прицел взял с десяток насторожённых глаз. Ну да я ведь тоже не дурень, и терпения у меня хватает. Перед тем как пойти в указанный постоялый двор, я сначала в парочку соседних зашёл и там расспрашивал хозяев на предмет постоя для войск. Отвечали мне, ясное дело, неохотно. Это у дядюшки Мстоя я мог офицеров в постояльцы обещать. И пусть и там расквартирование воинских частей оплачивается из сатраповой казны, а значит, весьма скудно и прижимисто, но с офицеров-то хоть за прочие услуги можно копеечку урвать. А тут пришлось про нашего брата-солдата толковать. А кто ж нас, хе-хе, солдатню-то, любит? Что сопрём — то пропьём, а что не пропьём — то сломаем во время запоя. Ну да куда им деваться было? Мне командир ещё вчера бумагу важную дал с печатями и подписями больших начальников. Выглядит очень солидно, от человека с такой бумажкой уже не отмахнёшься, даже если очень хочется. Так что со мной разговаривали, и весьма почтительно, а тут уж знай, тяни поводья в правильную сторону… То есть, разговор в нужную сторону переводи. Стоило мне только намекнуть, что мол, можно и не к тебе, а к соседу, как сразу хозяин добрел и выкладывал всё, что про соседей своих нехорошего знает… Тоже ведь городская гниль это. У нас, в предгорьях, пусть сосед тебе даже злейший враг будет, но чужаку ты про него трепаться не станешь. Потому как враг — он твой, а чужак, он и есть чужой, и не след ему в ваши дела нос совать. А в городе… В городе мельчает всё. Даже вражда или родственные связи, а уж про то, чтобы сосед с соседом друг за друга держались, как бойцы в одном строю, — такого и вовсе нету. Вот и торопились мне городские всё про соседа выложить, лишь бы беду от себя на чужой двор отогнать.
А знали они немало, так что и про хозяина постоялого двора, и главное, про Маака Куницу этого я много всякого узнал… Не любили его даже тут! Видать, и правда пустейший это человек. Так что наговорили мне всякого, за что можно уже за микитки хватать, да в пыточную на правёж тащить. Ну да это сейчас не моё дело, хотя кой-чего я запомнил и вечером обязательно командиру доложу, а уж он пусть сам решает, что с этими сведениями дальше делать.
Поглядел я и на сам караван Куницы. Самого Куницу не застал, а вот людей, верблюдов, а главное, следы — поглядел. Следов чужака так и не нашёл, а вот один знакомый лошадиный — углядел. Правда, только один, а все остальные верблюды и лошадки мне незнакомые были. Можно бы было на один след внимания и не обращать. Мало ли, обменяли лошадку уже в городе. Да только лошадка та не простая была. Ещё там, в степи, я след чужака всё время рядом с её следом видел. Так может, это чужак в другой караван перешёл?
Торопиться бежать доносить оу Наугхо я не стал. Суета никому не нужна. Сперва обошёл остальные постоялые дворы на восточной стороне, вроде как насчёт постоя войск сведения наводя. Это, во-первых, для того, чтобы чужака раньше времени не спугнуть. А во-вторых, мне каждый хозяин, чтобы я, значит, поменьше жилых мест у него указывал, а то и вовсе от напасти избавил, малую мзду давал. А я не дурак, чтобы от денег отказываться, коли они сами в руки идут.
Игорь Рожков, лейтенант
Ночь мне дали поспать нормально. А с раннего утречка началась служба. Разбудили ещё до рассвета. Вернее, сам проснулся, когда суету вокруг себя учуял. Народ уже был на ногах, готовил еду, вьючили животных. Я тоже из себя барина корчить не стал, а пошёл к Мышу, вроде как за ценными указаниями. Ну Мыш мне и указал… Вот даже не знаю, просто ли захотел подгадить, или у него какие свои мысли на этот счёт были, но поставил он меня в команду как раз с теми самыми ребятами, которых я вчера слегонца отпинал.
Мужики встретили меня… Да в общем-то нормально. Обнимацца-целовацца, конечно, не полезли, но и предъяв за вчерашнее кидать не стали, хотя видно было, что досталось им хорошо. Один, которому я по… ниже пояса влепил, ходил как-то неуверенно, у другого на челюсти расплылся здоровенный синяк, проступающий даже сквозь бороду, а третий всё время морщился, когда правой рукой пользовался, и пару раз хватался за почки. Мне даже слегка неуютно стало, но они делали вид, будто ничего не произошло, и я тоже тему эту поднимать не стал.
Представились — познакомились. Я по-прежнему оставался Иигрем, потому как они по-человечески моё имя выговорить почему-то не могли. А они — обиженный в челюсть назвался Шооргом Вабииком, с почками — Риишем Оленем, а уязвлённый ниже пояса — Лоутом Гаастом.
Потом пожрякали, можно сказать, из одного котла. В том смысле, что котлов-то на караван и так всего два было, просто Шоорг, который в этой троице вроде как за главного был, сводил нас к этому самому котлу, где каждый и получил свою пайку вчерашней каши, а потом мы и есть сели в общий кружок. Разговоров особых не было, все быстро двигали челюстями, заряжаясь для долгого и напряжённого дня.
Потом быстро седлать лошадку, и вперёд, на подвиги. В смысле, впереди каравана, на разведку… Думаете, мне уже настолько начали доверять? Хренушки! Довольно быстро я понял, что меня по-прежнему старательно пасут, дав, однако, некую видимость свободы. Мол, попробуй, птичка, улети. Тут-то мы тебе заряд дроби в задницу-то и засадим.
Ну да и я не дурак такую возможность им давать. Вёл себя смирно и правильно. Службу тянул исправно, в бега не пускался, провокации не устраивал… Ну, по крайней мере, старался. Да только где-то часа через три-четыре нашего движения моя, модельной внешности, лошадка, которую мне явно выдали как раз для того, чтобы я не смог воспользоваться ею как средством для бегства, начала покрываться каплями пота и заметно дрожать. Выносить страдания животного сил больше не было, так что я слез с неё и пошёл пешком. И сразу же возле меня нарисовались Риишь с Лоутом, а Шоорг замаячил где-то сзади и почему-то снова с изготовленным для стрельбы мушкетом в руках.
— Лошадь, больная, совсем нехорошо, — пояснил я свои странные действия.
— Это да, — внезапно вполне добродушным тоном заявил Лоут. — Траванулась она, овёс со спорыньёй нам подсунули, сволочи… Неделю не жрала ничего, зато дристала, как не пойми чего. Мы уж думали, она, как и остальные, помрёт, а ничего — выкарабкалась. Эти степнячки — скотинки живучие. А ты ничего так, с лошадками управляться умеешь.
— Моя… Я ногой ходить. Лошадь пусть пока… Отдыхай. Я быстро, за вами… Успевать.
— Ладно. Мушкет на седло повесить можешь. С ним бегать несподручно. А эта твоя пистоля хоть заряжена?
— Заряжена, — ответил я, не сразу сообразив, что под «пистолей» имеется ввиду мой автоматик. Да, пистолеты этого времени, типа тех, с которыми нас учили обращаться, по размерам, наверное, мало уступали моему ПП-19, так что градом вопросов о том, что это за странную штуку я с собой таскаю, вопреки моим опасениям, местные меня не забросали. А что видок у него был дюже странный — так времена штучного производства на дворе. Каждый мастер лепит свои изделия в меру собственных талантов и представлений о прекрасном и удивительном. Тут тебе и пистолет, совмещённый с топором, и с кинжалом, и даже саблей, и всяческие многостволки, и замки невероятных конструкций. А уж про изыски дизайна я вообще молчу, тут тебе и курки в виде чёртика, и всяческая резьба да гравировка. А ещё нам на занятиях показывали точную копию хранящегося в Оружейной палате шестизарядного кремнёвого револьвера, работы аж начала семнадцатого века. И даже дали желающим попробовать пострелять из него, хотя и предупредили, что попав на Землю-2, таких конструкций лучше избегать — уж очень ненадёжная штука! Так что, при необходимости, я и из своей «пистоли» могу несколько раз подряд стрельнуть… Ну, если только очень пр