Возвращение в Тооредаан — страница 31 из 62

Сколько всё это могло стоить, я даже не догадывался. Но по довольным рожам подельников предположил, что можно надеяться на хорошую прибавку к жалованию. Ну и конечно же, теперь у меня появилось:

Пять новых мушкетов, считая тот, что я уже начал эксплуатировать.

Три тесака, сабля, шпага, четыре кинжала, три ножа и один гранёный штык в ножнах, правда, как выяснилось, не подходящий к облюбованному мной мушкету.

И конечно же, сбруи для ношения боеприпасов и сами боеприпасы.

Приятно, конечно, когда у тебя кукиш с маслом, да вдруг джек-пот! Однако в моем положении такая куча барахла — это не столько богатство, сколько обуза. Так что первым делом я пошёл к оу Моовигу выкупать вторую половину моей лошадки, а заодно обменял выделенного мне конька на Троцкого. Троцкий, конечно, скотина вредная, но в бою, надо отдать ему должное, вёл себя безупречно, а такие вещи надо ценить.

А потом… М-да. Потом меня обули ещё раз. Я это почувствовал, хотя доказать ничего не мог. Но и правду сказать — где мне, тёмному и дикому вояке, тягаться с прожжёнными торгашами, зарабатывающими себе на жизнь скупкой-продажей? У меня, конечно, выкупили часть ненужного мне барахла, включая карамультук, но… А в общем, что уж об этом говорить?! Чувствую, надо сказать спасибо, что ещё и доплачивать не заставили или вообще из штанов не вытряхнули. Одно слово — торгаши!

Себя я оставил новый мушкет, который мои товарищи называли «армейским» и ценили весьма высоко. Широкий кожаный пояс и перевязь с серебряными газырями. Шпагу довольно неплохого качества, кинжал и пару ножей. Плюс стал обладателем трёх комплектов одежды, которую, честно говоря, брезговал надевать, пока её хорошенько не отстирают, парочки довольно тёплых одеял, достаточно больших, чтобы подстелить под себя и накрыться сверху. Котелка, фляжки, ложек-мисок куда более высокого качества, чем те, что я приобрёл в Лоориге. Ещё одного кошелёчка, набитого уже серебром, и тючка с разным полезным барахлом. И да, конечно же, новой широкополой шляпы. Поскольку мою первую мушкетное ядро превратило в нечто неприличное. Зато в новой шляпе я сам себе казался этакой помесью ковбоя, д’Артаньяна и Индианы Джонса.

Кстати, новая шляпа, а точнее, печальная участь старой, сподвигла меня осторожно поинтересоваться мнением своих спутников о прошедшем бое. И результаты меня как бы не очень вдохновили. В том смысле, что по мнению моих опытных товарищей, бандюки, кстати из местных степняков, время от времени выходивших на большую дорогу, круто просчитались. Наш караван кажется довольно маленьким. Но груз в нём дорогой, и потому охраняется очень хорошо. Сам тот факт, что бандюки не смогли это заметить сразу и решились на гоп-стоп, говорит о том, что на преступную тропу они вступили относительно недавно и особыми криминальными талантами не блещут. Поэтому и силы распылили понапрасну, и, нарвавшись на отпор, предпочли удрать. А вот коли это были бы куда более опытные лесовики или горцы, занимающиеся грабежом профессионально, нам пришлось бы весьма туго. В общем, скорее бы добраться до цивилизованных мест, где, говорят, куда спокойнее.

* * *

Следующие три недели пути, пожалуй, можно было бы даже назвать скучными. Насколько «скучными» могут быть дни, проведённые в постоянном движении, заботах и мелких проблемах, а главное — в напряжённом ожидании нападения. Произошедшая разборка с бандой лично меня убедила в том, что к охране каравана, а главное, собственной жизни относиться формально не стоит. А ещё я наконец-то осознал, насколько жизнь тут сильно отличается от привычных мне стандартов, увидев отношение местных к смерти.

— Трое убитых? Печально, конечно, но парни они были хорошие, а значит, всё нормально! — примерно так высказался мой товарищ Шоорг.

— Как это нормально? Почему смерть хороших ребят — это «нормально»? — недоумевал я.

— Предки их примут, — пожал плечами Шоорг, посмотрев на меня с ещё большим недоумением. — А вот кабы они были трусами или предателями, тогда смерть — это очень плохо!

— А. Ну да… — кивнул я, вспоминая лекции, что нам читали в Отряде. — Их души были бы обречены на вечные скитания в ледяном аду… Но ведь всё равно обидно, что такие хорошие и молодые ребята погибли. Ведь ещё могли бы жить да жить, жениться, детей завести… Ну не знаю, ещё что-нибудь сделать этакого. А вот — погибли, и все, ничего уже не будет.

— Ну так они и так все женатые были, да и детями обзавестись успели. За то им и долю посмертную дали, чтобы семьи поддержать, и жалованье потом выплатят, как будто они весь путь прошли… — кажется, Шоорг искренне не понял, о чем я говорю. — Люди умирают. Куда ж от этого деваться? Главное, жить так, чтобы когда уйдёшь за Кромку, предки тебя приняли… Или у вас по-другому считают?

— Да нет, — я вспомнил про свою легенду. — Примерно так же. Просто обидно же… Вот, к примеру, жёлудь. Из него может дуб вырасти, огромный, с могучим стволом и огромной кроной. И простоит тот дуб, наверное, не одну тысячу лет. А может тот же жёлудь какая-нибудь свинья схрумкать — и прощай ствол, крона и тысячи лет жизни… Так много могло бы появиться, а так все впустую!

— Так ведь судьба! — пожал плечами Шоорг. — Может, тому жёлудю на роду написано, чтобы его свинья съела, а той свинье — быть мной подстреленной, да на вертеле зажаренной. Да-а-а… — Шоорг даже облизнулся. — Свининка, это хорошо. Обвалять её в травках, да дать настояться, а потом соусом из кислых слив полить, и перца побольше, да с молодым вином… И да, запекать обязательно на буковых углях, чтобы дымком пропахло… А ты говоришь, «все впустую»! Хе-хе… Одно слово, студент! Смерть увидал, и сразу мыслей в голове много, да все дурные. Судьба она и есть судьба, её не изменишь. Так что чего тут думать? Ты вон, лучше бы к Риишу подошёл. Он для тебя за пару серебрянок камешки пораскинет. У Рииша хорошо получается камешки раскидывать, почти всегда угадывает. Он ведь тоже из местных, из степняков, а у них через одного колдуны да шаманы. Так тебе ни один учёный жрец в храме судьбу не предскажет, как природный шаман нагадает. Как судьбу свою поймёшь — так и мысли дурные из головы вылетят! Мой тебе совет — сходи.

Вот такой вот примерно разговор. Такое отношение к жизни и смерти. Оно и понятно, смертность тут, особенно у людей опасных профессий, весьма высока. Потому и верить в судьбу и загробную жизнь — просто необходимо, иначе крыша поедет, в вечном страхе жить. А вот коли знаешь, что всё расписано заранее в каком-то небесном свитке, а смерть — это не конец всего-всего-всего, а только лазейка в другой мир, добрый и благополучный, то к психоаналитику после каждой просвистевшей у виска пули бегать не станешь. Да уж, психика, надо отдать должное, у народа тут крепкая. Но те, кто легко относится к собственной смерти, чужую жизнь склонны ценить ещё меньше. Это мне, как бы, тоже надо учитывать. За косой взгляд реально могут убить. И не потому что так уж сильно оскорбились этим взглядом, а потому что так предки завещали, и коли спустишь обиду, так хоть вовсе не помирай. Не примут тебя дедушки, и посмертные муки окажутся горше самой смерти. Так что вежливость, вежливость и ещё раз вежливость. Повода для обиды лучше никому не давать. Но и прогибаться нельзя. Таких бьют просто на рефлексе. Вроде как у собак — коли кто бежит от тебя, надо догнать и цапнуть… Местные этот баланс как-то инстинктивно угадывают, а мне — учиться и учиться. Тяжела ты, жизнь попаданца!

А к Риишу я всё-таки сходил. Не, не то чтобы я и правда во все эти дела верю. Но просто интересно. Да и для поддержания легенды полезно. Местные, как я понял, ко всяким гаданиям очень серьёзно относятся, так что и мне не помешает… Изобразить.

Риишь меня не разочаровал. Не в том смысле, что чего-то там такого угадал или предсказал. Предсказания его, как и следовало ожидать, были весьма туманны, двусмысленны и невнятны. Зато — артистизм! Все эти жертвоприношения и кропление магического круга кровью сурка… Таинственный шёпот и необычайно одухотворённое лицо приятеля, которого я до сей поры, в общем-то, считал простаком и человеком недалёкого ума. Это вам не наши мошенники-экстрасенсы! Этот был совершенно искренен в своих заблуждениях. Настолько искренен, что я и сам почти поверил, что это вовсе даже и не заблуждения. И даже начал всерьёз задумываться о том, что может и правда, «то, что ищешь, спрятано на юге, но найдёшь ты это на западе, когда запад сам придёт к тебе…» Бред, конечно, полный, но чем чёрт не шутит? Может, и есть во всей этой мистике хотя бы толика смысла. Хотя бы в Этом мире. Впрочем, пустое это всё.

И вот, по прошествии трёх недель мы наконец пришли в большой город. Киимр, как назвал его Мыш. Так и сказал: «Сейчас будет город Киимр. И там наши пути разойдутся. Нам на восток, через горы идти, а тебе — прямо на юг, в Мооскаа. Но коли хочешь, давай дальше с нами. Вояка ты хороший, и охранник из тебя дельный. Коли так дело пойдёт, я тебя скоро самого старшим над дозором поставлю. Жалованье — чуть ли не вдвое больше. И в случае чего, полуторная доля в добыче. Опять же, у тебя два коня, и свободный капиталец имеется. Подскажем, какой товар прикупить, расторгуешься, с хорошим барышом останешься. Через год назад пойдём, тогда и на учёбу свою отправишься. Год пропустишь, зато денег заработаешь. А то ведь Мооскаа — город дорогой. И не то что у вас в деревне, за всё платить надо. За учёбу плати, за койку плати. За стакан воды — и то плати. А искушений кругом много, мооскаавцы — народец хитрый и коварный, умеют денежку из приезжего вытянуть. Того, что у тебя сейчас есть, надолго не хватит. А с пустым-то брюхом, какой из тебя студент?»

Я поблагодарил Мыша за заботу, но, естественно, от его предложения вежливо отказался. Настаивать Мыш не стал, и по приходу в Киимр произвёл со мной окончательный расчёт. Денежек, прямо скажем, у меня в карманах заметно прибавилось, включая долю за реализацию захваченного у бандюков барахла. Даже стало как-то боязно таскать с собой такое нехилое количество золота. Но опять же на п