– Уф-ф, ну и жара, – невольно вырвалось из ее уст.
Она вытащила из рукава платочек и отерла пот, разом проступивший на лбу.
– Точно, – подтвердил Бормотун, на мгновение прервавший чтение магических формул. – На Перекрестке всегда, как в печи. Я ж тебе говорил – ничего интересного.
Но тут с самого краю картинки на дороге появилась черная… Конечно, это могло быть что угодно (кто их разберет, этих дьявольских отродий, что обитают на этом темном Перекрестке), но Веда почему-то это самое черное нечто про себя окрестила словом «повозка». Да, в нее не были впряжены ни лошади, ни быки, ни иная какая тягловая скотина, но она двигалась по дороге. И у нее были колеса. И колеса эти быстро-быстро вращались. Рассматривая ее, Веда прицепилась взглядом к необычной повозке и через какое-то время вдруг сообразила, что если раньше картинка была неподвижна, а черная повозка двигалась по дороге, то теперь для нее неподвижна повозка, а ровная, непривычно гладкая, словно залитая затвердевшим сахарным сиропом, дорога движется вместе со всей картинкой ей навстречу. Веда подалась чуть вперед, и повозка сразу увеличилась в размерах, отклонилась назад, и повозка вновь уменьшилась. «Ого, – сообразила Веда, – так этой картинкой можно управлять!»
Бормотун уже закончил читать заклинания и теперь, громко сопя, из-за Вединого плеча с интересом пялился на картинку.
На дороге стали появляться встречные повозки, несущиеся с умопомрачительной скоростью, казалось бы, прямо в лоб «их» повозке, но в последний момент, слава богу, пролетавшие мимо. Вдали, справа от дороги показалась лежащая на земле кверху дном огромная миска. Чем ближе, тем больше она становилась, заслонив, в конце концов, собою весь горизонт, когда повозка свернула направо, на другую дорогу. Теперь она неслась прямо к этой опрокинутой миске. Хотя называть это миской было не совсем правильно. По форме похоже, но миска – глиняная, непрозрачная. А это… Сквозь стенки явно проглядывали очертания… домов? Похоже, что домов. Но таких громадных, что даже те строения, что довелось видеть Веде в Ярославле, выглядели перед этими, как мышь перед лосем.
Повозка подъехала вплотную к этой громаднющей, полупрозрачной миске, и теперь перед ней выросла каменная стена, а в ней – ворота. Странные такие ворота… Вместо того чтобы раскрыться, они поползли вверх, и повозка въехала внутрь. Ворота следом за ней закрылись. Какое-то время повозка стояла на месте, и на картинке ничего не происходило. Сзади закрытые ворота и спереди тоже. Сначала Веда не сообразила, что же здесь происходит, пока не почувствовала, что жар, исходящий от картинки, сходит на нет. «Так это они туда холоду напускают, – смекнула Веда. – Ишь ты, как хитро!» Вторые ворота открылись перед повозкой, и та выехала на… улицу. Конечно, это была очень необычная улица очень необычного города. Но все же Веду не покидала уверенность, что это городская улица, а не что-то иное. Та же мостовая для проезда, по краям ее мостки подняты, по которым народ ходит, а прямо к мосткам дома примыкают. Огромные дома, каменные, а то и вообще не поймешь какие. Дома непривычные, народ одет непривычно, да и народ сам непривычный – здоровяки все, великаны. Ликом страшные, некрасивые, но на людей все ж таки похожие. Теперь бы Веда не взялась утверждать, что пойманный великим воеводой и Адашем великан – черт.
Повозка свернула в переулок и остановилась. С двух сторон ее открылись двери и наружу выбрались два великана, а точнее, великанши, ибо без всякого сомнения это были существа женского пола. Пока повозка ехала по улице, у Веды не было возможности рассмотреть одежду идущих по мосткам великанов. Теперь же такая возможность у нее появилась. Одна из них была одета в такие коротюсенькие портки, открывающие чужому взору все ноги, что у Веды от столь явного бесстыдства аж дыхание перехватило. Довершала сверхоткровенный костюм рубашечка с низким вырезом и коротенькими рукавчиками. Другая же, наоборот, была затянута блестящей серебристой тканью с головы до пят так, что открытыми оставались только кисти рук и лицо. Но по степени бесстыдства этот костюм, пожалуй, превосходил предыдущий, так как, туго обтягивая тело своей хозяйки, выставлял напоказ все его выпуклости и впадины. Даже маленькие рожки на голове взбугривали серебристую шапочку.
– Эка… вона… – жарко дыша, пробормотал молодой мельник над самым плечом у Веды и громко сглотнул слюну.
Великанши вышли из переулка на улицу и, явно никуда не торопясь, спокойно зашагали по ней. Теперь Веда могла рассмотреть одежду и других прохожих. У большинства она была поскромнее, но не намного. А в принципе не очень-то они и отличались от людей. Даже это хождение напоминало Веде прогулки ярославских горожан по главной улице после посещения знаменитого торжища.
Неизвестно, сколько бы Веда продолжала следить за этими великаншами, если бы ее взгляд не зацепился за…
– Человек! – воскликнула Веда.
Он вышел из повозки, остановившейся у края мостовой, и теперь входил в какой-то дом. Веда успела зацепиться за него взглядом, и теперь картинка показывала какое-то просторное помещение. Там сидели, стояли или прохаживались великаны, то ли чего-то ожидая, то ли просто убивая время. Но их там было не много. Человек же и вовсе был один. Одет он был непривычно, но это был человек, вне всяких сомнений. Теперь он стоял перед рядом близко расположенных дверей и ждал. Одна из дверей вдруг открылась, расползшись половинками в разные стороны, и человек шагнул внутрь. Это была небольшая, ярко освещенная камора, с льющимся с потолка светом. Дверь затворилась, а человек продолжал спокойно стоять, скрестив руки на груди. Через короткое время дверь вновь разъехалась в разные стороны, и человек вышел наружу. Это был небольшой коридор, с каждой стороны которого было по три двери. Человек сделал несколько шагов по коридору и открыл одну из дверей.
– Это я, Величайший. Разрешите? – сказал человек.
Рыжий, гладковыбритый тип, сидевший за столом, к которому обращался вошедший, тоже был человеком.
– Заходи, дружище Кнопфель.
Только теперь, услышав это «дружище Кнопфель», сказанное по-русски, Веда сообразила, что все остальное было произнесено на языке, которым написана бабушкина магическая книга. Веда сразу же вспомнила бабушкины слова: «Это язык высших сил. На всем белом свете его знают не боле двух десятков человек».
– Величайший, его люди возвращаются домой, но ни его, ни ее среди них нет.
– Ищите! – Казалось, тот, кого назвали Величайшим, был раздражен.
– Мы ищем, Величайший.
– И помните, мне он нужен живым.
– Это практически невозможно. С тамошним оружием…
– Еще раз повторяю, мне он нужен живым. Любой ценой. Привлеките этих болванов с Перекрестка. В конце концов, можете даже перебросить их туда с оружием.
– Но портал, Величайший… Мы потеряем портал в Москве.
– Я готов на это пойти. Главное – взять его живым и выяснить все о тех, кто послал его в прошлое. Как продвигаются дела в Москве?
– Городской голова, можно считать, наш. Кремль под полным моим контролем. Мы им такую войнушку устроим, что предыдущая покажется сущей забавой.
– Это все неплохо, но главная задача на сегодня – он! – Хозяин комнаты вдруг прервал свою речь и, полуприкрыв глаза, повел головой из стороны в сторону. – Ты ничего не чувствуешь, Кнопфель?
– Все… Хорош, – тут же обронил мельник и вполголоса пробормотал короткое заклинание.
Картинка разом исчезла, как будто ее и не было над водой, кипящей брызгами.
– Ой, и правда хорош, – согласилась с ним Веда. – Мне-то еще домой дотемна успеть надо.
Попрощались они с Бормотуном вполне себе душевненько. Он даже проводил Веду через плотину, до самой дороги.
– Ой, спасибо тебе, Бормотуша! – сердечно поблагодарила она его. – Вот развлек так уж развлек.
– И сам не думал не гадал, – поддержал ее он. – Один раз дед мне ту пустыню показал, когда я еще сопливым был. Да пару раз сам смотрел. Все пустыня да пустыня. Ну, один раз охранника-великана видел. А у тебя вишь как получилось…
– Ох, хорошо тут у тебя, Бормотуша. Красота! – Веда обвела вкруг себя рукой, показывая на действительно живописные окрестности. – Да и мельница доходец небось неплохой дает. Во жисть! А? Молодой, красивый… Девки небось со всех окрестных деревень к тебе ночью табунами бегают.
Последняя фраза Бормотуна явно расстроила. Он лишь скривился и махнул с досады рукой.
– А-а… Как бы не так. Дуры девки. Болтают, что мельник – колдун, мол, девок заговаривает и в русалок превращает. Дуры…
– Эх, кабы знать, я б с собой прихватила…
– Что, Ведушка?
– Зелье у меня есть приворотное, особое.
– Э-э… Так это им еще надо умудриться опоить кого-то.
– Нет, Бормотуша. У меня не такое. Сам выпьешь, а после на бабу аль на девку глянешь – сразу твоя будет.
– Да ну? Эх, нельзя мне добровольно мельницу оставить, я б с тобой пошел. – Бормотун, казалось, был готов расплакаться с досады.
– Да ништо, касатик. Я завтра тебе с мальчонкой соседским посылочку пришлю. Но пей только по ложке, не больше.
– Ой, спасибо, Ведушка. Век тебе благодарен буду.
– Ништо. А… скажи-ка, Бормотуша, что за людей мы сегодня с тобой видели? На Перекрестке-то этом самом?
От этого вопроса у Бормотуна аж спина зачесалась. И говорить вроде нельзя, и Веду отказом обидеть не хочется.
– Не знаю, Веда, – соврал он.
– Ну ладно. Бывай здоров, Бормотуша. Пошла я.
– Посылочку не забудь! – крикнул Бормотун, когда она отошла уже на несколько шагов.
Веда остановилась, вновь сделала несколько шагов ему навстречу.
– Уж не знаю, согласится ли мальчонка в такую даль бежать?..
– Веда, – чуть не плача сказал Бормотун. – То не люди были. То – Черные Ангелы.
– А тебе-то откуда знать, если ты их на картинке, говоришь, ни разу не видел?
– Я одного из них, что Кнопфелем зовется, вживую видел. У него мой отец двадцать лет в услужении был, пока не помер в позапрошлом годе.