Залы были местом, где парни и девушки могли завязать романтические знакомства, и большинство из них преследовали одну ясную цель: устроить брак. Мерседес же являлась исключением. Поиск второй половинки был последним, о чем она думала. Девушка свою уже нашла, и, отправляясь вечером пятницы или субботы повеселиться, она желала только одного – ощутить сумасшедшее упоение, которое давал ей танец.
Парни меняли партнерш каждый вечер; некоторых девушек они знали всю жизнь, с другими только познакомились, но в голове у них всегда сидел один и тот же вопрос: подойдет ли она на роль жены?
Первое появление Кармен и Мерседес в «Локарно» наделало много шуму. Из-за смуглого оттенка кожи и сильного акцента они выглядели своеобычно, как настоящие иностранки. И хотя на них были надеты такие же платья, какие носили местные девушки, этим их сходство с англичанками исчерпывалось. «Темненькие, прямо цыганочки», – шептались люди.
Они больше года проходили в «Локарно» по пятницам и субботам, прежде чем Мерседес пригласил на танец молодой англичанин, которого она прежде никогда не замечала.
– Разрешите? – просто спросил он, протягивая руку.
Это было танго. Она уже станцевала, наверное, с сотней мужчин, но этот был на голову выше всех остальных. Позже той ночью она снова прокручивала в голове этот танец, вспоминала каждую ноту.
Для этого молодого человека танец с Мерседес тоже оказался волшебным переживанием. То, как ее легкое, изящное тело откликается на легчайшее прикосновение его ладони, было ничуть не похоже на сдержанную скованность, с которой двигалось большинство английских девушек. После танца, когда он вернулся к потягиванию своей пинты в компании друзей, а она к подруге, парень уже не был уверен, что действительно с ней потанцевал. Осталось только воспоминание, нечто совсем зыбкое.
Мерседес надеялась, что на следующей неделе этот стройный, светловолосый англичанин снова пригласит ее на танец. Она не была разочарована, и когда он подошел, улыбнулась в знак согласия. На этот раз был квикстеп.
В том, как танцевала девушка, ему чудилось что-то пылкое и нетерпеливое. Она, вне всякого сомнения, была лучше любой из его предыдущих партнерш, и он осознал, что, танцуя, его новая знакомая не просто вторит его движениям, а подчас даже чувствовал, что в их паре ведет скорее она. Эта юная смуглая испанка оказалась куда сильнее, чем выглядела.
«Я кое с кем познакомилась. Он чудесно танцует, – писала Мерседес матери. – Большинство местных, даже когда стараются, все равно такие неуклюжие».
В своих письмах Мерседес всегда рассказывала о танцах. Это была благодатная тема, не в пример некоторым другим. Конча обрадовалась, когда Мерседес ей как-то написала, что выиграла соревнование.
«Моим партнером стал тот очень хороший танцор, о котором я тебе рассказывала. И мы отлично выступили. На следующей неделе у нас финал графства, и если мы его пройдем – попадем на региональный уровень», – восторженно писала она.
Их партнерские отношения продлились несколько лет. За пределами танцевальной площадки они никогда не пересекались, разве что изредка могли выпить по чашечке чая перед выступлением. Пара выигрывала все соревнования, в которых принимала участие, а стиль и изящество их исполнения завораживали каждого. Они не оставляли своим соперникам ни единого шанса. Смотреть на них было удовольствием в чистом виде, и судьи всегда замечали радость на лице Мерседес, когда она кружилась мимо них.
Предложение он сделал только в 1955 году, спустя почти десятилетие после того, как состоялся их первый танец. Оно застало Мерседес врасплох. За все это время ей и в голову не приходило, что ее партнер по танцам в нее влюблен, и его предложение руки и сердца совершенно ее ошеломило. Как по ней, это было все равно что гром среди ясного неба. Она любила Хавьера, и только его, и ее мучило необъяснимое чувство вины.
Кармен не стала с ней миндальничать. Сама она уже три года как вышла замуж и теперь ждала второго ребенка.
– Тебе надо посмотреть правде в глаза, Мерседес, – сказала она. – Думаешь, ты увидишь своего Хавьера еще когда-нибудь?
Вот уже более пяти лет Мерседес не отваживалась задавать себе этот вопрос.
– Был бы он жив, неужели не послал бы тебе весточку?
Она понимала, что Кармен, скорее всего, права. Хавьер знал адрес ее матери, и если бы был жив, то обязательно написал бы, а Конча переслала бы письмо ей. Однако все это время ее грызли сомнения, ведь письма порой теряются, и каким-то образом могло оказаться, что человек, которого Мерседес так любила, все еще жив.
– Не знаю. Но я не могу от него отказаться.
– Ну так и от этого тоже нельзя отказываться. Этот-то сейчас здесь, рядом, Мерседес. Было бы безумием его упустить.
Когда они танцевали в следующий раз, Мерседес попыталась посмотреть на своего партнера другими глазами. Девушка всегда видела в нем скорее брата, чем поклонника. Сможет ли она относиться к нему иначе?
После они пошли выпить по чашечке чая. Мерседес подумала, что это будет уместно. Им нужно было поговорить.
– Я просто хотел сказать, что ты можешь не спешить с решением. Я буду ждать. Хоть двадцать пять лет, если придется, – произнес ее партнер по танцам.
Пока он говорил, Мерседес рассматривала его лицо. Она увидела в нем столько тепла и доброты, что едва не растаяла. Его бледно-голубые глаза вглядывались в ее, и она видела, что он говорит от всего сердца. Он действительно ее любит.
Ей потребовалось куда меньше двадцати пяти лет, чтобы определиться с решением. Не прошло и нескольких месяцев, как она поняла, что будет глупо потерять такого милого парня.
– Ты точно не ошибешься, выйдя за него, – подтрунивала над ней Кармен. – Уж если вы так превосходно ладите на танцполе, только представь…
– Кармен! – вспыхнув, воскликнула Мерседес. – Ну что ты такое говоришь!
Она написала матери о своей помолвке. Мерседес очень хотелось, чтобы Конча приехала на свадьбу, но мать уже была в годах и слишком уж опасалась пускаться в поездку, не в последнюю очередь думая о том, разрешат ли ей потом вернуться в Испанию. Мерседес все прекрасно понимала. За месяц до свадьбы из Гранады пришла посылка. Узнав неровный почерк матери на коричневой бумаге и увидев ряд марок с изображением головы Франко, зачерненных франкировальной машиной, Мерседес загорелась любопытством. У нее тряслись руки, когда она пыталась разрезать бечевку тупыми кухонными ножницами.
Внутри обнаружилась белая кружевная мантилья, которую Конча надевала на собственную свадьбу. Сорок пять лет она пролежала, завернутая в провощенную оберточную бумагу, и сохранилась, тогда как столько всего остального оказалось утеряно. Она была в целости и сохранности, разве что чуть потемнела от времени, и совершенно чистенькая. То, что мантилья не пострадала при пересылке, казалось едва ли не чудом. Внизу, под слоями коричневой бумаги, показался номер местной газеты Гранады, «Эль Идеаль», которым мать проложила бандероль. Мерседес сдвинула его в сторону, чтобы не повредить содержимое. Газета была месячной или двухмесячной давности, но она полистает ее позже. От одного ее названия в животе все перевернулось.
Еще внутри оказалось письмо от Кончи, а в конверте лежала незатейливая золотая цепочка без подвески.
«Ее я тоже надевала на свою свадьбу, – писала она. – Мне она досталась от матери, а теперь я передаю ее тебе. Раньше на ней висел крестик, но я его как-то сняла и, похоже, потеряла. Думаю, ты знаешь, как я отношусь к церкви».
Мерседес печалило не только то, что на свадьбе не будет Кончи, но и неодобрение, которое чувствовалось со стороны родителей ее жениха. Мерседес была иностранкой, а в те времена некоторые люди чужаков побаивались. Как по ним, так она чуть ли не с другой планеты прилетела. Их не радовало и то, что она была несколькими годами старше их сына, но к тому времени, как они стали мужем и женой, они немного смягчились.
Бракосочетание состоялось в регистрационном бюро Бекенхема. На невесте было простое хлопковое платье по фигуре с рукавами три четверти и длиной до колен, которое она сама и сшила; волосы забраны наверх на испанский манер, а на плечи ниспадала роскошная кружевная мантилья. Свидетельницей была Кармен, а гостями по большей части – испанские эмигранты, которые, как и Мерседес, остались в Великобритании.
Виктор Сильвестер, руководитель прославленного эстрадного оркестра, много раз видевший, как они танцуют, прислал молодоженам телеграмму, которую зачитали на скромном свадебном приеме, проходившем в местной гостинице: «Счастливой паре. Пусть ваш брак будет таким же идеальным, как ваш танец».
Глава 38
Мигель добрался почти до конца пачки писем. Соня видела, что у него в руках остался всего один листок. Время было за полночь, и Соня беспокоилась: вдруг он слишком устал и не сможет продолжить свой рассказ? История Мерседес, если добавить к ней было больше нечего, имела счастливую концовку; может, на этом и стоило бы успокоиться.
– Вы точно не слишком устали и не хотите прерваться? – с беспокойством спросила она.
– Нет-нет, – ответил он. – Это письмо я вам обязательно прочитаю. Оно было последним, пришло вскоре после ее свадьбы.
Англия стала для меня той тихой гаванью, в которой я так нуждалась. Я все еще во многом чувствую себя чужой, но добрых людей здесь в избытке.
Конечно, тем, что не дало мне сломаться и поддерживало мой дух с тех самых пор, как я сюда приехала, являются танцы. Мне казалось, что англичане не знают об испанцах ничего, кроме того, что их женщины танцуют в пышных платьях с оборками и щелкают кастаньетами. Выступления напоминают мне о том, кто я есть, и все же лучше об этом лишний раз не задумываться.
Ну и конечно, самое большое счастье мне дарит замечательный мужчина, за которого я недавно вышла замуж. Я еще при первой нашей встрече сразу поняла, что он моложе меня, но у него доброе лицо, и он танцует, если использовать выражение англичан, «как Фред Астер». Пусть даже у него светлые волосы и бледная кожа и он ни капли не похож на испанца, я уверена, тебе бы понравился…