— Дорогие мои! — воскликнула она, ослепительно улыбаясь. — Простите, что опоздала.
В ее голосе не было ни грамма раскаяния; Тесса всегда опаздывала и ничуть не считала себя виноватой.
Джулиан поднялся из-за столика со словами: «Тесса, нам надо поговорить», — и Тесса посмотрела на Фредди, едва заметно вздернув брови, — это было одновременно и приветствие, и знак взаимопонимания. Джулиан стал размахивать руками и выкрикивать что-то вроде «Я не могу этого больше выносить» и «Ты не понимаешь, что делаешь со мной, Тесса», однако постепенно Тессе удалось его успокоить; она держала его за руки и примирительно улыбалась. Фредди наблюдала за ними, в очередной раз поражаясь тому, как Тесса управляется со своими запутанными сердечными делами.
Снова чай и сандвичи; Тесса пожевала ломтик огурца. Полтора часа спустя сестры вернулись назад в квартиру, чтобы переодеться в вечерние наряды. В такси Фредди рассказывала Тессе про теннисный турнир и годовые экзамены, а Тесса поведала про свою недавнюю поездку в Нью-Йорк. Добравшись до дома, они, продолжая болтать, по очереди приняли ванну. Когда Фредди чистила зубы, Тесса стала очень смешно пародировать демонстрацию одежды одной привередливой клиентке в «Селфридже», по очереди изображая то себя, то ее. Фредди так хохотала, что ей пришлось зажать рот ладонью, чтобы не забрызгать ванную зубной пастой.
Однако временами по лицу Тессы пробегала тень озабоченности, усталости, какой-то отстраненности. Фредди показалось, что за полтора месяца, прошедших с их последней встречи, что-то изменилось — она не стала спрашивать, потому что знала: если Тесса и расскажет, что ее беспокоит, то только тогда, когда сама захочет. Или не расскажет вовсе. Выспрашивать, вытягивать что-то из нее клещами не имело смысла.
Ни один из вечерних нарядов Фредди на нее больше не налезал, поэтому Тесса одолжила сестре восхитительное платье — пена тюля цвета крепкого кофе поверх сливочного шелкового чехла. Платье Тессы было бронзовым. Они заново припудрились, подкрасили губы и надели вечерние шляпки, а потом вышли из квартиры.
В тот вечер в «Мирабель» они ужинали вдесятером: к компании из «Ритца» присоединился Падди Коллисон и его друг по имени Десмонд Фицджеральд. Десмонд привел с собой двух своих младших сестер: обе были светловолосые, как и он сам. В середине ужина пришел фотограф Макс Фишер — сухой, поджарый, с темными волосами и худым выразительным лицом.
Джулиан Лоренс разъяренно воскликнул: «Макс!» — и так резко вскочил из-за стола, что уронил свой стул.
Официант бросился к их столу, чтобы его поднять. Джулиан трагическим жестом бросил на пол салфетку, подошел к Максу и прошипел:
— Какого черта ты тут делаешь?
— Пришел поужинать с друзьями, только и всего. Ты имеешь что-то против?
Джулиан уже заносил кулак, но Тесса мягко окликнула его: «Джулс!» — он уронил руку, прошептал: «Идите вы все к черту!» — и выбежал из ресторана.
— Бог мой, юный влюбленный, до чего душещипательная картина, — пробормотал Реймонд.
Макс обошел вокруг стола, здороваясь со всеми, целуя женщинам руки — Тессе достался самый долгий поцелуй — и обмениваясь рукопожатиями с мужчинами. Добравшись до Фредди, он сказал: «Моя дражайшая мисс Николсон, я очарован» — и склонился к ее руке. Когда Макс поднял голову, Фредди увидела искорки смеха в его прищуренных черных глазах.
— Сестры Николсон, обедающие в «Мирабель», — сказал он. — Звучит как название картины Сарджента, не правда ли?
Фредди вспомнила фотографии в квартире Тессы.
— Почему вы решили снять Тессу с зеброй, Макс?
— Потому что я сюрреалист, а сюрреалисты любят подобные вещи. — Он присел рядом с ней, на стул Джулиана Лоренса.
Следующие полчаса Макс рассказывал Фредди о сложностях, которые возникали у него на съемках с участием зебры и питона. Потом они обсудили пьесы, которые шли в Вест-Энде.
— Сплошная пошлость и банальщина, не стоящие того, чтобы тратить на них два часа собственной жизни, — пренебрежительно отозвался о них Макс. — Я пришлю вам билеты на спектакль, который один мой приятель поставил в пабе в Уайтчепеле. Обязательно сходите.
После того, как они допили свой кофе, Тесса сказала:
— Не знаю как вы, а я хочу танцевать.
Они взяли свои плащи и зонтики и вышли на улицу. Швейцар остановил для них такси. Сидя на заднем сиденье вместе с Би и Максом, Фредди смотрела в окно. Стемнело; в каплях дождя на стекле огни Пикадилли дробились и сверкали, словно бриллианты. Полдюжины девушек в плащах и туфлях на высоких каблуках бежали к автобусу, готовому вот-вот раствориться в ночи.
Ночной клуб находился на Шафтсбери-авеню. Плащи с каплями дождя были развешены в гардеробе, макияж на лицах девушек подвергся тщательной проверке. Музыка — хрипловатый зов трубы и серебристое арпеджо фортепьяно — приглашала их внутрь. Стены клуба были черными, глянцевыми, с потолка свешивалась гигантская люстра с позолоченными рожками. На столиках горели свечи, пюпитры музыкантов подсвечивались лампочками.
Когда Тесса вошла в зал, все повернули головы и посмотрели на нее; то была ее свита, подумала Фредди, а Тесса — их королева.
В полутьме плыл жалобный голос саксофона, мелькало платье из шелка цвета бронзы, и серебристо звенел смех Тессы, отплясывавшей квикстеп.
— Мне ужасно хочется стать старше, — ближе к утру сказала Максу Фредди. — Хочется быть частью этого всего, а не наблюдать со стороны. — Она не знала, что имеет в виду под «этим всем» — окружение Тессы, Лондон, возможно, взрослую жизнь. Кажется, она была чуть-чуть пьяна.
Позднее она танцевала с Антонио: ее движения были плавными, как течение воды, а шаги попадали точно в такт. Всем телом она впитывала музыку — чувственную, вдохновенную. Когда танец закончился, Антонио одарил ее хулиганской улыбкой, а потом наклонился и поцеловал. Усами он царапнул ее верхнюю губу; Фредди подумала о том, сколько всего с ней случилось — шампанское, первый поцелуй — за один только вечер.
Пришло время разъезжаться по домам. Дождь перестал. Первые лучи рассвета блестели на мокрых мостовых; по тротуару катил свою тележку молочник. Пока они ехали в такси по тихим улицам, в голове у Фредди мелькали картинки прошлой ночи: певец в ночном клубе, обхвативший стойку микрофона, нищий у входа в магазин, жемчужное ожерелье на ветке будлеи. Интересно, подумала она, там ли оно до сих пор.
Такси остановилось у подъезда дома Тессы. В лифте они, позевывая, обменялись усталыми улыбками и с удовольствием сбросили туфли, постанывая «Мои ноги!».
Тесса отперла дверь квартиры.
— Ты хорошо провела время, дорогая?
— Восхитительно! — Фредди снова зевнула.
— Хочешь чего-нибудь? Какао… горячего молока?
— Нет, спасибо.
— Тогда отправляйся в кровать.
— А ты?
Тесса вытащила из пачки сигарету, закурила и, закрыв глаза, вдохнула дым.
— Мне не хочется спать.
— Тесса, что случилось?
— Ничего, ровным счетом ничего. — Тесса стояла к ней спиной, глядя в окно, и курила.
Фредди присела на диван, поджав ноги.
— Я не ребенок, — сказала она.
— Я ничего такого не имела в виду… — Тесса легонько махнула рукой, словно извиняясь перед сестрой.
— Ты себя плохо чувствуешь? Что с тобой? У тебя болит голова? Или сейчас эти дни?
— Хотела бы я, чтобы так и было! — Тесса коротко усмехнулась.
Фредди уставилась на нее.
— Ох! — Ее сонливость как рукой сняло. — Боже, Тесса!
Тесса стиснула зубы.
— Я надеялась, что это ложная тревога. У меня такое уже было, раз или два, но все оказывалось в порядке.
— Но не на этот раз?
Тесса покачала головой.
— Нет. На этот раз нет. — Она посмотрела на кончик своей сигареты. — Плохая привычка. Никак не соберусь бросить. — Тесса затушила сигарету в пепельнице. — Я думала что-нибудь предпринять — ну, по поводу ребенка. Подруга посоветовала мне врача; я знала, что мой доктор за это не возьмется, он слишком законопослушный, но потом…
Фредди чуть было не сказала: «Что-нибудь предпринять? Что ты имеешь в виду под „чем-нибудь“?» Потом она поняла. Ей подумалось, что за одну ночь она узнала, пожалуй, слишком много: вкус шампанского, прикосновение мужских губ к ее губам и то, что ее сестра пыталась избавиться от своего неродившегося ребенка.
— Бедная моя Тесса, — сказала Фредди.
— О, прошу, не надо меня жалеть. Я сама виновата. Вечно напоминаю себе об осторожности, но в этот раз, судя по всему, все равно забыла.
— Что ты собираешься делать?
Она горько усмехнулась.
— Рожать ребенка, что же еще. Через пять месяцев. — Тесса прикусила нижнюю губу и нахмурилась.
— Я не могу себе этого представить. Я словно сплю и вижу сон.
Фредди спросила:
— Ребенок от Падди?
Она надеялась, что это не так.
Тесса не ответила. Она стояла сгорбившись, к Фредди спиной.
— Тесса!
Тесса обернулась.
— Я никому не скажу, кто отец. Даже тебе, Фредди.
— Но ему ты сообщила?
— Отцу ребенка? Нет.
— Тесса, но ты должна!
— Я не собираюсь этого делать. К тому же, я не знаю, как ему сказать.
Растерянность Тессы обескуражила Фредди. Она спросила:
— Ты выйдешь за него замуж?
— Нет. Никогда. Об этом не может быть и речи.
Тесса закрыла глаза и отвернулась.
— Я справлюсь сама. Мне никто не нужен.
— Тебе не надо справляться самой. У тебя есть я. Я тебе помогу. Я уйду из школы и помогу тебе с ребенком.
— Нет, — резко ответила Тесса. — Я не хочу. Но все равно, спасибо, что предложила, дорогая, — так мило с твоей стороны.
Казалось, она наконец взяла себя в руки.
— Все будет в порядке, я точно знаю. Возможно, мне даже понравится.
Отсутствие практичности у Тессы уже давно тревожило Фредди. Она сказала:
— Тесса, даже если ты не собираешься никому ничего говорить, ты должна уведомить отца ребенка.
— Правда? О, я не знаю. — Тесса вздохнула. — Уверена, он придет в ярость.