— Вы можете передать ему сообщение?
— Постараюсь. — Он чем-то зашуршал. — Проклятие, куда запропастился этот чертов карандаш? Ага, вот он. Так как вас зовут?
— Ребекка Райкрофт. — Она уже здорово рассердилась. — Пожалуйста, передайте Тоби, что я звонила. Скажите, что я в Лондоне. — Тут Ребекка поняла, что не знает номер телефона отеля. — Я остановилась в «Вентуорте», на Элгин-кресент. Пусть он мне перезвонит.
— Ладно.
— Благодарю.
Гаррисон ответил:
— Я ему все передам. Кстати, Ребекка, у вас приятный голос.
— О! — изумленная, воскликнула она. Однако Гаррисон уже повесил трубку.
Одинокий ужин Ребекки в ресторане отеля тем вечером прервало сообщение официанта о том, что ей звонят. Она подошла к стойке, чтобы взять трубку. Звонил Тоби Мид. Они коротко поговорили — Ребекку сдерживало то, что администратор, девушка с недовольным лицом, пышной челкой и густыми черными бровями, стояла в нескольких футах от нее, — а потом Тоби сказал:
— У меня тут собралось несколько человек, что-то вроде вечеринки. Может, заглянешь выпить с нами?
Ребекка приняла приглашение. Она решила не возвращаться в ресторан к своему недоеденному яблочному пирогу и поднялась к себе в комнату. Ей было непривычно выходить куда-то без Майло. Вся ее светская жизнь была связана с ним; он мог ездить на вечеринки в Лондон без нее, она же шестнадцать лет не выходила в свет без мужа. Что если она будет чувствовать себя ужасно, придя туда в одиночку? Но ведь они с Тоби добрые друзья, напомнила она себе, так что все должно быть хорошо. Она пригладила щеткой волосы, подкрасила губы. Последний взгляд в зеркало — зеленая шелковая блузка определенно ей очень идет, — и Ребекка вышла из комнаты.
На такси она доехала до студии Тоби в Челси. На верхних этажах здания горел свет. Она постучала в дверь, но ей никто не открыл, поэтому она осторожно нажала на ручку. Дверь распахнулась, и Ребекка зашла внутрь. Тоби жил в девятой квартире. По мере того как она поднималась, шум голосов, музыка и смех становились все громче. Периодически ей приходилось огибать группки людей, усевшихся на ступеньках.
Номер квартиры — 9 — был написан на кости, похоже, челюстной, поскольку из нее торчали зубы, которая висела на крючке рядом с открытой дверью. Гости курсировали между коридором и лестничной клеткой. Разговоры и смех заглушали звуки пианино.
Ребекка начала протискиваться сквозь толпу, пытаясь отыскать Тоби. Лампочки украшали импровизированные абажуры из фиолетовой тисненой бумаги; гости сидели на диванах и стульях или толкались вокруг стола, на котором стояли тарелки с угощением. В углу стояло пианино; за ним сидел мужчина со светлыми волосами, доходившими почти до плеч, — почему-то он был в шинели.
Тоби стоял на другом конце комнаты и разговаривал с девушкой, невысокой и изящно сложенной, но с пышными формами и светлой кожей, усыпанной веснушками. Длинные рыжие кудри, как на полотнах прерафаэлитов, струились по ее спине. На девушке была вышитая фольклорная блуза и длинная темная юбка, из-под которой выглядывали ноги без чулок в сандалиях.
— Привет, Тоби, — поздоровалась Ребекка, и он повернулся к ней.
— Бекки, дорогуша! — Тоби обнял ее. — Как поживаешь?
— Отлично, спасибо.
— Я так рад тебя видеть. — Тоби взглянул ей через плечо. — Для Майло компания слишком богемная, я правильно понимаю?
— Он не поехал со мной. Я одна в Лондоне.
Он бросил на нее любопытный взгляд, но сказал:
— Ну и прекрасно. Знакомься — это Артемис Тейлор. — Девушка в вышитой блузке улыбнулась. — Артемис, это моя старая знакомая Ребекка Райкрофт. Мы вместе учились в колледже.
Девушка спросила:
— А чем вы занимаетесь?
Мгновение Ребекка не могла сообразить, что та имела в виду, а потом рассмеялась.
— В данный момент, боюсь, что ничем. Я не писала уже много лет. А вы художница, мисс Тейлор?
— Скульптор. Сейчас работаю с плавником. В выходные мы ездили в Олдборо, нашли великолепные образцы на тамошнем пляже.
— Обратно мы везли их на поезде, — сказал Тоби. — Похоже, остальные пассажиры приняли нас за сумасшедших.
Одной рукой он обнимал Артемис за плечи; внезапно Ребекка отчетливо поняла, что они любовники, и почему-то ощутила разочарование. Когда-то, много лет назад, задолго до Майло, Тоби объяснился ей в любви — конечно, с тех пор все изменилось.
Тоби спросил, что она хочет выпить. Ребекка попросила пива, и он принес ей пиво в эмалированной кружке. Они немного поговорили о его работе, однако к Тоби все время подходили другие гости, и постепенно Ребекку оттеснили от него. Кружка ее опустела, и она подошла к столу, чтобы налить себе еще чего-нибудь. На тарелках остались лишь капли красного желе, крошки от пирога и несколько сандвичей, зачерствевших по краям.
Голос у нее за спиной произнес:
— Вы, должно быть, Ребекка.
Обернувшись, она увидела пианиста.
— Я Гаррисон Грей, — представился он. — Мы с вами говорили по телефону.
Значит, это тот самый грубиян, который взял тогда трубку. Тот, кто сказал: «У вас приятный голос».
Она холодно поздоровалась:
— Добрый вечер, мистер Грей.
— Добрый вечер, мисс Райкрофт. — Его глаза, светлые, прозрачные, насмешливо смотрели на нее. У него было худое лицо со впалыми щеками, длинный тонкий нос и маленький рот.
— Вообще-то, миссис, — ответила она.
— Прошу прощения, миссис Райкрофт. — Он заговорил медленней, забавно растягивая слова; похоже, он над ней насмехался.
«Что за невыносимый тип», — подумала Ребекка.
— Боюсь, я вынуждена вас покинуть…
— Вы же не собираетесь оставить меня одного?
— Вы совсем не один.
— Но я ненавижу вечеринки. А вы, миссис Райкрофт? Похоже, это не совсем ваш способ времяпровождения.
— Почему вы так говорите? Вы ничего обо мне не знаете.
— Нет, но догадываюсь. У вас такой приятный аристократичный голос. Вы поете, мисс Райкрофт?
— Только в церкви.
— Вы ходите в церковь?
— Время от времени. Не очень часто.
Он, присвистнув, усмехнулся.
— Вы слишком хороши, чтобы быть реальной. И к какой же церкви вы принадлежите? Римско-католической, из-за буржуазных угрызений совести, или англиканской, потому что вам нравятся слова и музыка?
— Англиканской, — резко ответила она. — Да, мне нравятся слова и музыка. Это так ужасно?
— Думаю, любая религия — опиум для народа, однако мы можем обсудить это как-нибудь в другой раз. К тому же в свое время я любил хорошие гимны. — Он примирительно кивнул головой. — Просто в последние пару дней я плоховато спал. А от этого у меня портится настроение.
Она ощутила сочувствие:
— После бессонной ночи все вокруг ужасно раздражает, да?
— О, вы меня понимаете!
Он с ней флиртовал — странным образом, немного поддразнивая, но все равно флиртовал; от этой мысли настроение у Ребекки немедленно начало подниматься.
— Что вы пьете? — поинтересовался Гаррисон.
— Пиво.
— У меня есть кое-что получше.
Из кармана шинели он вынул ополовиненную бутылку джина и щедро плеснул ей в кружку.
— Боюсь, ни лимона, ни льда у меня нет. Это не слишком нецивилизованно для вас, миссис Райкрофт?
— Ничего страшного, спасибо. Откуда вы знаете Тоби?
— О, знакомство на вечеринке, вопрос номер три. Мы что, пропускаем происхождение и род занятий?
— Нет, если вас это смущает. Вы не из Лондона, не так ли?
— Я родился в Лидсе. А вы?
— В Оксфордшире.
— Старые добрые «ближние графства».[2] Я работаю в инженерной компании. Официально в должности управляющего, но на самом деле я просто успешный торговый агент. Работа не ахти какая, но на жизнь хватает. Мы с Тоби познакомились в пабе. Я играл на пианино, и он попросил подобрать одну мелодию. А что насчет вас, миссис Райкрофт? — Он изобразил великосветский прононс:
— Как давно вы знакомы с хозяином праздника?
— Восемнадцать лет. Мы вместе учились в колледже.
Чуть дольше, чем продлился ее брак с Майло. Так много лет, но вдруг это время съежилось и исчезло, как будто ничего значительного в эти годы и не произошло. Радость, ненадолго посетившая ее, лопнула, словно воздушный шарик, и Ребекка чуть не расплакалась.
— Ваш муж, — сказал Гаррисон Грей, — счастливчик мистер Райкрофт, он здесь?
— Нет.
— Что ж, не могу сказать, чтобы его мне не хватало.
— Я тоже.
Он улыбнулся, потом чокнулся с ней.
— Тогда за здоровье!
— Как вы догадались, что это я? — спросила она. — Как вы узнали, что именно со мной разговаривали по телефону?
— Это было несложно. Вы здорово выделяетесь из здешней компании.
Как Ребекка успела заметить, наряд Артемис Тейлор был более типичным для женской половины гостей, нежели ее твидовая юбка, шелковая блузка и туфли на каблуках.
— К тому же я поинтересовался у Тоби, придете ли вы, — добавил он. — Я вас ждал. Можно сказать, возлагал большие надежды.
— Тогда мне жаль, что я вас разочаровала.
— Разочаровали?
— Ну да… аристократичный голос… походы в церковь.
— Вообще-то, вы ничуть меня не разочаровали. — Он улыбнулся, оскалив зубы. — На самом деле, вы опасно близки к идеалу.
Позднее тем вечером один абажур из фиолетовой бумаги внезапно загорелся, и все бросились срывать его с лампочки и затаптывать ногами огонь. Ребекка помнила, что стояла у пианино, и Гаррисон Грей пел «Ты у меня под кожей». Потом они танцевали. Гаррисон все еще был в шинели. Долговязый, неуклюжий, он оказался никудышным танцором, но в танце крепко прижимал ее к себе, а когда музыка закончилась, взял ее руку и поцеловал.
— Мне пора идти, — объявил он. — Очень приятно было с вами познакомиться, миссис Райкрофт. Постараюсь при случае вам позвонить.
Он явно ожидал от нее какого-то ответа, однако удовольствие, которое она испытывала, танцуя, уже покинуло ее, поэтому Ребекка выдавила из себя только: