«Я решила прийти сама, от его имени», — сказала она. Как ее звали? Точно — Ребекка. Ребекка Райкрофт.
— Нашли что-то? — спросил Льюис.
Фредди показала ему книгу.
— Моя сестра была знакома с писателем. — Она покрутила роман в руках. — Майло Райкрофт, — сказала Фредди, обращаясь больше сама к себе. — Почему-то о нем я не подумала.
— Что вы имеете в виду?
Она посмотрела ему прямо в глаза, решительно вздернув подбородок.
— Думаю, Марсель рассказала вам про Тессу.
— Что-то она говорила; вроде бы, у вашей сестры был ребенок, и он погиб. А что? Вы боялись, что я стану ее осуждать?
— А вы не осуждаете?
— Нет. Конечно, нет. — Похоже, он был задет. — Как я могу кого-нибудь осуждать? Это не в моих правилах.
— Простите. — Она чувствовала себя виноватой за то, что поспешно судила о нем. — Извините меня, Льюис.
— Такого и врагу не пожелаешь — вот что я тогда подумал.
Внезапно на глаза у нее навернулись слезы, и Фредди изо всех сил заморгала, чтобы остановить их. Льюис погладил ее по волосам, его губы коснулись ее губ.
Потом он взял у нее из рук книгу, открыл ее и прочитал аннотацию на клапане суперобложки.
— Действие происходит в Тоскане, — сказал он. — Ваша сестра сейчас живет там, так ведь?
— Да. — Ей снова захотелось заплакать.
— Я все время за нее беспокоюсь, — сказала Фредди. — Постоянно о ней думаю, хотя стараюсь гнать от себя эти мысли.
— Если она будет вести себя разумно… не станет лезть на рожон…
— Тесса никогда не была разумной. И я не думаю, что она хотя бы раз в жизни удержалась от соблазна полезть на рожон.
— Похоже, вы сердитесь на нее.
— Но она же уехала! — не удержавшись, воскликнула Фредди. — Бросила меня!
Льюис заглянул ей в глаза.
— Бедная моя малышка Фредди, — сказал он, а потом опять ее поцеловал.
— Давайте-ка я куплю вам эту книгу. А потом мы кое-куда поедем — я вспомнил одно местечко, где можно спокойно поговорить.
Они пошли к автобусной остановке.
— Не знаю, понравится ли вам там, — по пути сказал Льюис. — Даже не знаю, существует ли еще это кафе. Когда я учился в Винчестере, моя тетя Кейт встречала меня на вокзале в конце семестра и водила туда на ланч.
На автобусе они доехали до Блумсбери и вышли возле Британского музея. Кафе находилось в подвальном этаже высокого дома, который, как и большинство домов в Лондоне, выглядел полуразрушенным. Крышу над крыльцом поддерживали деревянные балки, каменные ступени, ведущие в подвал, растрескались.
В зале стояло полдюжины столиков. Фредди присела за один из них, а Льюис подошел к стойке бара. На стенах были развешаны полки с книгами. В углу гудела черная эмалированная печка с коленчатой металлической трубой, стойку украшал русский самовар. Кафе пришло в упадок: кожаная обивка на стульях пошла трещинами, корешки книг были заклеены или прошиты, в щели в окнах затекал дождь.
Пожилая женщина, закутанная в несколько дырявых вязаных кофт, с седыми волосами, небрежно заколотыми в пучок на затылке, работала за стойкой.
Льюис принес им чаю.
— Соня — коммунистка, — сказал он, кивнув головой в сторону хозяйки кафе. — Она в восторге оттого, что Дяде Сэму приходится выступать заодно с нами. Они с тетей Кейт были большими друзьями. — Он огляделся по сторонам. — В детстве мне казалось, что тут интересно пахнет.
— Дымом от печи и сигаретами.
— А еще сыростью и мокрой шерстью. А что думаете вы? Вам здесь нравится?
Она потянулась к нему через стол и взяла его руку в свои.
— Очень. Я могла бы просидеть тут целый день — здесь так уютно и тепло.
— Я рад. Сколько вам было лет, когда умер ребенок вашей сестры?
— Восемнадцать.
— Вы были совсем девочкой. Наверное, вам пришлось нелегко, когда вы лишились племянника.
Потрясенная, Фредди подумала о том, что ни один человек раньше не заговаривал с ней об этом. Льюис понимал, что она тоже понесла тяжелую утрату.
— Это было ужасно, — сказала она. — Самым тяжелым оказалось устройство похорон. Я не знала, правильно ли поступаю — понравилось бы это Тессе или нет. Надеюсь, мне больше никогда в жизни не придется заниматься подобными вещами.
Она уже давно не вспоминала про мужчин Тессы, но тут подумала о них снова. Она не помнила, чтобы Майло Райкрофт когда-нибудь бывал в ее квартире или ужинал с их компанией в «Ритце» или «Мирабель». Что само по себе казалось необычным. «Похоже, вы сердитесь на нее», — сказал Льюис и оказался прав. Она злилась на Тессу за то, что та оставила ее, злилась, что сестра не открыла ей имени отца Анджело. От этого у Фредди возникало ощущение, что с ней обращаются как с ребенком, что ей не доверяют. Тесса говорила, что любила этого человека, но сейчас Фредди казалось, что ее любовь оставила по себе слишком много разрушений. Именно из-за нее между ними теперь пролегала пропасть.
Внезапно Льюис сказал:
— Простите, я сегодня не слишком разговорчив. Плохо спал этой ночью. — Он усмехнулся. — На корабле вообще особенно не поспишь — постоянный шум и часто приходится вскакивать среди ночи. Но я привык спать по три-четыре часа, а теперь не могу. Я лежу без сна и думаю о разных вещах. Пытаюсь думать о вас, Фредди, но иногда у меня не получается — только короткие эпизоды мелькают перед глазами. Тот вечер в «Дорчестере», а потом еще несколько минут в доме у Марсель. И наша встреча в поезде. Кажется, будто вы не связаны ни с каким конкретным местом, не нуждаетесь ни в каком конкретном человеке. Я все время боюсь, что вы ускользнете от меня. А я просто не вынесу, если это произойдет.
Он крепко сжимал пальцами ее руку. Фредди покачала головой.
— Я никуда не ускользну от вас, Льюис.
— Нет? — Он осторожно улыбнулся. — Это обнадеживает. Потому что, видите ли, Фредди, я влюбился в вас.
Время от времени к Тессе возвращалась память: это было странное чувство — воспоминания ускользали от нее, словно пух одуванчика, который невозможно поймать, потому что он улетает прочь, подхваченный воздухом от движения ваших рук.
Обрывки воспоминаний приходили к ней в момент пробуждения. Тесса открывала глаза и смотрела на бледный квадрат окна с задернутыми занавесками, через которые просачивался рассвет. Перед ее мысленным взором расстилалась длинная прямая дорога, серая от дождя. Сбоку что-то шевелилось — вывеска или знак, пятна оранжевого и синего. Потом воспоминание таяло, и она крепко зажмуривала глаза, чтобы вернуться в состояние полудремы, в котором рождались эти образы. «У Анджело была простуда», — напоминала она себе. Она не работала, погода стояла плохая. Приходилось постоянно сидеть взаперти, лил дождь, а ребенок плакал, потому что не мог нормально есть. Макс заходил проведать ее — Тесса сама этого не помнила, а узнала лишь потом, когда он рассказал ей.
Это было все равно что заметить что-то краешком глаза. Вспышку, забрезживший свет, который постепенно обретает форму. Тесса старалась не спугнуть эти воспоминания, боясь, что, если будет слишком стараться, они исчезнут и больше никогда не вернутся.
Зимой, когда на земле толстым одеялом лежал снег, она каждый вечер после наступления темноты спускалась в долину. Тесса надевала мамину шубу и пару резиновых сапог, в руках она несла две больших корзины. Обрубленные узловатые корни винограда черными точками выглядывали из-под снега, словно дожидаясь, пока карандаш соединит их в одну линию.
Добравшись до опушки, она на несколько метров углублялась в лес и останавливалась в ожидании. Вскоре между деревьями появлялся неяркий свет, до нее доносился звук шагов. Потом кто-то из мужчин — Десмонд, Рой или Крис — выступал вперед из темноты. Все они выглядели как разбойники: небритые, с всклокоченными волосами, в обносках, кое-как защищавших их от холода. Она передавала им еду из своих корзин, они пару минут разговаривали, а потом мужчина снова скрывался в лесу, а Тесса возвращалась на виллу.
Тессе казалось, что еще никогда им не приходилось так тяжело, как теперь. Мировая и гражданская войны велись одновременно на территории маленькой гористой страны. Войска союзников сражались под Анцио, одновременно пытаясь прорваться сквозь укрепленную линию Густава к югу от Рима. По горам и лесам кочевали партизанские отряды — разношерстные группировки из итальянских дезертиров, патриотов и военнопленных из числа союзнических войск, которые пользовались любой возможностью, чтобы напасть на фашистский отряд, подорвать мост или расстрелять немецкий конвой. Расправы над партизанами и их семьями были стремительны и жестоки.
В заросших лесом холмах поместья Бельканто скрывалось около сотни человек. Многих из них Тесса знала по именам. Среди них были британцы, канадцы, австралийцы, новозеландцы, индусы, французы. Некоторые, например, Десмонд Фицджеральд, не раз пытались присоединиться к союзникам, но были вынуждены повернуть обратно. Десмонд вернулся в Тоскану в середине декабря — он попал в плен во второй раз и снова бежал.
В окрестностях Рима шли ожесточенные бои, и поток беженцев устремился на север. Их дома, города и деревни были стерты с лица земли в ходе сражений. Мужчины, женщины и дети, изголодавшиеся, с осунувшимися лицами, раненые при бомбардировках и больные, измученные тяжелой дорогой и пережитыми лишениями, стучали в двери виллы и прилегающих ферм в поисках пищи и пристанища. Оливия не отказывала никому; однако их запасы истощались, и она опасалась — о чем в минуту откровенности поделилась с Тессой и Фаустиной, — что скоро им придется выбирать: помогать беженцам или кормить постоянных жителей поместья.
Военнопленные, дезертиры и партизаны приходили в больницу. Рано утром раздавался тихий стук в дверь; бывало, что Фаустина, выглянув в окно, видела в садике перед больницей раненого, лежащего в тени старого каштана. Они лечили больных и пытались найти безопасное убежище, где те могли бы немного прийти в себя. В конце мая с аэропланов начали разбрасывать листовки: каждый, кто предоставит пищу или укрытие партизанам, будет расстрелян. Каждый дом, где скрывается мятежник, будет уничтожен.