— Но мы же ведем космическую войну, разве не так?
Куртони включил какой-то прибор на длинном столе и отрицательно покачал головой.
— Это совсем не то. Мы воюем в космосе, но наша война — земная. Техника у нас одинаковая. А настоящие звездные войны, с кораблями из разных цивилизаций… Это такая же чушь, как та, которую мы только что смотрели. Даже Космические силы Земли никогда не предназначались для такой войны. Когда начались военные действия, оружие было только на нескольких кораблях. Оружие установленное, но ни разу не применявшееся. Потому что Содружество полностью контролировало космос, все корабли принадлежали только ему. На случай, если когда-нибудь кто-нибудь захватит какой-нибудь корабль — только для этого, — вооружили несколько космолетов. Одинаковым, простым оружием. Как думаете, каким?
— Наверно, ракетами? Как-нибудь приспособили те, что были разработаны для атмосферы?
— Совершенно верно. А как вы думаете, сколько времени нам нужно, чтобы сконструировать, создать и опробовать наши собственные ракеты?
— Годы. Даже если вы захватите несколько готовых и скопируете их — все равно годы. Изготовление всей электроники, систем управления… Производство двигателей… Не один год, много.
— Совершенно верно! Приятно разговаривать с умным человеком. Особенно с таким, который во всем со мной согласен. Таким образом, мы отказались от идеи ракет. Хотя, конечно, несколько ракет у нас есть, на тех кораблях Космических сил, которые нам удалось захватить. Важнее было прежде всего разработать какие-то системы защиты. Это мы сделали, просто скопировав и слегка видоизменив земные системы обнаружения целей. Мы видим корабли на подходе — и генерируем электромагнитные поля, чтобы расстроить их системы наведения. А для поражения мы выбрали совершенно другой подход. Вот такой.
Он взял с верстака небольшой металлический конус с оперением и подкинул на ладони.
— Это пуля от ракетного пистолета, — сказал Ян.
— Совершенно верно. Но в космосе эта штука действует гораздо лучше, чем на Земле. Здесь нет гравитации, чтобы искривлять траекторию, нет воздуха, чтобы ее тормозить…
— Или направлять. Оперение в космосе излишне.
— Вы снова правы, Ян. Ее надо чуть-чуть переделать, сместить вперед центр тяжести. Очень просто. А еще проще — поставить несколько стволов под такие пули на турель — и прицепить эту штуковину к навигационному компьютеру. Пусть целится. Подбросить стайку таких бескрылых пташек в пространство перед космолетом — и пожалуйста, крушение неизбежно. Скорость эквивалентна массе, так что несколько граммов металла создают удар во много тонн… И — прощай неприятель!
Ян задумчиво покрутил микроракету в пальцах.
— По-моему, тут две проблемы: расстояние и скорость. То есть они обе — одно и то же. Такой крохотульке нельзя придать сколько-нибудь серьезный кинетический момент.
— Конечно. Это в основном для защиты. А для атаки у нас есть вот что.
Он повернулся к верстаку и взял небольшой металлический шар, потом нажал кнопку на пульте управления. Ян услышал слабое гудение, а когда Куртони поднес шар к вертикальному кольцу, закрепленному на верстаке, шар выскочил у него из руки и повис в центре кольца. Вдоль всего верстака стоял ряд таких же колец. Куртони нажал еще одну кнопку — что-то свистнуло, что-то мелькнуло — и шар исчез. У дальней стены помещения раздался громкий стук — шар ударился в толстый лист пластика, завис на мгновение и упал на пол.
— Линейный ускоритель, — сказал Ян. — Такой же, как на Луне.
— В точности такой же. Только там они громадные, берут контейнеры с рудой и вышвыривают за пределы лунного тяготения, на Лагранж-колонии, на переработку. Как вы понимаете, магнитное поле создается в первом электромагнитном кольце. Оно держит железный шар на весу. А потом, когда включается серия электромагнитов, они действуют как мотор-ускоритель и гонят шар все быстрей и быстрей, пока он не вылетит с другого конца.
Он повернулся и взял другой шар, побольше, уютно уместившийся у него на ладони.
— Методом проб и ошибок мы установили, что самый подходящий размер — вот этот. Он весит чуть меньше трех килограммов, почти точно шесть фунтов, по одной древней системе мер. Когда я проводил исследования по этому проекту, мне здорово помогли старые тексты по баллистике: начальная скорость снаряда и все такое. Я был просто в восторге, когда обнаружил, что в древних морских сражениях стреляли цельными ядрами как раз такого веса. У истории можно многому поучиться.
— И как далеко вы продвинулись с этим проектом?
— Четыре космолета мы переделали в пушечные корабли. Это один из них. Назвали его в честь одного из древнейших теоретиков науки, который разработал в эскизах совершенно фантастическое по тем временам оружие, Леонардо да Винчи его звали. Мы загрузили корабли сотнями тысяч таких ядер. А ядра отлили в космосе из метеоритного железа. Тоже совсем просто. Порция расплавленного железа выбрасывается в невесомость — и поверхностное натяжение придает ей идеальную сферическую форму. Это секретное оружие разгоняется по всей длине корабля и может вылетать в любую сторону. А для наведения пушки поворачивается весь корабль, и стрельбой управляет навигационный компьютер. Все работает отлично — кроме одной мелочи.
— А что за мелочь?
— Что-то не так в электронике ускорителя. Для эффективной стрельбы ядра должны вылетать плотной очередью, с интервалом в микросекунды. Но у нас так пока не получается.
Ян бросил пушечное ядро на верстак и улыбнулся:
— Дайте-ка мне глянуть на схемы и чертежи. Я постараюсь поправить вашу электронику.
— Сейчас! Вы же нам тогда войну выиграете!
Глава 17
— Фрукты созрели, убирать пора, — сказал старик. — Чем дольше провисят, тем больше потеряем.
— Есть много более важных вещей, которые ты можешь потерять, — ответила его дочь. — Голову, например… Пошли, папа, нас все ждут.
Старик вздохнул и покорно пошел за ней следом к грузовику кибуца. Остальные потеснились на скамьях в кузове, чтобы дать ему место: он был последним. Газогенератор зарядили сосновыми чурками уже час назад, колонка полна — можно ехать. Как только сверху крикнули, что все на месте, шофер открыл клапан — и машина двинулась. Мимо домов, в которых уютно горели лампы, мимо садов по извилистой дороге — на шоссе. Ехали без фар, но в слабом свете звезд гладкую поверхность дороги было видно и так.
После полуночи пересекли сирийскую границу. Передатчик грузовика ответил своим опознавательным кодом на запрос пограничного детектора, и компьютер в Тель-Авиве отметил, что эта машина уже в Сирии. Перед самой Эль-Кунейтрой грузовик свернул в глубокое извилистое ущелье, уходящее в сторону от дороги. Здесь, меж высоких стен, стало совсем темно; водитель ехал почти на ощупь и, едва впереди мелькнул огонек, сразу остановился. Там ждали верблюды. Пассажиры выбирались из кузова, звучали гортанные приветствия…
Шофер, не выходя из кабины, ждал, пока все пройдут мимо. Некоторые хлопали его по руке на прощанье, некоторые говорили что-то… Когда все исчезли в темноте, он развернулся и погнал грузовик назад, к опустевшим домам кибуца, и добрался туда перед самой зарей. Он был добровольцем, он оставался.
— Это же словно город мертвых! — сказал маляр. — Я сейчас сюда шел — ужасное зрелище, если хоть чуточку воображения иметь. На улицах — никого. Пара пешеходов да несколько машин. И ни одного ребенка, понимаешь? Ни одного! Начало темнеть, в домах стали загораться лампы — я обрадовался было и заглянул в окно, — а там никого, пусто. Свет компьютеры включают. Это еще хуже, мне совсем тошно стало. Прижми свой угол поплотнее, Хаймъянкель, если тебе не трудно. — Он еще раз прошелся распылителем по трафарету точным профессиональным движением. — Ты когда уходишь?
— Сегодня вечером. Семья уже там.
— Поцелуй за меня свою жену. Скажи ей, пусть вспоминает одинокого старого холостяка. В этих аэродромных ангарах слишком уж мрачно. Когда идешь навстречу судьбе, приятно знать, что о тебе кто-то думает.
— Ты же сам вызвался.
— Конечно, вызвался… Но это вовсе не значит, что должен теперь петь от радости, верно? Готово, снимай.
Маляр отошел на пару шагов и полюбовался своей работой. На обоих пузатых бортах и на крыльях тяжелого транспорта «Анан-13» шестиконечные израильские звезды были закрашены. На их месте застыли черные кресты.
— Не нравится мне эта символика, — сказал маляр. — Если бы ты читал историю… Ты, разумеется, не читал, слишком уж ты зелен… Но если бы ты читал историю, ты бы знал, что это за крест. Узнаешь?
Хаймъянкель молча пожал плечами и стал аккуратно наливать серебрянку в малярный пистолет.
— Это германский крест, вот что это такое. И он уничтожает израильскую звезду Давида… Совсем мне это не нравится. И потом — я удивляюсь, на кой черт это нужно? Наше правительство знает вообще, что делает? Я вот тебя спрашиваю — а ты не знаешь. И сам я тоже не знаю.
Поверх крестов налепили клейкой лентой большие листы бумаги, а потом покрыли их серебряной краской. Теперь от их работы не осталось никаких следов.
Амри Бен-Хаим был очень встревожен. Он сидел ссутулившись на своем любимом кресле и глядел в никуда, а перед ним остывал стакан чая с лимоном. Его внимание привлек шум вертолета, он выпрямился и стал смотреть на дверь. Отпил немного чая и поморщился. Поставил стакан… В этот момент вошла Двора с пакетом в руке.
— Еще один. И опять полицейский из Безопасности привез. У меня просто мороз по коже. Передает пакет — а сам улыбается. И ни слова.
— Это просто врожденный садизм, — успокоил ее Бен-Хаим, забирая пакет. — Люди такого сорта наслаждаются, причиняя боль другим. А что в пакете — он знать не может.
Бен-Хаим встряхнул знакомую запертую коробку и набрал шифр. Коробка раскрылась — он достал из нее дискету и вставил в компьютер. На экране появилось лицо Тергуд-Смита, на сей раз без улыбки.