рис. 32.1). За последние 10 лет лишь в один период мнение о том, что нужно воспользоваться следующими выборами для смены негодной власти, оказалось мнением относительного большинства: это был период 2011–2013 годов – время массовых антипутинских демонстраций протеста в крупных городах.
Таблица 46.1
В какой степени вы чувствуете ответственность за то, что происходит в вашей семье?
Рис. 27.1. Есть ли у вас представление, в каком направлении движется наша страна, какие цели поставлены перед ней ее нынешним руководством?
Рис. 28.1. В какой степени вас интересует политика?
Рис. 29.1. Готовы ли вы лично более активно участвовать в политике?
Таблица 47.1
Могут ли такие люди, как вы, влиять на принятие государственных решений в стране?
Рис. 30.1. Как вы думаете, в какой степени регулярные выборы заставляют правительство страны делать то, что хотят простые люди?
Условия сохранения властной вертикали: баланс иллюзий, гратификаций и страхов (квази-)традиционалистского сознания. Каждая фаза коллективного возбуждения провоцирует оживление и выход на передний план массовых иллюзий, упований и необоснованных надежд на улучшение жизни («счастье»), веры в лидера – вождя или спасителя, способного привести к нему[90]. Это не отдельные ожидания каких-то конкретных результатов от действий политиков, а проявление особой установки массового сознания, являющейся «активацией» целого пласта культуры, хранящей значения и память о событиях экстраординарной, не повседневной жизни. Мы можем судить об этом процессе (выходе на поверхность взаимосвязанных утопических представлений) только по отдельным симптомам – появлению разного рода радикалов давних мифов о золотом веке или конце света, признаков хтонических или потусторонних, о сверхъестественных силах, метафизических врагах коллективной общности и т. п. Важно подчеркнуть, что сами мифологические структуры сознания (бинарность, диалектическое переворачивание причины и следствия, смена объясняющих оснований и объясняемого предмета, конспирология, демонизация, симпатическая магия и пр.) внешне принимают вполне секулярную форму политических или публицистических высказываний. Их истинность или ложность не подлежат верификации, поскольку у профанного общественного мнения нет и не может быть необходимых средств их анализа и проверки. Это задача и дело специалистов, ученых, в нашем случае – полностью оттесненных от публичного пространства и сознательно лишенных авторитета пропагандой. Мифологическая структура мышления оказывается порождающей матрицей, которая притягивает к себе и наматывает на себя «факты» и «доказательства»[91]. Как бы дико и абсурдно это не выглядело для секулярного сознания носителей европейского просвещения – российской интеллигенции, получившей естественнонаучное образование, приходится принять эти проявления массового сознания как факт современной российской идеологической жизни, пронизанной телевидением, социальными сетями, широко тиражируемой демагогией политиков[92].
Рис. 31.1. Как, по вашему мнению, следует относиться к проблемам и конфликтам, с которыми люди сталкиваются в современной России?
Любое состояние коллективного возбуждения порождается сочетанием переживаний общей угрозы, страха и чувства открывшейся причастности к более высокому порядку символического существования национальной или групповой общности, соответственно, переживанию гордости, единства судьбы, коллективной веры. В этом плане присутствие, пусть и слабо выраженных надежд на то, что «завтра будет лучше, чем сегодня», указывает на существование повседневного механизма, стерилизующего причины беспокойства, дезориентации, фрустрации, вызванных неопределенностью ситуации и чувством беспомощности индивида. Ослабление тревоги может производиться либо переносом ее причины на безличные социальные силы, многократно превосходящие возможности частного действующего субъекта, либо через введение еще более ужасных угроз – войны, стихийных бедствий, нищеты, болезней и других иррациональных факторов, девальвирующих конкретные ситуативные причины и факторы беспокойства (по схеме: «все можно перетерпеть, лишь бы не было войны», «лишь бы дети были здоровы» и т. п.). В любом случае актуальная острота настоящей проблемы снимается путем освобождения индивида от ответственности («а что я могу тут сделать?»), либо рассеянием угрозы, перевода источника тревоги во вневременное пространство метафизических сил и субстанций (например, тысячелетнего «государства», вечного противника России, «Америку», «Англию», «Германию» и других, или еще более «наукообразных» объяснений геополитического или расово-цивилизационного толка: через культурно-исторические «архетипы», генетические коды и пр.). Временности этих сущностей соответствуют фаталистические или традиционалистские, анти-индивидуалистические реакции: «как-нибудь все обойдется», «надо потерпеть», «бог дал, бог взял» и т. п.
Компенсация этой ущербности, зависимости и бесперспективности собственной жизни производится через идентификацию с символами коллективных ценностей, а именно: чувством принадлежности к «великой державе» при полном абсентеизме, нежелании участвовать в общественной или политической жизни и отсутствии представлений о целях и характере политического развития страны (рис. 28.1). Если в 1992 году 80 % опрошенных считали, что «русские такой же народ, как и другие» (только 13 % опрошенных продолжали верить в особое предназначение или миссию русских в мировой истории), то уже к концу 1990-х годов такого мнения придерживались лишь 36 %, а большинство – 57 % вернулись к идее «российского величия» (к 2017 году эти показатели составляли 32 и 64 %, соответственно)[93].
Таблица 48.1
Как вам кажется, что удалось сделать В. Путину за годы его пребывания у власти?
Ранжировано по средним значениям.
Собственно, это именно то, чего ждут и настоятельно требуют от власти обыватели, чем удовлетворяются даже в условиях снижения качества жизни. Это то, чем Путин купил лояльность основной массы населения, что обеспечило ему восстановление утраченной в 2011–2013 годы поддержки. Именно этим ожиданиям восстановления авторитета России как супердержавы и отвечает имперская риторика и крымская политика Путина.
Самые значительные достижения Путина заключаются в давно ожидаемом «возвращение миссии и статуса “великой державы”», повышении доходов населения (при некотором сомнении, проявляемом, по крайней мере, в среде нижнего среднего социального слоя), стабилизации ситуации на Северном Кавказе, преодолении сепаратизма; его неудачами респонденты считают отсутствие справедливости (справедливого распределение доходов, расслоение российского общества), отказ от компенсации потерянных сбережений, ситуацию с обеспечением законности и порядка (табл. 46.1). Сомнения вызывают действия для преодоления кризиса в экономике, решения проблемы восстановления отношений с бывшими республиками (сближение стран СНГ). Другими словами, то, что для политика в демократических странах составляет главный капитал политической поддержки, в России отходит на задний план и оказывается второстепенной проблемой.
От аналитика такая двойственность системы координат массового сознания требует определенной, довольно сложной оптики и более рафинированного понятийного языка интерпретации, поскольку внеповседневное состояние массы означает внезапную примитивизацию массового сознания, резкое упрощение и единообразие понимания происходящего. А это значит, что в отличие от ответов на вопросы повседневного и практического свойства, на которые респондент может откликаться в соответствии со своим опытом, практической рациональностью и компетентностью, в тематике ответов на вопросы более общего порядка, политических проблем в гораздо в большей степени проявляется коллективная природа общественного мнения. Коллективные представления радикально отличаются от индивидуального опыта и норм мышления. Индивидуальное сознание многократно сложнее массового.
И патриотическое воодушевление праздничных колон на шествиях или ненависть к врагам на митингах протеста, чувство гордости, пробуждаемое зрелищем военных парадов, и слепая паника толпы обеспечиваются радикальным упрощением конструкций действительности путем сведения к образам и действиям персонажей «давно прошедшего времени», их мотивам, их возможностям нарушения обычных норм поведения ради предельных ценностей всего коллективного целого – народа, Родины, «братства товарищей» и т. п. При этом все соображения обычного порядка существования – материального обеспечения, субъективности, рациональности (взвешивания цель – средства, цена – качество) отступают на задний план или вообще не принимаются во внимание. Этот момент, ментальная и логическая процедура нейтрализации повседневных интересов и потребностей («взятия в скобки»), самого контекста будничного существования воспринимается и осознается как апелляция к «высокому», восхождение к высшим значениям (коллективной) жизни.
Собственно, ценности и не могут быть выражены иначе, чем посредством упразднения, опустошения, освобождения от контекста повседневной реальности и характерных для нее интересов, стратегий и норм действия. Поэтому, вне зависимости от ценностного знака подобных состояний – воодушевления, гордости или коллективного мазохизма, имеет место подавление способности к критической рефлексии, дистанцированному взгляду на самих себя со стороны. Это не прямое целевое действие, а побочный эффект переживаний коллективных ценностей, самих ценностных состояний – эйфории, гнева, экстаза, любви, паники, глубокой депрессии или стыда. Моменты полного слияния индивида и толпы синонимичны наступлению временной прострации и интеллектуального ступора, деградации способности к критической рефлексии, а в случае их длительности грозят обернуться общей депрессией и стойкой дезориентацией.