табл. 102.1). Ни проблема справедливости, ни борьба с коррупцией и преступностью, ни возмещение утраченных из-за краха государственной экономики сбережений не столь значимы, как вышеназванные. Чувство причастности к величию державы – фактически единственное условие осознания своей коллективности в России, поскольку никакая другая солидарность, кроме «великой государственной», не обеспечивает консолидацию доминирующего большинства – ни культура, ни благосостояние, ни история, ни конфессиональная принадлежность. Воодушевляющее отдельных индивидов чувство единства нации возможно лишь при условии утверждения ее величия, демонстрации ее превосходства над другими. Главный аргумент здесь – военная сила, ядерное оружие. Именно сознание военной мощи страны компенсирует хроническое чувство повседневного унижения, бедности, зависимости от произвола власти, несправедливости социального порядка, зависти, которое мучает отдельного «маленького человека».
Первоначальные расчеты Кремля на то, что Запад так или иначе согласится с аннексией Крыма и экспансионистской политикой Путина, как это было после войны с Грузией и фактическим присоединением к России Южной Осетии и Абхазии, не оправдались. Ответом на санкции США и ЕС в отношении России стало резкое изменение общественной атмосферы в России, истерическое усиление военно-мобилизационной пропаганды, с одной стороны, и ужесточение внутренней политики по отношению к независимым от власти организациям гражданского общества и оппозиции, с другой. Российский режим все в большей степени приобретает характер нацистского, в данном случае – русского нацизма, важнейшими идеологическими компонентами которого сегодня стали антизападничество и идея разделенной нации («русского мира»), опирающаяся на метафизику органического, «традиционного», единства верховной власти и народа. Попытки расколоть единство западных стран и ослабить санкции, введенные после Крыма, подтолкнули кремлевское руководство к новой военной авантюре – к вмешательству в гражданскую войну в Сирии, защиту Б. Асада, воющего с собственным населением.
Таблица 103.1
Что удалось сделать Владимиру Путина за время нахождения у власти?
Тотальный контроль над СМИ, ставшими мощнейший инструментом манипулирования общественным мнением, и давление спецслужб на все структуры, административно зависимый суд превратили большинство населения в желеобразную и пассивную, покорную массу, не имеющую ни воли, ни других желаний, кроме как сохранить то, что у них есть сейчас.
77 % опрошенных в феврале 2015 года россиян полагали, что США представляют собой угрозу для безопасности других стран в мире, 94 % в той или иной степени уверены в том, что США вмешиваются во внутренние дела России. Даже грязная война в Донбассе рассматривается как «конфликт, навязанный России США и другими странами Запада» (так в октябре 2014 года считали 70 % опрошенных, не согласных с этой точкой зрения – «этот конфликт – результат присоединения Крыма и нынешних действий России в восточной Украине» – всего 22 %). Соответственно, западные санкции воспринимаются не как средства принуждения российского руководства к восстановлению нарушенного им самим общепринятого порядка и норм международного права (так думают только 17 %) или как возможность «остановить войну, разрушения и гибель людей на востоке Украины», а как повод для того, чтобы «унизить и ослабить Россию» (72 %, февраль 2015 года).
Волна патриотического воодушевления и энтузиазма, поднятая весной 2014 года после присоединения Крыма, постепенно стала проходить по мере того, как затягивается развязанная Москвой война в Донбассе, грозящая перерасти в масштабную конфронтацию с ЕС и США. Чем продолжительнее санкции, тем более откровенным становится ядерный шантаж Путина. Горизонт большой войны меняет модус рассмотрения всех других вопросов и проблем: происходит переоценка проблем повседневной жизни, перестановка приоритетов – порядок и общепринятые международные нормы взаимодействия с партнерами отступают на второй план. На первый выходит главное: задача сохранить себя, выжить, ценой упрощения и ограничения запросов («не до жиру, быть бы живу»). В перерастание новой холодной войны в «горячую» мало кто верит (в октябре 2014 года считали ее вероятной 16 % против 68 %), дело пока ограничивается «информационной войной против России», которую ведут США и другие западные страны (а в этом уверены 88 % россиян, не согласны с таким суждением – всего 4 %).
Вместе с тем, несмотря на всю воинственную внутреннюю риторику, большая часть российского населения ждет, что нынешняя напряженность в отношениях между Западом и Россией – дело временное, что эта опасная игра, которую ведет российское руководство, будет недолгой. Как бы то ни было, но 60–66 % россиян считают, что налаживать отношения с США и другими странами Запада не только нужно, но и все равно придется (противников подобной «разрядки», то есть сторонников сохранения политики жесткого противостояния США, в сентябре 2014 года было не так много – 24 %).
Подведем итоги нашему рассмотрению. Антиамериканизм (или антизападничество) является одним из важнейших компонентов национальной идентичности российского общества. В общем виде он воспроизводит амбивалентную идеологию стран догоняющей модернизации, но имеет свою специфику в России как наследнице тоталитарной советской империи. Российский антиамериканизм представляет собой совокупность механизмов негативной идентификации – самоопределения или самоконституции «от противного», где оппозиторный член выступает как означающий член всего ценностного уравнения, носитель полноты идеальных значений социального целого, но одновременно и как условие невозможности или фактор препятствия их реализации в действительности. Такая форма осознания себя в истории и настоящем есть следствие авторитарной или тоталитарной организации социума, централизованной власти, подавляющей формы политической деятельности, общественные дискуссии и, соответственно, процессы социально-структурной дифференциации общества. Поэтому любые манифестации групповых ценностей принимают форму негативной идентификации.
Антиамериканизм усиливается в ситуациях кризиса легитимности политической системы господства, будучи очень эффективным средством мобилизационной консолидации населения вокруг власти. Сами по себе поднятые пропагандой волны антиамериканизма нестабильны и непродолжительны, но их последствия носят крайне негативный и латентный характер.
Антиамериканизм блокирует у россиян возможность критического обсуждения политики собственного руководства, закрывая саму способность ставить вопрос об ответственности власти перед населением. Побудительные причины любых сомнительных или предосудительных акций государства (подавление «Пражской весны», вторжение в Афганистан, сопротивление вступлению НАТО бывших соцстран и советских республик, попытки газового шантажа соседних государств и пр.) объясняются враждебной политикой США. То же самое происходит в новейшее время: дискуссия о вступлении Украины в НАТО и присоединении ее к ЕС послужили детонатором антиукраинской кампании, завершившейся развязыванием войны в Донбассе. Неприятие мировым сообществом путинской политики в Украине толкает Путина к новой авантюре – вмешательству в гражданскую войну в Сирии. В этом плане российская политика напоминает стратегию построения финансовых пирамид, где промежуточный выигрыш таит в будущем проигрыш и системные поражения. Но в отличие от рейдерского шантажа в бизнесе, у государства авторитарного или паратоталитарного типа есть свои средства ухода от убытков, перекладывания их на население в целом и смещения ответственности с себя на других: вина за провал и ошибки политики всякий раз пропагандой переносится целиком на США, Запад, на то, что выступает как ориентир развития, критерии оценки внутреннего состояния дел в стране и т. п. Тем самым вопрос о рациональной оценке действий путинского правительства снимается. Поскольку причины конфликтов и обстоятельства их обострения формулируются в самых неопределенных и расплывчатых категориях, то Россия всегда представляется при этом жертвой чужого и злого воздействия[154].
Запуск этого комплекса «восприятия себя как жертвы» означает не просто и не только демонизацию противника, но и готовность принять точку зрения на себя как на объект внешнего давления и принуждения, то есть «лишение себя» качеств активности и дееспособности, готовности отвечать за свои действия (в том числе – моральную солидарность с властью и одобрение ее политики). Другими словами, здесь воспроизводится схема отношений внутри самой России: полновластная и бесконтрольная, корыстолюбивая и наглая российская власть противостоит или манипулирует массой «беспомощного», но покорного ей населения, осужденного на то, чтобы быть «вечной жертвой» государства. Именно это и делает столь убедительной пропаганду, поскольку под ее тезисы подкладывается базовая схема системы отношений маленького человека с властью.
Облегчает эту процедуру освобождения от моральной ответственности вменение США особой манеры двоемыслия: «США лицемерно пытаются заставить другие страны соблюдать законы международного права, хотя сами не всегда им следуют» (так считают 70–76 %; не согласны с ними – «США всегда соблюдают законы международного права» – лишь 10–14 %; такое распределение мнений сохраняется на протяжении последних лет – 2008–2013 годы). Но такая позиция одновременно означает, что и сами принципы и нормы международного права – «фикция», поскольку самая сильная в мире страна относится к ним сугубо цинично и утилитарно. Это не право, а прикрытие для хищнических интересов «сильного», демагогия, к которой не имеет смысла относиться серьезно. В лучшем случае – это всего лишь конвенциональные рамки или язык компромисса между сильными мира сего, а не безусловная значимость права. Таково массовое понимание правовой реальности российским обществом.