По поводу реабилитации жертв репрессий или депортаций у более чем половины опрошенных (54 %) нет мнения. 40 % россиян против люстрации в России как несправедливой меры (22 % поддержали бы эту практику), и почти столько же не имеют собственной позиции в этом вопросе. 25 % против того, чтобы заниматься прошлым и вновь ворошить ушедшее, 46 % полагают, что «нужно знать больше о сталинском периоде, чтобы не повторять ошибок», 29 % – что «вреда в этом нет, но и особой нужды или потребности в переоценки прошлого тоже нет» (январь 2010 года. N = 2000).
Более того, в общественном мнении ясно прослеживается связь между манипулированием историческим знанием и интересами удержания власти нынешним режимом. Так, во время острой полемики вокруг Комиссии по борьбе с фальсификацией истории абсолютное большинство россиян (60 %) ответили, что сотрудники КГБ не должны входить в подобную комиссию.
Точку зрения или интеллигентское мнение, заключающееся в том, что достаточно лишь правильного и объективного изложения фактов для того, чтобы люди изменили свое отношение к прошлому (а тем самым и к настоящему), следует считать несостоятельной. Массовое сознание будет держаться за свои стереотипы и привычные конструкции прошлого, за свое отношение к ключевым символам и авторитетам, поскольку они не случайны, а представляют собой устойчивую, то есть воспроизводимую систему представлений и отношений в обществе, и, стало быть, функционально встроены в другие взаимосвязи (поддержания групповой или индивидуальной идентичности, лояльности, отношений коллективного заложничества, определений реальности, системы ориентаций в мире и т. п.). Большинство людей упорно защищают свои представления, отказываясь признавать неприятные факты без явной санкции на изменение[375].
Разберем это на примере отношения россиян к факту советской оккупации стран Балтии перед Второй мировой войной. Сами по себе эти события 1939–1940 годов получили вполне определенную интерпретацию у историков, собравших убедительные свидетельства принуждения правительств этих стран к проведению зависимой от СССР политики, подчинению их руководству СССР, отказу от суверенитета перед лицом военной интервенции, а также описание последовавших за этим репрессий, жесткой политики советизации и классовых чисток[376]. Какая-то информация о тех временах начала поступать к населению России по меньшей мере с 1988 года, с начала движения народных фронтов в Прибалтике, публичных дискуссий в СМИ и во время Съездов народных депутатов СССР, безнадежных споров вокруг документов, связанных с пактом Молотова – Риббентропа и постыдного отрицания их партийным и государственным руководством СССР. Но начиная со времен консервативного реванша во второй половине 1990-х годов эти темы постепенно стали вытесняться из публичного пространства. Более того, балтийские страны, поднимавшие их, стали подвергаться дискредитации как страны, ревизующие итоги Второй мировой войны, победы над фашизмом и защищающие ветеранов, воевавших на стороне Германии против СССР.
Непосредственным поводом к такой интерпретации позиций этих стран со стороны России стало стремление их руководства к вступлению в НАТО и интеграции в ЕС, что вызывало острую реакцию в российских политических кругах. В этом плане дискредитация этих стран (в свете символического значения Победы над Германией) была очень важна для нового правительства России, испуганного успехом цветных революций и озабоченного созданием санитарного кордона против влияния европеизма и демократии. Если в 1990-е годы отношения России и Балтии, как и отношения с Польшей, отодвинулись на второй и третий план, то начиная с 2003 года, после зачисток информационного и политического пространства, путинский режим взял курс на умеренную и регулируемую конфронтацию с будущими членами ЕС и НАТО. Такая политика вошла в качестве составной легенды легитимации власти режима. Поэтому не случайно, что с середины 2000‐х годов мы начали фиксировать возвращение к советской схеме интерпретации истории отношений СССР и Балтии, «Катынского дела»[377] и других исторических событий. Прежде всего «заработала» школа, активизировавшая идеологически «правильные» версии происходивших процессов. Доля ответов, соответствующих официозу, поднялась за 2 года на 7 пп. (табл. 110.2) Напротив, число ответов, отражающих фактическую версию событий, уменьшилось с 46 до 38 %.
Таблица 110.2
Как вы полагаете, включение стран Балтии (Литвы, Латвии, Эстонии) в состав СССР в 1940 году было добровольным изъявлением народов или оно происходило под давлением СССР и тайного сговора Сталина и Гитлера?
N=1600. В % к числу опрошенных.
Эти изменения явно происходили под сильнейшим влиянием пропаганды, затрагивавшим в первую очередь молодежь. Кремлевские лидеры открыто настаивали на официальной версии вопреки массовым сомнениям и чувству неловкости из-за явной неправды (об этом косвенно говорит рост затруднившихся с ответом). При более прямой формулировке подсказки в 2006 году (согласны ли опрошенные с тем, что «страны Балтии подверглись оккупации советскими войсками»), массовая реакция была преимущественно негативной: только 15 % опрошенных согласились с таким суждением, не согласны были 68 %. В данном случае очевидно воздействие «лобовой» и оценочной формулировки вопроса. Ключевым здесь оказывается слово «оккупационный», на которое реагирует массовое сознание, не допускающее отрицательных коннотаций по отношению к комплексу значений «советские войска» или «советская политика». Характерно, что данный опрос проходил, как уже показано, между двумя другими, в которых скрытое признание этой оккупации высказала большая часть опрошенных, нежели количество отрицающих этот факт – 46 и 38 % соответственно (табл. 110.2).
Отрицание исторических фактов облегчается созданием общей конфронтационной обстановки – искусственно раздутым в СМИ скандалом с «Бронзовым солдатом», подкрепленным манифестациями «Наших», получивших большую телевизионную аудиторию, и общей атмосферой «Наших бьют!». В том, что русскоязычное население стран Балтии «живет плохо», уверены 78 % опрошенных. 77 % россиян считают, что права русскоязычного меньшинства нарушаются, и этот вопрос должен быть предметом беспокойства международного сообщества и России (что это внутреннее дело Латвии или Эстонии, полагали всего 13 %). При этом бывали когда-нибудь в Прибалтике лишь 17 % россиян, то есть основания для такой уверенности получены исключительно из СМИ. Дружественно настроенными к России Латвию, Эстонию и Литву считают лишь 0,5–1,5 %. Не доверяют руководству этих стран 62 %. От 28 до 30 % опрошенных в 2005–2008 годах полагали, что для России «вступление Латвии в НАТО» представляет собой «большую угрозу» («небольшой» эту угрозу считают примерно столько же – от 29 до 34 %). При этом значительная часть россиян, гораздо большая, чем только что указанная, сознавали, что вступление Латвии, Литвы и Эстонии в НАТО будет способствовать безопасности этих стран: 44 против 34 %, которые придерживались противоположного мнения (2003 год). Иначе говоря, относительное большинство россиян косвенно признавало опасность для этих стран, исходящую от нынешней России.
Таблица 111.2
В какой степени вы согласились бы с высказыванием: Россия должна извиниться за советскую оккупацию стран Балтии во Второй мировой войне?
Таблица 112.2
Тема связана с высылкой части населения балтийских республик в другие части Советского Союза после Второй мировой войны, когда Сталин был еще у власти. Какое из следующих утверждений наиболее точно соответствует вашему представлению об этих событиях?
N = 1016, молодежное исследование.
Обратим особое внимание на цифры молодежного опроса 2009 года (табл. 112.2): 61 % ничего не знают об этом и не в состоянии дать моральную оценку этим событиям, не ставшим для историческими фактами; 29 % признают это суждения за фактические, однако большая часть из них (20 %) явно занижает число жертв этой политики; 10 % отрицают истинность этих утверждений.
Те же самые реакции мы наблюдаем в отношении ко всему комплексу вопросов, связанных с признанием ответственности советских властей за расстрел польских офицеров в Катыни и других лагерях, по отношению к украинской теме голодомора, насилию против гражданского населения и мародерству солдат Красной Армии в 1945 году на занятых при наступлении территориях других стран, прежде всего Восточной Пруссии. Раздвоенность массового сознания людей при репрессивном режиме (противоречие между идентификацией со страной, неотделимой от режима, и подавляемым смутным пониманием его преступности и в какой-то степени необходимости разделять ответственность и коллективную вину перед собственным народом и народами других стран) парализует атомизированного и дезориентированного частного человека. То, что «маленький человек» не остается в неведении относительно прошлого, проступает в прожективных вопросах (например, о том, что думают «другие» относительно российских героев и вождей). Как видим из распределения ответов (табл. 113.2), лишь 10–16 % настаивают на оценке Сталина как «отца и учителя» всех народов, 40–50 % совершенно недвусмысленно заявляют, что другие страны и народы знают об отрицательном образе Сталина, остальные (от 43 до 39 %) уходят от ответа или прячутся в варианты «другим нет делам до Сталина и наших проблем».
Таблица 113.2
Как, по вашему мнению, относятся к Сталину большинство людей в странах Запада? В бывших социалистических странах?
N = 800. Ранжировано по колонке «на Западе».
Таким образом, формирование негативной установки в отношении этих стран у большинства российского населения оказывается причиной отрицания определенных исторических фактов, нейтрализации их значимости и оправдания враждебного отношения к ним.