— Что это?
Я сглатываю от горячего взгляда в его глазах. Этот так отличается от утреннего. Может, этот человек больше никогда не появится? Или это принятие желаемого за действительное, потому что я пьяна.
— Паста. Скажи Эйдену, что тебе она нравится. Это так много значило бы для него.
— Откуда ты это знаешь?
— Я просто знаю.
Хотя он и не показывает этого — и никогда бы не показал, — Эйден в некотором смысле заботится об одобрении своего отца. Между отцом и сыном просто глубокая пропасть, которую почти невозможно залатать, и после разговора с Эйденом я уверена, что это началось после смерти Алисии. Вместо того чтобы удовлетворять эмоциональные потребности ребенка Эйдена, Джонатан воспитал его таким же, как он сам. Непроницаемым, жестким, контролирующим. По его мнению, он, вероятно, хотел, чтобы его сын был лучшим, как и все в его собственной жизни. Однако не думаю, что Эйден это знает. Я чувствую, что он думает, что его отец не заботится о нем ни в каком другом смысле, кроме того факта, что он его наследник.
Но Джонатан заботится. Я слышу, как он через день спрашивает Харриса о новостях об Эйдене и Леви. Со стороны это может показаться продолжением его помешанной на контроле натуры, и в какой-то степени так оно и есть, но он также заботится о том, чтобы они были в порядке и защищены. Джонатан из тех, кто разрушает мир, если кто-то хоть немного беспокоит его семью. Он просто не выражает этого. В свою очередь, Эйден этого не знает. Между отцом и сыном существует огромная пропасть, и потребуется много времени, чтобы устранить нагромождение недоразумений, накопившихся в их отношениях.
Но детскими шагами, верно?
Я отстраняюсь, прежде чем Джонатан касается своими губами моих. Судя по тому, как он смотрит на меня, не сомневаюсь, что он действительно может это сделать.
Это не только из-за КПК, но я также немного беспокоюсь о своей реакции в пьяном состоянии. Кто знает, не начну ли я царапать его одежду прямо на глазах у его сына и невестки?
— Это отличается от того, что готовит Марго. — Джонатан прекращает есть, наливая себе бокал вина. — Это хорошо.
И Эльза, и Эйден прекращают свои подшучивания над солью и смотрят на Джонатана так, будто у него выросло несколько голов.
Я бы не удивилась, если бы это был первый раз, когда тиран сделал комплимент Эйдену. Иногда он может быть таким бессердечным.
Ладно, большую часть времени.
Эйден прочищает горло, но продолжает молчать.
Эльза улыбается, как гордая мама.
— Он готовит лучшую еду на свете.
— Может, он сможет приготовить что-нибудь для семейного ужина в следующий раз. — Джонатан разговаривает с Эйденом, но он смотрит на меня поверх края своего бокала, и я притворяюсь, что не являюсь объектом его внимания.
— Только если Леви это сделает, — говорит Эйден.
— Тогда пусть это будет соревнование. — Джонатан делает глоток вина. — Мы с Авророй будем судьями.
Эльза указывает своим бокалом вина на себя.
— Как насчет меня?
— Ваши с Астрид голоса не являются субъективными. Вам запрещено голосовать.
Она выглядит разочарованной, но прикасается к бицепсу мужа.
— Уверена, что Эйден победит.
— Посмотрим.
Я собираюсь сделать выговор Джонатану за его обычную отчужденность, но садистская искра в глазах Эйдена останавливает меня. Ему нравится вызов, который его отец бросает ему и Леви.
Мужчины Кинги, несомненно, думают иначе. Как будто они связаны битвами и войнами.
В подтверждение моей теории, после ужина Эйден моет посуду, а затем садится с Джонатаном за кофейный столик, на котором стоит стеклянная шахматная доска. Это похоже на то, что было дома, где Джонатан научил меня играть.
Или пытался, во всяком случае. Обычно я заканчиваю тем, что сажусь ему на колени или растягиваюсь по всей шахматной доске, когда он трахает меня.
Я борюсь с румянцем, покрывающим мою кожу, но терплю неудачу. Слава Богу за вино, иначе мое возбуждение было бы очевидным.
Позы Джонатана и Эйдена похожи, их серые глаза заостряются, когда они думают, как унизить друг друга.
Когда мы с Эльзой допиваем неизвестно сколько бокалов вина, мое внимание привлекает чисто мужская красота Джонатана. Он опирается обоими локтями на колени и образует пальцами шпиль на подбородке. Эти длинные пальцы, на которые я не могу перестать пялиться — или на него.
Им обоим требуется много времени, чтобы сделать шаг, потому что, я полагаю, они чертовски хорошо рассчитывают, прежде чем предпринять. Когда Джонатан выдвигает фигурку вперед, он так уверен в себе. Нет никаких сомнений в том, что он победит. Эйден может представлять угрозу, но ему еще слишком рано побеждать своего отца.
Однако это не останавливает молодого Кинга от попыток. Он вырос и стал силой, с которой шутки плохи.
Гордись, Алисия. Твой мальчик теперь мужчина.
— Они так похожи, — шепчет Эльза рядом со мной.
Мы уютно устроились на диване напротив них, разделяя мягкое одеяло.
— Я знаю, — бормочу я в ответ. — Джонатан всегда приходит поиграть с Эйденом?
— Мы живем здесь уже пятнадцать месяцев, и это первый раз, когда Джонатан переступил порог нашего дома. Я думала, он никогда не придет, так что спасибо, что привела его. Знаю, что это много значит для Эйдена.
— Я его не приводила.
— Да, ты привела. — она улыбается, и это выглядит по-детски, учитывая ее нетрезвое состояние. — Я же говорила тебе. Ты цвет его жизни.
Но так ли это на самом деле?
В конце концов, он разочаровался во мне со вчерашнего вечера. Даже алкоголь не может заставить меня забыть об этой части.
Мы еще немного наблюдаем за ними, разговаривая об университете и различиях между моим и ее опытом.
Когда мои глаза опускаются, Эльза ведет меня наверх, в комнату для гостей, в которой я переоделась раньше. Там есть кровать, полупустой антикварный шкаф и высокая боковая лампа. Комната простая, красивая и уютная.
— Извини, комната скромна. — Эльза достает одеяла из шкафа. — У меня не было возможности должным образом украсить ее. Эйден сказал, что у нас никогда не будет гостей, потому что он их выгонит.
— Похоже на Эйдена.
— Расскажи мне об этом. — она закатывает глаза и указывает на свежие полотенца и шелковую ночнушку на кровати. — Дай мне знать, если тебе понадобится что-нибудь еще.
— Спасибо.
— Я та, кто должна поблагодарить тебя за то, что ты вошла в нашу жизнь. — она обнимает меня, ее кокосовый аромат смешивается с вином. — Большое тебе спасибо за то, что дала Эйдену шанс не только двигаться дальше после Алисии, но и найти золотую середину со своим отцом.
— Я ничего не делала.
Она отстраняется, на ее раскрасневшемся лице появляется улыбка.
— Да, ты сделала. У Эйдена были странные отношения с Джонатаном, и в глубине души это из-за смерти Алисии. Тот факт, что ты пытаешься все исправить, очень много значит для него. Он не знает, как быть благодарным, так что я сделаю это от его имени.
Преданность и привязанность, которые она питает к своему мужу, согревают мое сердце. Возраст действительно не имеет значения. Возможно, им едва исполнилось двадцать, но они разделяют связь пожилой пары в полной гармонии.
— Эйдену так повезло, что ты есть в его жизни, Эльза.
— И Джонатану повезло, что ты у него есть.
Я бы не была так уверена в этом.
После того, как Эльза уходит, я снимаю платье и нижнее белье, чтобы надеть ночнушку. Это занимает у меня несколько минут из-за моего пьяного состояния. Я спотыкаюсь и ловлю себя на том, чтобы снова споткнусь. “
— Дурацкая одежда, — бормочу я.
Знаете что? Кому нужна ночнушка? Моя кожа все равно горит.
Я снимаю одежду, забираюсь под одеяло и закрываю глаза.
Гораздо лучше.
Не требуется много времени, чтобы заснуть. Мне снятся сны о сильных руках, сжимающих мои соски, и пальцах, скользящих в мою киску. Моя спина выгибается над кроватью, когда стон срывается с губ.
Пальцы проникают внутрь меня, задевая мое сладкое местечко. Я извиваюсь в их безжалостной хватке, нуждаясь в большем.
Ох. Там. Просто там.
Он погружает свои пальцы глубже в меня.
— Здесь?
Мои глаза резко открываются при звуке знакомого голоса.
Это не сон. Это Джонатан.
Глава 15
Аврора
Мой рот раскрывается в форме буквы «О», когда я оказываюсь в присутствии Джонатана.
Он обнимает меня сзади, его твердая обнаженная грудь прикрывает мою спину. Подушечки его пальцев обводят мою ареолу с опытной медлительностью. Мои соски такие твердые, что болят от потребности в стимуляции.
Его другая рука парит над моей киской, дразня влажные складки, но не прикасаясь. Моя кожа горячая и покалывающая, и это не из-за алкоголя — по крайней мере, не из-за всего этого.
— Джонатан? — я выдыхаю. — Что ты делаешь?
— На что это похоже, что я делаю?
Его голос хриплый от вожделения, когда он вводит в меня два пальца одним движением и тянет за сосок.
Я выгибаюсь навстречу ему, мое дыхание хрипит, когда стон разрывает воздух. Мой стон. Не имеет значения, в каком я состоянии. Тело так настроено на его, так привыкло к его властным прикосновениям, что я мгновенно оживаю. Это наша норма — независимо от того, насколько это ужасно. Вот почему платоническое обращение с сегодняшнего утра запудрило мне голову.