Сжав рукоять меча, я ударил клинком по решётке. Металл зазвенел громко и резко, как удар гонга, заставляя тишину разлететься вдребезги. Женщина вздрогнула, её голова медленно поднялась, одной рукой она отвела в сторону волосы, чтобы увидеть меня.
— Кто ты и за что находишься здесь? — спросил я, глядя ей прямо в тёмные, пустые глаза.
— Я не знаю тебя, — голос её был тусклый, усталый. — Выросло новое поколение псов?
Женщина замолчала, безучастно смотря сквозь меня и даже не замечая Рейки, стоящей всего в двух шагах левей. Затем губы её дрогнули.
— Я Панана, вечная пленница этого места, — неожиданно голос женщины окреп, набрал силу, она выпрямилась, распрямляя спину. — Но даже если пройдёт ещё сто лет, не вздумай сделать шаг за порог моей тюрьмы, Силус оторвёт тебе яйца. Понял? — голос снова стих, стал едва слышим, она вновь опустила голову, закрыв лицо завесою волос. — А не веришь, спроси у старших.
Я кивнул и двинулся дальше.
— Кто ты? И за что сидишь здесь?
— А кто спрашивает?
— Есть разница?
— Ты прав, юноша, нет разницы, — зашёлся в безумном хихиканье заросший, всклокоченный мужчина. — Я алхимик, который возомнил себя талантом. Я алхимик, которому однажды поручили сделать пустяковое, но невозможное. Я алхимик, который не сумел и теперь я здесь.
Ещё десять шагов по ярко освещённому коридору.
— Кто ты и за что здесь сидишь?
— Спроси у своих хозяев, сопляк, — сверкнул синью глаз грязный мужчина. — Или зайди, я тебе шепну на ухо.
Я хмыкнул и шагнул прочь.
Седой вздохнул за спиной:
— Молодой глава, вы хотите забрать их всех?
— Ты против?
— Вы глава и вам принимать решение, но как вы это себе представляете?
— У меня два Властелина, которые могут отыскать Закалку на неделю пешего перехода, перемолоть поместье одной только духовной силой и…
— И пронзить ледяным мечом облака, — ехидно заметил Пересмешник. — Но верный хранитель традиций беспокоится совсем о другом, господин узников.
Я получил очередной ответ у одного из узников, совсем не подозревавших о том, что я назначен их господином, и на ходу заметил:
— Их здесь меньше полусотни. Поднимете.
— Не вопрос, — согласился Пересмешник. — Я один подниму. Всех пятьдесят человек подниму и на виду у всех потащу над городом. Не сильно высоко, чтобы все желающие могли разглядеть лица.
Я улыбнулся на ходу.
— Знаешь, Пересмешник, я кое-чему успел научиться у старейшин. Смотри, я глава семьи, вы с Седым мои верные подчинённые, так? — в ответ он лишь вздохнул, но разве это могло меня остановить? — Я даю вам задание, а уже вы сами должны придумать, как его выполнить. Или если я прикажу вам подметать, мне ещё и мётлы вам искать?
О чём я сейчас жалел, так это о том, что они оба под невидимостью, а один вообще во многих десятках шагов у входа: ни обернуться, ни взглянуть в лица, ни увидеть их эмоций после этого заявления. Уверен, будь здесь сейчас Бахар, он бы похвалил меня. Правда, после этого всё равно заставил бы придумать два самых простых способа вытащить толпу пленников из резиденции Дизир и два сложных, но всё равно возможных.
Очередная клетка.
— Кто ты и за что тут сидишь?
Ответом была тишина.
Я шагнул ближе и левей, чтобы больше света от Светоча падало на фигуру, висящую на стене. Этот пленник пострадал от рук Дизир больше остальных. Даже почти чёрные от грязи лохмотья не могли скрыть ужасного состояния его тела. Руки и ноги… их едва можно было назвать конечностями. Обрубки, лишённые плоти ниже колен и локтей, но всё ещё закованные в тяжёлые и широкие кандалы, что растягивали его тело.
Он был закреплён так, что даже ошейник на шее удерживал его в натянутом положении, лишая возможности опустить голову. Она безжизненно склонилась на одну сторону, длинные, спутанные волосы закрывали лицо, падая до самой груди.
Вонь из этой камеры была гораздо сильней, чем во всех предыдущих вместе взятых. Вонь немытого тела, боли, страданий, крови и гноя густой, ощутимой едва ли не на ощупь волной текла из-за стали решётки. От этого запаха мутило даже меня, что уж говорить про Рейку, которая со сдавленной руганью сделала шаг назад и вскинула руку, прикрывая рукавом халата нос.
— Кто ты? — повторил я, составив без внимания ругань Рейки.
Сделаю замечание ей позже. Но не услышал даже намёка на реакцию. Пленник не двигался. Не шевельнул головой, не открыл глаз, даже дыхание его казалось едва уловимым.
Я вздохнул и двинул дальше, Правда, чем глубже в катакомбы это дальше, тем меньше ответов я получаю. Только время теряю. Пожалуй, нужно просто брать всех без разбора и тащить с собой, и так ясно, что с платой за жизнь мужчина-управитель меня не обманул — эти люди могут пригодиться Ордену, они знают немало его тайн и грязи, взять одну любовницу второго брата Болайна, ту жен…
Я вдруг замер. Рейка, которая только что догнала меня, едва успела остановиться, глухо выдохнула сквозь рукав:
— Что? — шагнула в сторону, чтобы оглядеть галерею, тянущуюся вдаль.
Пустую галерею. Остановиться меня заставило не то, что открылось впереди, а то, что осталось позади. Знакомые черты.
В три длинных, торопливых шага я вернулся к камере, застыл перед решёткой, которая не могла остановить моё восприятие: сейчас я кружился возле самого пленника, внимательно вглядываясь под завесой волос в измождённое, грязное, покрытое шрамами лицо.
Прутья клетки заскрипели под моими руками.
Тола. Это — Тола.
— Нам нужно ударить в ответ! Немедленно! — голос Далана прозвучал резко, словно удар меча, и отголосками эха прокатился по большому залу ещё раз.
Болайн подался вперёд и склонил голову к плечу, внимательно изучая сына. В его взгляде была усталость и что-то ещё — тяжёлое, как камень и злое, как огонь. Слегка нахмурив брови, Болайн тихо спросил:
— И кого же мы будем бить?
Далан, не выдержав, выпрямился и чуть ли не выпалил:
— Как кого? — Его лицо было ярко-красным от ярости, а его дыхание, тяжёлое и прерывистое, отдавалось запахом недавней пищи и вина. — Орден! Они наши единственные враги! Это их рук дело!
Скрип стула оглушительно прозвучал в тишине. Болайн презрительно процедил:
— Столько лет я и наставники пытаемся вбить тебе в голову хоть что-то, и всё без толку. Единственные враги? Да у нас врагов, словно Зверей в Сердце Леса — ткни в любого соседа и не ошибёшься. Жёлтые Скалы? Они с радостью приняли наши зелья, а едва начались проблемы, о которых их предупреждали, кстати, как они начали скалить зубы и требовать компенсации.
В воздухе снова повисла тишина, а затем Далан, сжав зубы, всё же продолжил, упрямо набычившись:
— И всё равно, — его голос звучал глухо, но твёрдо: — Это был Орден.
Болайн вновь шевельнулся и обвёл взглядом тех, кто сидел за столом. Его глаза скользили по сидящим — израненным, обожжённым, усталым. Половина из них не имела хотя бы одной руки, и Болайн, скривив губы в усмешке, сказал:
— Многие из здесь присутствующих сходились в битве с их сильнейшими, — его взгляд вновь останавливался на каждом из присутствующих, требуя ответа. — Ну-ка, кто был тот старик, что разнёс нам половину города? Хорит? Шандри? Ловер? Шуй?
Ответить осмелился только один.
— Ни один из них. — Сотак Молд, мертвенно-бледный и мрачный, уронил это тяжело и веско.
— Верно, — кивнул Болайн, его рука медленно скользнула по краю стола, вытирая там что-то невидимое. — Ни один из них. Старик для них слишком силён.
Далан вскочил, возмутился:
— А я не верю, что это были Гарой! Я раз в месяц бываю у Санмеда Гарой, у нас с ним отличные отношения! И старейшины Гарой лично поклялись мне в разговоре по Нефриту, что не имеют к этому происшествию никакого отношения. Лично!
Он выдохнул, едва сдерживая ярость, которая всё ещё пульсировала в его глазах. Собравшиеся искоса переглядывались, не спеша вмешаться в противостояние сына и отца. Главы клана и будущего главы.
— Сын, — покачал головой Болайн, — запомни раз и навсегда: то, что ты пьёшь с одним из Гарой и поставляешь ему девиц, не означает, что все Гарой у тебя в кармане. Тем более, их лживые старейшины, которые затаили на нас зло из-за смерти одного из них.
— Это мудрое замечание, глава, но я согласен с Даланом в этом вопросе, — покачал головой сидящий не левой стороне стола. — Это были не Гарой. Да, они пользовались их именами, выглядели как они, вели себя так же нагло, как обладатели этих имён, но поверить в то, что какой-то сопляк, не достигший тридцати лет, был так силён? — говоривший снова покачал головой и неожиданно потребовал. — Мастан, скажи.
Все в зале повернулись к креслу, на котором сидел бледный, однорукий идущий.
Под десятком взглядов у того дёрнулась щека, но он собрался и глухо ответил:
— Всё так. Не было подсказок ни от боевой медитации, ни от Прозрения. Вот он бесстрастно глядит, как я готовлюсь пробить защиту над той девкой, вот он говорит, что сейчас покажет, что бывает, когда он пугается, а через миг я словно заглянул в глаза смерти, — его передёрнуло, он ухватил со стола чашу и одним махом опрокинул её в рот, не обращая внимания на вино, которое потекло по уголкам рта и подбородку. — Маска. Из-под маски сопляка на меня глянули глаза опытного убийцы.
— Убийцы? — переглянулись сидящие за столом.
— Что? — оскалился Болайн, — В ваших головах начало кое-что складываться?
— О чём ты, глава? — теперь десяток взглядов сошёлся на Болайне.
— Нет? Я рано обрадовался? Не начало? Тупицы! — яростный рык сменился кашлем. Болайн схватился за грудь, стиснул в кулак чёрный шёлк халата, справившись с приступом, зашипел. — Ну же, это всё звенья одной цепи, все эти беды, что преследуют нас с момента турнира.
— Вы о Стражах, глава? — наконец, осмелился предположить один из одноруких.
— Именно о них. Я не знаю, почему они раз за разом нарушают гласные и негласные договорённости, но они это делают. Неважно, сменился ли у них главный или сошёл с ума, главное в том, что во всём этом отпечатались следы их сапог. Исчез мой помощник, которому было поручено очень важное дело. Разгромили наши тайные алхимические мастерские, убили всех, через кого мы сумели наладить доставку зелий из Третьего пояса. Ну, кто ещё назовёт странные дела в Поясе?