— И это и есть моя проблема, старший.
— Не части с вежливостью, тебе не идёт, — то ли приказал, то ли уколол насмешкой Изард, усаживаясь на пол, словно собирался медитировать.
— Старший, — вперёд шагнул Седой. — Если позволите, я бы хотел высказать своё мнение.
— Молодец, слуга, — кивнул Изард. — Делаешь успехи. Позволяю.
Седой снёс это, не изменившись в лице.
— Старший, я считаю, что молодой глава спешит. Он буквально за два месяца пролетел половину этапа Предводителя, открыв недостающие узлы. И я, и старейшины считают, что ему нужно время освоиться с обретённой силой.
— Здравое зерно в твоих рассуждениях есть, — кивнул Изард, заставив меня скрипнуть зубами. — Он не гений, который не замечает ступеней, шагая к Небу. Но он и не изнеженный мечтатель из сада, которого ломает первое же испытание. Укреплять основание ему не нужно, оно более чем крепкое, закалённое. То, что было повреждено, давно починено и стало даже крепче. Врождённый недостаток, который не позволяет использовать эссенцию?
Я не выдержал и жарко возразил:
— Нет такого недостатка!
В качестве доказательства тут же использовал технику движения, применив её как Предводитель и как Властелин — не используя обращение к Небу и одним мысленным усилием наполняя созвездие техники от истока до финального узла. Следом начертил перед собой печать Указа и последовательно добавил ей цвета, использовав сначала стихию, а затем эссенцию, не сомневаясь, что дух увидит эту печать.
— Ещё более странно, — Изард сел в позу медитации, застыл, не мигая и словно глядя сквозь меня.
Это продлилось вдохов пятнадцать, затем он медленно, властно повёл рукой, и внутри меня что-то шевельнулось. Я успел обратить внутрь себя духовный взор и увидел, как сила Седого, которую я как-то просил вложить в себя, исчезает, словно её и не было никогда.
Извне донёсся недовольный голос Изарда:
— Основа закалена, но, Небо, как же грязна! Две, три, четыре, пять чужих сил побывали в тебе, и ты не спешил от них избавиться! Как⁈ Как с такой загрязнённой основой можно вообще надеяться отыскать своё понимание эссенции? Искать дополнительной силы это допустимо, но должны же быть границы подобного поиска? Ты стражник семьи или же её глава? Где был твой разум, когда ты раз за разом принимал в себя чужую силу?
Я вынырнул из себя, не обращая внимания на побледневшего Седого, мрачно спросил:
— Так делать не стоило?
— Что за глупый вопрос? Иначе стал бы я сейчас так ругаться? По-хорошему, ты вообще не должен был принимать в себя чужую силу. Кто всунул её в тебя первый раз? Стражи, да? Конечно, разве могли они обойтись без попытки ограничить тебя?
Я поджал губы. Сильное обвинение, но не стоит забывать, что Изард предвзят. Впрочем, не стоит забывать, что, даже спасая меня, Клатир не стал вкладывать в меня свою силу Властелина, а передавал лишь очищенную духовную энергию. Вложил в меня силу Властелина Виостий. После того как обнаружилась правда о моей сестре, после того как меня начали искать сразу несколько фракций.
Ещё большой вопрос, что волновало Виостия больше — то, что меня найдут или то, что я когда-нибудь встречусь с сестрой и тоже окажусь у Мадов…
Теперь мне пришлось стиснуть зубы. Дарсов Изард. Он всё больше и больше заставляет меня сомневаться в Стражах. Могли ли они ограничить моё будущее? Могли. Но сам Изард только что сказал: искать дополнительную силу это допустимо, а границы разумности перешёл я сам. И ни один из старейшин Сломанного Клинка не знал о вреде.
Да и вообще, выжил бы я без чужой силы? Она не раз и не два спасала меня.
Поэтому я медленно сказал:
— Что же, сделанного не вернёшь.
— Это верно, — кивнул Изард. — Дерево уже стало лодкой, а ты пиковым Предводителем. Ладно, ещё раз, — потребовал он.
Я понял, чего он хочет, и повторил и технику движения, и смену цветов на Указе, в который раз отметив про себя, что дух видит печать. Сам ли, или с помощью восполнения таланта — неясно, да и — неважно. А ещё внезапно осознав, что мне не нужен запас чужой силы, чтобы добавить третий цвет в печать. Воодушевляющее открытие.
— Совсем странно. Как слепой может указывать на гору? Как не видящий эссенцию может её использовать? — Изард впервые, наконец, моргнул и перевёл взгляд с печати, уставившись мне в глаза. — ты же не решил посмеяться надо мной?
— Я бы не посмел. Всё так и есть — я могу её использовать, но не вижу и не могу собрать в средоточие.
Движения я не уловил: вот Изард сидит в трёх шагах от меня, а вот уже стоит, положив руку мне на плечо, только воздух запоздало всхлипнул, смыкаясь за спиной духа.
Вдох и дух Изард отпускает моё плечо, переворачивает руку ладонью вверх и на ладони появляется очередная пирамидка.
Я отмечаю, что, вообще-то, у духа нет кольца. Ни на этой руке, ни на другой. Но снова оставляю эти мысли при себе.
Дух же протягивает пирамидку мне:
— Ну-ка, взгляни.
Я принимаю её и осторожно спрашиваю:
— На что взглянуть?
Изард вздыхает:
— Я вложил в этот предмет свою память, взгляд на твою систему меридианов. Ты умеешь получать знания с предмета или вы со свитками разучились это делать?
— Сейчас, старший, — ухожу я от ответа. Не так уж и часто я это делал.
Если не считать кристаллов Древних Повелителей, которые, вообще-то, совсем другое, то последний раз я делал подобное, вроде как, на Испытании Стражей, затем в пещере с Сердцем Воздуха, с оружием, которое там нашёл. Или с Сиянием Рассвета?
Но всё равно это было, конечно, не так, как тогда, и даже не так, как со свитками. Ярче, чётче, я буквально провалился в чужую память, в память духа Изарда.
Мир вокруг странно расплывчат. Я стою на площадке пирамиды, но стою не я, стою напротив себя, вижу себя со стороны, не так, как восприятием, не так, как в зеркале. Странные ощущения, а выражение лица сидящего, моего лица ещё более странное, будто чужое, совсем не такое, как я привык видеть в зеркале или тем же восприятием.
Через миг это непонятное недовольство самим собой исчезает, потому что я буквально прыгаю в своё тело: вокруг меня темнота, расчерченная линиями меридианов и кругляшами узлов, пылающими средоточиями. Ещё через мгновение темнота озаряется сиянием, раскрашивается в десятки оттенков голубого света, а затем темнота и вовсе исчезает, словно смытая голубой волной.
Вокруг нет ни единого клочка тела, где она осталась бы, меридианы пылают синим, превратившись в реки, полные струящейся энергии. Эта энергия волнуется в своём течении, то ускоряет, то смиряет свой бег, закручивается вихрями, скользит, вскипая по извивам узлов, и каждое такое движение заставляет колебаться сияние, которое испускает эта река энергии, заполняет пространство вокруг меридианов десятками и сотнями накладывающихся друг на друга синих, голубых, бирюзовых, лазурных оттенков и таких оттенков, для которых я и слов не знаю, но отчетливо различаю сейчас.
Но, кроме меридианов, сияет и сама пустота тела, которая вовсе не пустота: по ней плывут почти белые клочки тумана, короткие синие ниточки, пульсируют какие-то бирюзовые сгустки, и всё это словно колышется на голубых волнах энергии, что пробегает по моему телу каждые несколько вдохов в неровном, пульсирующем ритме.
Я, потрясённый, ошарашенный, никогда и нигде не видевший ничего подобного ни в своём теле, ни в теле всех тех сотен идущих, чьи свитки с техниками прочитал, замираю, впиваюсь взглядом в сияющую сотнями неизвестных мне оттенков картину передо мной.
Но застываю я, а никак не дух Изард, что ему до того, что потрясло меня? Это я впервые вижу такое, а сколько тысяч раз он уже видел подобное?
Чужой взгляд скользит через складывающиеся друг с другом, усиливающие и гасящие друг друга всполохи сияний, скользит вверх, вниз, вправо, влево, пока в поле зрения не показывается огромный сияющий шар первого средоточия. Пространство накатывает на духа в его воспоминании и на меня, вот уже средоточие не где-то там вдалеке сияет голубым шаром, а висит на расстоянии вытянутой руки, заняв всё пространство вокруг, я ощущаю себя мошкой, зависшей перед огромным голубым шаром.
Между мной и его сиянием тончайшая, словно стеклянная стенка, которая не мешает мне видеть, которая вообще ничего не скрывает, позволяет наблюдать странные вихри, которые вспухают внутри средоточия и тут же распадаются, собранная мной духовной сила будто бурлит, не желая остановиться в покое.
Тут и там сквозь эти вихри плывут нити стихии, окрашивая их в более тёмные оттенки голубого, отдавая им часть своего синего цвета.
Я вижу истоки, я вижу, как сквозь них в средоточие вливаются ручейки силы, я вижу, как пульсирующий туман касается средоточия и словно впитывается им.
А затем всё заканчивается. В один миг. Вот передо мной гигантский шар средоточия, вокруг меня сотни оттенков голубого света, а вот я гляжу на чёрную пирамидку на своей ладони и вокруг меня десятки всевозможных цветов.
Кто бы сомневался, что первым моё возвращение из его памяти заметит Изард.
— Ну, а теперь, получив подсказку, загляни в себя сам.
Я поднял взгляд от пирамидки и спросил:
— Какую подсказку, старший?
— Что? — изумился тот. — Ты так шутишь?
Я покачал головой.
Он нахмурился, волосы его шевельнулись, он потребовал:
— Опиши, что видел.
И чем дольше я описывал, тем сильнее он хмурился и тем сильнее шевелились его волосы на незримом ветру.
— Странно, очень странно, — покачал он головой. — Что за избирательная слепота? Неужели ты не заметил среди всего, что текло в твоих меридианах более густой субстанции? Она же так ярко выделяется оттенком, скоростью потока, сутью движения… ещё раз. Ещё раз используй мою память! — потребовал Изард.
Но ни ещё раз, ни ещё два раза, ни подсказка, куда именно смотреть в воспоминании и что искать не помогли мне увидеть то, что увидел и записал на предмет дух Изард.
Это взъярило меня не меньше, чем самого духа. Давно я не ощущал себя такой бездарью.