Я невольно прищурился и тут же задал вопрос:
— Почему Зал нынешних Стражей бесполезен мне я понимаю, но почему он бесполезен Стражам?
Улыбка Изарда стала безумной.
— Потому что Великое Испытание уничтожит любого из ныне живущих Стражей Границ. Они мусор, ничтожества, не способные его пройти. И главное этому доказательство то, что у них до сих пор нет никого с рангом гранд-реола.
Я и без того стоял на месте, говоря с духом, но после этих слов и вовсе застыл, словно статуя, даже дыхание задержал, настолько ослепительной была моя догадка.
В Среднем Испытании Стражей, что я прошёл в бывшей главной резиденции Стражей, дух по своему разуму ничуть не уступал Изарду. Он мыслил, он задавал вопросы, для него не было тайной ни содержание моего тела, ни содержание моих артефактов Путника. Он осмыслил всё, что узнал и что понял сам и… И действовал после этого совсем не по букве правил, если, конечно, они вообще могли быть…
Нет, они были. Правила были. Их не могло не быть у духа, что когда-то был духом Испытания главной резиденции Стражей. Мог ли дух за четыреста лет одиночества перерасти их? Тоже сомнительно. Он с трудом шёл против себя и своих правил, когда засчитывал мне испытания и ругался со мной. Но эти же правила словно ничего для него не значили, когда он стёр мне воспоминания и устроил ту странную проверку, в которой я — Страж и член клана Феникса защищал сектантов и бился против членов императорского клана Драконов.
Верность — главная черта духов? Верность чему? Ради чего тот безымянный дух устроил мне то испытание? Почему дух Стражей был доволен, когда я защитил сектантов?
Почему Изард так уверен, что ни один из Стражей не прошёл Большого Испытания и не стал гранд-реолом?
Ответ прост, и я его уже знаю. Изард такой же дух, как и дух Среднего Испытания, такой же, как и дух Большого Испытания, следующий таким же правилам, верный тому же. И если Изард, хранящий в себе частицу духа Маорса, духа-Стража, раз за разом повторяет, что нынешние Стражи недостойны даже именоваться ими, то так оно и есть. В чём-то нынешние Стражи пошли против основ верности духов Испытания.
Безумие какое-то. Они, впускающие сектантов в Первый и Второй для тренировки и наказания — недостойны. Я — проживший среди сектантов несколько месяцев, притворявшийся сектантом, защищавший их в испытании-иллюзии — достоин.
Неясно только, кто безумен — духи, пережившие своих создателей, или же сами их создатели.
Я сделал первый с начала этих размышлений вдох, а затем шевельнулся, прикладывая кулак к ладони:
— Старший, раз мы снова заговорили о Стражах, то я напомню о своей просьбе про ранги. Я только что проверил — ничего не изменилось.
— Было как-то не до этого. Сейчас исправлю.
Я торопливо напомнил:
— Прошу дать мне возможность полностью скрыть свой ранг.
— Да уж, не разжалую тебя, не переживай, — усмехнулся Изард. — Это ведь разрушит и мои планы. Задание на поиск главной резиденции я с тебя не снимал.
Голубой глаз Изарда налился свечением. Всего на миг, да и я ничего не ощутил, но разве я что-то ощутил в прошлый раз, когда он подготовил мой герб Стража к сгоранию на глазах первого же встреченного Стража высокого ранга?
Зато кое-что изменилось в жетоне, и я торопливо склонился:
— Благодарю, старший.
— Не за что, — отмахнулся он. — Я лишь вкладываюсь в тебя, чтобы самому получить выгоду, чтобы вернуть Орден Стражей к первоначальному облику.
Я кивнул, спросил уже у Седого:
— Какой сегодня день?
— Десятый.
Значит, не так уж и долго я играл, с облегчением вздохнул я. Есть ещё даже три дня в запасе. Но следующие слова Седого едва не заставили меня выругаться.
— Ты играл на цине почти два месяца, молодой глава.
Я вновь застыл на месте, невидящим взглядом смотря сквозь плывущие под ногами облака, медленно выдохнул и достал флягу из кольца. Вот почему в горле так сухо. Два месяца. Два месяца. Что-то со времен змеев стихии я зачастил с погруженим в себя. Но в тот раз хотя бы толк был. Вытерев с подбородка пролившуюся воду, перевёл взгляд на Изарда.
— Старший, перемести нас к окну водопада, мы срочно отправляемся за людьми, которых нужно будет переправить.
Он качнул головой:
— Для начала забери того, кого уже привёл ко мне.
Я сначала не понял, о ком говорит дух Изард, только через пару вдохов до меня дошло, и я устыдился. Тола. Я забыл про Толу!
Жалкое оправдание сорвалось с моих губ раньше, чем я успел хоть о чём-то подумать и хотя бы вспомнить, сколько дней сидел за цинем:
— Лечение уже закончено?
— Больше десяти дней, как закончено, — буркнул Изард. — Но разум излечить не в моих силах.
— О чём ты, старший? — потрясённо спросил я.
И скоро узнал ответ.
Тола валялся на плитах террасы пирамиды. Там, где располагались десятки площадок для медитации, равным которым не было во всём Втором поясе. Но он просто валялся, уставившись в потолок зала.
Руки и ноги теперь были целыми, Тола лежал в кое-как надетом халате, с задранными рукавами и штанинами, весь какой-то странно нескладный и худой. Ничего в нём не напоминало того сильного, жизнерадостного идущего, которого я встретил в Академии, с которым путешествовал бок о бок и портрет которого я хранил, как память.
Из прежнего осталось только лицо. Тень улыбки угадывалась на его губах, но только потому, что я сотни раз видел эту улыбку на портрете. Безразличие было отпечатано сейчас на его лице.
Изард негромко сказал:
— Испытание. Я говорил тебе о них. Он встретил на своём пути испытание, из которого не вынес ничего, он не сумел превратить его в силу, знание или решимость. Оно сломило его, став для него даже не преградой, а непреодолимой стеной.
— На него свалилось очень много. Гибель любимой, затем несколько лет плена и пыток…
Изард перебил меня:
— Смешно. Кому ты это говоришь? Ты говоришь это мне, духу Изарду, на которого свалилась гибель всех членов клана, которому я служил, гибель всех стражей города, всех духов города, которые были мне, по сути, родными, гибель того, кого я считал другом, — дух на миг коснулся глазницы голубого глаза, — ты говоришь это тому, кто оказался заперт на четыре сотни лет в одиночестве, заперт на руинах, полных костей тех, кого я не защитил. Но это не стало для меня преградой, я сумел стать сильней после этого испытания и лишь укрепился в своём желании мести.
Я стиснул зубы, не желая спорить и тем более не желая заявлять духу, что его желание мести уже, по сути, преграда и безумие. Я смотрел на Толу и напряжённо думал. На портрете, который я сохранил на память и видел сотни раз, изображён не только Тола. Если Тола жив, кто сказал, что для него всё закончено? Кто сказал, что его испытание позади? Возможно, всё только начинается.
Если быть честным с самим собой, то, что устроил дух Изард в своём городе — это и правда не безумие. Злость, ярость, желание выместить свою обиду хоть на ком-то. Но не безумие. Безумие — это то, что я задумал. Я безумен, раз хочу это провернуть. Но безумен будет и Тола, если его это устроит. Впрочем, что я вообще понимаю в безумности влюблённых?
Но для начала стоит хотя бы узнать, насколько повреждён его разум, насколько непосильным оказалось испытание.
Я сделал первый шаг и скоро уже оказался рядом с Толой. Присел, заслоняя ему вид на потолок зала, притворяющийся небом. Понадобилось шесть вдохов, прежде чем Тола моргнул, а взгляд его изменился, перестав пронзать пустоту и сосредоточившись на мне.
Спросил:
— Помнишь меня?
Ещё спустя шесть вдохов Тола безразлично ответил:
— Нет.
Я выругался про себя. Как нет? Только спустя несколько вдохов до меня дошло: как можно узнать того, кого не видел? Я ведь носил маску во время учебы.
Не скрываясь, я достал её, приложил к лицу и потратил прилично времени, вылепляя ту внешность, которую знал Тола.
— А теперь узнаешь?
Всё так же безразлично и с запозданием Тола ответил:
— Да.
— Кто я?
— Ты тот, кто пытался помочь ей, но не сумел.
Я едва заметно выдохнул. Уже отлично. Он разговаривает, не потерял память и даже не винит меня в её смерти. Разум на месте. Во всяком случае, его часть.
— Да, я Леград, твой соученик по Академии Ордена Небесного Меча. Мы вместе путешествовали. Схватки на границе, — напомнил я.
Но на это Тола ничего не ответил, только отвёл глаза, снова уставившись в небо и заставив меня про себя уже выругаться. Ладно. Попробую тебя расшевелить.
— Дизир объявили о твоей смерти, но не отдали нам тела. Долгие годы Орден пытался вернуть тело, чтобы похоронить его на склоне горы Академии.
Снова ничего.
— Среди всех тех, кто погиб в тот день.
— Да, она погибла, — медленно произнёс Тола и прикрыл глаза.
Совсем не то, чего я хочу добиться.
— Ты ведь попытался отомстить, верно?
— Я отомстил, но это её не вернуло.
Я облизнул губы. Это, конечно, не вернуло, да и невозможно подобное возвращение из мёртвых, но какое-то чудо всё же произошло. Правда, не в тот день, а лет этак двадцать назад, когда далеко-далеко от Второго пояса и земель Ордена в землях далёкой-далёкой секты родилась точная копия Файвары.
— Ты убил Арика Незримую Смерть, Тиотия и его жену.
— Никто, кроме Арика, не сумел бы провернуть уничтожение Ущелья Стихии, — с закрытыми глазами сказал Тола. — Я бы хотел убить его любимую на его глазах, чтобы он пережил тот ужас, который пережил я, а затем убить и его, но это было слишком опасно, непосильно, я мог лишиться главной мести, поэтому вышло как вышло. Это не вернуло её, но я хотя бы отомстил.
Даже не знаю, почему Изард решил меня напугать словами про разум. Всё у Толы хорошо с разумом. Ну, кроме некоторых вещей, которые он просто скрывает сам от себя. Поэтому я лишь нажал больней, намереваясь вытащить его из безразличия. Ненависть тоже может дать силы жить.
— Точно отомстил?
— Я убил Незримую Смерть.