Я оставил их разговор за спиной, прошёл пятьдесят шагов до беседки, развернулся и сел, скрестив ноги. Несколько раз глубоко вдохнул и выпрямил спину.
— Готов, — сообщил я Изарду, который устроился в десяти шагах от меня.
Толку от долгих приготовлений, если не знаешь, к чему готовиться?
Дух кивнул, и в тот же миг я ощутил, как небесная энергия вокруг пришла в движение, начала сгущаться. Так не происходило, когда я играл и пытался ощутить в себе отклик эссенции.
Изард, наконец-то, решил раскрыть суть того, о чём я попросил.
— Ритуал заключается в том, чтобы впечатать в гвардейца чужое понимание этапа, сократить ему путь, заставить внешним воздействием и чужой силой расслоиться его энергии и заставить проявиться эссенцию духа. Это изначально ущербный путь, который сужает кругозор идущего, уменьшает его личное понимание мира. Прошедшие этим ритуалом редко достигали вершин этапа Повелителя Стихии и никогда не становились Небесным Воином. Я предпоследний раз спрашиваю тебя, Наследник, ты действительно готов рискнуть и отказаться от вершин Возвышения?
— Вершин, которых я могу и так никогда не достигнуть? Даже за три сотни лет? В ближайшие годы Властелин имеет гораздо больше шансов выжить и достичь целей, чем Предводитель, на тридцать лет застрявший на десятой звезде.
— Молодой глава, ты гораздо сильней обычного Предводителя.
— И эти силы вряд ли исчезнут, — оборвал я Седого и буквально приказал Изарду. — Начинай.
Тот кивнул и на его коленях появился цинь. Перед тем как коснуться струн, Изард произнёс:
— Страх.
Воздух разорвала оглушительная мелодия. Каждое касание циня словно заставляло рваться сам воздух, нестись на меня могучей волной, бить в грудь, впиваться в уши, рвать мои внутренности.
То, что Изард иногда использовал, чтобы надавить на меня, выплеснуть в словах гнев, теперь неслось с каждым звуком струны, било и корёжило меня, за болью и попытками не свалиться под этими ударами духа я даже не замечал мелодии, которую играл Изард и не ощущал чувств и ощущений, которые он вкладывал в неё.
Когда это закончилось, я с облегчением застонал и едва услышал свой стон: мир звучал приглушённо, небесная энергия давила, во рту стоял отчётливый привкус крови.
— Я последний раз спрашиваю, Наследник, мне остановиться или продолжать?
Сглотнув, я спросил:
— Сколько мелодий занимает ритуал?
— Мелодий? — поднял брови Изард. — Лучшие гвардейцы создавали средоточие за сутки. Худшие выдерживали месяц и умирали.
— Месяца у меня точно нет, — криво усмехнулся я и вновь приказал. — Продолжай, старший!
Изард кивнул.
— Гнев!
Это оказалось ещё больней. Страх звучал тише, бил слабей, его удары переносились легче, но при этом сейчас, как ни удивительно, в отличие от страха, я различал мелодию гнева, слышал за болью и сквозь боль звучание струн, ритм и строй, слышал эмоцию, которую дух вкладывал в звучание циня.
Последний звук повис в воздухе тягучим тоном, не спеша гаснуть и исчезать. Я едва ли не шкурой ощущал, как он что-то задевает в кружащей вокруг небесной энергии, а главное, задевает во мне. Торопливо стёр кровь с губ тыльной стороной ладони и впился взглядом в Изарда, без слов требуя: ещё, дальше!
— Радость.
Эта мелодия снова далась мне хуже гнева, но я и не подумал отчаиваться. Мы только начали.
Каждая новая мелодия задевала что-то во мне то хуже, то лучше, звучала то ярче, то приглушенней, а то и вовсе заставляла оглохнуть, и я различал её только из-за бьющих по мне ударов, каждый из которых перетряхивал внутренности и заставлял кашлять кровью.
Кажется, трижды Седой просил остановить всё это, и трижды я затыкал его. Словами, когда ещё были силы и взглядом, когда сил говорить уже не осталось.
— Вглядывайся в себя, вслушивайся, — ворвалась в меня и мою боль мыслеречь Изарда. — Прислушивайся к тому, как отдаётся в тебе эмоция мира, ищи, как отзывается на эмоцию сама твоя основа, твоя душа, как она отвечает колебаниями духа и связанными с ним энергий Неба.
Даже силы выругаться не было. А чем я занимаюсь всё это бесконечное время?
Мысль сдаться мелькнула и тут же исчезла: я стёр её, уничтожил, разорвал на тысячи кусочков и развеял в пыль. Ни за что, никогда, я пройду это испытание, чего бы мне это ни стоило.
— Отыщи эссенцию — воссозданную тобой цельную силу Неба, отыщи эссенцию — своё уникальное понимание силы Неба, — донеслось до меня новое наставление Изарда. То самое, которого я не сумел понять сам два месяца назад.
Под ударами разрывающих пространство звуков я кружил по своему телу, сотрясаемому болью. Я видел сотни клубков тумана ран, которые расползались по мне, я видел духовную силу и стихию, видел, как звуки музыки колышут нити воды и сносят её туман, но не видел ни следа эссенции, не видел ничего, похожего на то, что дух показал мне в предмете.
Ещё. Нужно ещё.
С трудом разлепил губы, схватившиеся кровавой коркой, заставил онемевший язык шевелиться, вытолкнул из себя слова:
— Ещё… Громче…
Невольно сжался, готовясь к новой боли, но она всё не шла и не шла, заставляя меня злиться.
Донеслась чужая мыслеречь:
— Старший, я не спорю с этим, я лишь напоминаю вам, что молодой глава ещё молод, ещё не знает жизнь во всём её проявлении.
Седой, понял я.
— Я понимаю, к чему ты ведёшь, но это неважно. Даже ребёнок знает силу любви, пусть эта любовь лишь материнская, сестринская или мимолётная детская влюблённость.
— И всё же, старший, есть вещи, которые трогают его гораздо сильней.
— Хм…
Злясь, не рискуя вынырнуть духовным зрением из тела, я снова заставил губы шевельнуться:
— Ещё!
Голос Изарда сотряс воздух не хуже мелодии его циня:
— Гнев!
Не успел этот рёв утихнуть, как в дело вступил и цинь.
Я одновременно плыл в пустоте своего тела, напряжённо вглядываясь в движение энергии, качался на ударах мелодии и дрожал от пронизывающего меня гнева, чужого гнева, моего гнева, проходя через все оттенки гнева, начиная от бессильного и заканчивая гневом сладостным, гневом, который воплотился в…
— Месть!
Что-то не просто дрогнуло во мне, я впервые ощутил какое-то странное, невиданное ранее движение, застыл, раскрыв себя мелодии, которая словно заново пронесла меня через прошлое. Я снова швырял камень в Паурита, всаживал ему кинжал в сердце, выкрикивал слова обвинения на тренировочной площадке деревни, смотрел в тускнеющие глаза Кардо, убивал Симара Саула, избивал Кирта и…
Все мгновения мести в моей жизни, сладкой и горькой мести, мести, давшей облегчение, и мести, не принёсшей ничего, кроме усталости, проносились передо мной, отзывались чем-то во мне и я впервые — увидел.
Увидел, как во мне течёт не только духовная сила и стихия, но и ещё что-то третье, густое, медленное, серого стального цвета, точь-в-точь такого, какого была капля эссенции у старшего Тизиора.
Я увидел её, а через миг мелодия духа закончилась, оборвалась, оборвав и моё видение, оставив меня ни с чем, предав меня за миг до победы.
Но я не успел даже выругаться, потребовать продолжить, как голос Изарда снова сотряс меня, ударив по сотням кровоточащих в моём теле ран:
— Битва!
И прерванное видение вспыхнуло с новой силой, ещё более яркое, чёткое, казалось, вот — протяни руку и сможешь ухватить эссенцию. Я попытался и понял, что это не более чем обман. Мелодия Изарда, давление его силы, удары его духа лишь… компенсировали мне то, чем я не владел.
Обман? Провал? Разочарование?
Ну уж нет.
Я сосредоточился, отстранился от боли, от ударов духа, заставил себя видеть только стихию, духовную силу и эссенцию, попытался уловить разницу, суть и…
И мне это удалось.
Пусть у меня было мало опыта и мало прожитой жизни, зато тренировок и попыток отыскать эссенцию у меня набралось на троих моих сверстников, если не больше. Что бы там Изард ни говорил про глупость добавления в себя чужой силы, что сила Виостия, что сила цветка Вора Трав многое мне дали, не меньше мне дали и попытки уловить место и условия появления эссенции. Сейчас, видя, наконец, свою эссенцию, я уловил в её завихрениях, в том, как она плавно струилась от духовной силы к нитям стихии и обратно, кое-что знакомое и поспешил этим воспользоваться.
Пока гремела мелодия битвы, я торопливо закрутил в первом средоточии круговорот, втянул в него стихию, заставив прийти в медленное вращение в темноте тела, а затем раскрутил второй круговорот, только во втором средоточии и втянул в него уже духовную силу. Замер, ожидая результата.
Ничего. Напротив, сталь эссенции начала бледнеть, исчезать на глазах.
Я выругался. Вслух, никого не стесняясь в темноте тела. Да как так⁈ Не может быть, это ведь оно, я не мог ошибиться, я не мог…
Через миг я с руганью, с натугой, хрипя, принялся разворачивать набравший силы круговорот стихии в другую сторону. Через десять вдохов мелодия стихла, но я уже справился, уже заставил два круговорота вращаться в разные стороны и уравнял их скорости. Успел в последний момент, но успел: побледневшие переливы эссенции больше не теряли цвет, перестали исчезать.
Я выдохнул с облегчением.
— Ярость! — сотряс пространство и меня голос Изарда, и я сам радостно оскалился.
Да! Это то, что нужно.
Тело моё пронизывала музыка, взывавшая к одной из самых любимых моих эмоций, круговороты поддерживали едва ощутимое понимание эссенции, подпитывая меня там, где мне не хватало чего-то неуловимого, и к концу мелодии моя, МОЯ эссенция на границах круговоротов сияла в два раза ярче.
Спустя десять мелодий она горела лишь вдвое тусклей духовной силы, но на этом мои успехи закончились.
Ну или мелодии радости, тепла, уюта, веселья, покоя и прочего, что играл Изард, отзывались во мне гораздо слабей.
А ещё я понял одну вещь — Круговорот, поддержанный оболочкой средоточия и его истоками-устьями, это отлично, но мне не хватало его поддержки, чтобы довести эссенцию до третьего средоточия — сначала мне приходилось силой выводить её из сферы вращения, затем тащить к третьему средоточию, и на половине пути она бледнела и исчезала. Без костылей круговоротов я оказался неспособен видеть эссенцию. Вот если бы третье средоточие находилось между двух первых, то никакой проблемы не возникло бы вообще.