Четырнадцатилетняя Анна выполняет победный трехочковый бросок в баскетбольном матче. Ее обнимают ликующие партнерши по команде.
Пятнадцатилетняя Анна с добродушной улыбкой смотрит на то, как ее подруги расписываются на гипсе у нее на ноге.
Шестнадцатилетняя Анна вместе с командой своего университета на международном соревновании в Монреале. Еще только первокурсница, она уже ведущий специалист в области гистологии. Прильнув к микроскопу, Анна стремится определить как можно больше образцов мышечных и мозговых тканей за отведенный интервал времени. Она налепила себе на щеки наклейки в виде глаз и уговорила своих подруг сделать так же. Девушки торжествуют, одержав победу.
Анна (теперь уже нынешняя) бормочет что-то невнятное по внутренней связи, затем прокручивает в ускоренном режиме остальные видео, которые ты уже успел запомнить: общежитие в колледже, Анна со своими подругами готовится к вечеринке, видео из лаборатории, где Анна со своей подругой Изабеллой, обе в белых халатах, танцуют и распевают: «Мы ученые!» на мотив популярной песни, выпуск в университете, переезд в первую квартиру, Анна на похоронах своей бабушки, Анне вручают диплом доктора наук, поток семейных праздников в окружении родственников, которые стареют на глазах, увеличиваясь в числе.
– Твою мать! – ругается Анна.
Ты не можешь взять в толк, в чем дело. Не понимаешь, чем она так недовольна.
– Анна, что-то случилось? – спрашиваешь ты. – С тобой все в порядке?
– Я не могу… не могу снова смотреть это. Я уже столько раз все видела… Извини. Давай, ну, перескочим на самый конец. Просмотрим последнее видео несколько раз.
– Я сделал что-то не то? Чем-то тебя расстроил?
– Нет, _____. Ты вел себя… практически идеально.
– Практически идеально?
– Я хотела сказать, насколько это в твоих силах.
Ты определенно не чувствуешь себя идеальным. У тебя ноют мышцы, покрытые мозолями ладони болят от неумелого сверления отверстий и забивания гвоздей. Носовые пазухи забиты, горло болит с того самого момента, как ты проснулся утром, – признак того, что иммунная система по-прежнему не в порядке. Но ты не хочешь, чтобы Анна это знала.
– Просто я очень устала, – говорит Анна.
– Может быть, нам следует остановиться. Устроить перерыв.
Она не отвечает на твое предложение. Начинается последнее видео.
Это то видео, в котором ты следуешь за Анной по пустым помещениям шоколадно-коричневого дома, купленного вами, снимая ее на телефон. Время от времени ты разворачиваешь телефон, и твое лицо попадает в кадр. Естественно, на этом видео ты моложе, чем сейчас, но на сколько именно лет, ты не знаешь. Ты думаешь: «Вот мое лицо». Даже хотя ты уже видел это видео десятки раз, ты по-прежнему испытываешь разочарование от своего появления, но в то же время все больше влюбляешься в того, какой ты, и тебе нестерпимо хочется снова оказаться в том мгновении потерянного времени.
Во время осмотра дома, в те короткие моменты, когда ты попадаешь в кадр, ты корчишь глупые рожи, изображая, будто ты восхищен. Анна выступает в роли гида и называет себя «архивисткой коричневого дома». В каждом новом помещении она рассказывает какую-нибудь выдуманную историю, комическое, романтическое или трагическое событие из давно забытой эпохи. В качестве ответа ты бормочешь сочувствующие или восторженные фразы вроде «Поразительно!», «На самом деле им не нужно было заниматься этим в ванне», «Мы будем мудрее и тщательно вымоем полы» или «После чего они жили долго и счастливо».
Твой голос не похож на твой голос. То есть твой голос на видео, звучащий из динамиков, – это не тот голос, который ты слышишь, когда говоришь. Ты знаешь, что каждый человек в той или иной степени испытывает слуховые диссоциации, слыша свой собственный голос, что-то вроде: «Неужели у меня правда такой голос?» Ты понимаешь, что высота и интонации твоего собственного голоса определяются сочетанием условий воздушной среды и звуков, распространяющихся непосредственно к ушной раковине через кости черепа. Но чтобы записанный голос звучал настолько чуждо и был практически неузнаваемым? Разве не должно быть какого-либо внутреннего ритма или размера, по которому ты узнал бы в говорящем себя?
Видеотур заканчивается в спальне наверху, в комнате, о которой у тебя сохранились самые живые воспоминания. Стены выкрашены в ярко-желтый цвет. Анна проходит в комнату и открывает окно. «Обыкновенно желтый цвет я не люблю, – говорит она. – Но этот оттенок я обожаю». Ты отвечаешь, что терпеть его не можешь. Анна закатывает глаза, показывает язык камере (тебе) и говорит: «В любом случае это мой кабинет, так что не имеет значения, что ты о нем думаешь». Она ложится на пол, раскидывает руки в стороны и говорит: «Мое, все мое!» Ты проходишь в комнату и держишь камеру над лицом Анны. Та смотрит прямо в объектив и усмехается, словно ей известно что-то такое, о чем ты не догадываешься. (Именно с таким выражением лица ты представляешь ее себе, когда она говорит с тобой сейчас.) Ты напоминаешь себе, что она до сих пор не рассказала историю этой комнаты. Усмешка исчезает, ее рот приоткрывается, и она на мгновение отводит взгляд в сторону. «Эта комната была грустной, она выкрашена в грустный цвет», – говорит Анна. «Блохи?» – спрашиваешь ты. «Это была грустная детская комната грустной женщины с очень грустным ребенком, – говорит она. – Затем кто-то предусмотрительно выкрасил ее в этот желтый цвет, чтобы мой кабинет не был грустным». Какое-то время Анна смотрит в камеру, и вы оба молчите. «Откуда ты знаешь, что ребенок грустный?» – спрашиваешь ты. «Потому что малышка плачет, вот откуда!» – отвечает она. Вы оба смеетесь, ты наводишь камеру крупным планом на лицо Анны, та притворно кричит и выбивает телефон у тебя из руки.
Анна прокручивает снова видео с обходом коричневого дома. Она повторяет вслух все то, что говорит в кадре. Когда ты смотришь видео в третий раз, ты присоединяешься к ней и говоришь свои реплики.
030
Тебе плохо. У тебя одышка, вызванная острой болью в груди. Скрывать это от Анны ты не можешь. Ты говоришь ей об ухудшающихся симптомах.
Похоже, Анна нисколько этим не удивлена и, если учесть якобы бушующую в мире пандемию, не встревожена. Ты не уверен в том, как понимать ее слова.
Ты не бегаешь на беговой дорожке. Ты ходишь, и то всего пять минут, поскольку у тебя начинает кружиться голова. Остановившись, ты говоришь Анне, что у тебя голова словно заполнена песком. Ты хочешь произвести на нее впечатление этим образным сравнением. Но она лишь спрашивает, что ты имеешь в виду.
Тебя немного лихорадит. Анна не объясняет, какая температура выше 36,6 градуса считается повышенной. Тебе попеременно жарко и холодно. Ты потеешь и дрожишь, и мышцы у тебя ноют так, как когда ты только очнулся в этой комнате.
Сегодня видео познавательное: как построить забор.
031
– Сейчас я войду к тебе в комнату, _____. Возможно, моя внешность тебя шокирует. Я покажусь тебе… ну я на несколько лет старше, чем ты меня помнишь.
Ты цепляешься за образ Анны, сформированный видео и звуками ее голоса, тем, что она сказала и говорила. Ты медленно встаешь с кровати, ковыляешь в середину комнаты и кашляешь в руку. Ты смотришь на дверь. Ты провел несчетное количество часов, фантазируя о том, как она откроется. Воображаемые встречи и планы бегства становились все более драматичными, более сложными и более расплывчатыми. Вчера вечером, перед тем как заснуть, ты представлял, как за открывшейся дверью окажется мрак, пустота, и хотя едва ли за дверью будет бесконечный вселенский вакуум, возможно, ты случайно наткнулся на верную метафору.
– Ты готов к моему появлению? – Анна смеется.
– Да, – говоришь ты, однако сегодня тебе еще хуже, чем было вчера. Песка в твоей голове еще больше, и он просыпается в твое тело, от чего мышцы становятся тяжелыми и слабыми.
Вместо бесконечной радости или страха от перспективы того, что дверь наконец откроется, ты испытываешь тревогу по поводу того, что у тебя в сознании уже есть образ Анны, ты готовишься к тому, чтобы сравнить его с действительностью и заменить на то, что тебе откроется.
Раздается шипение пневматических поршней, и дверь скользит вбок, исчезая в стене слева.
– А вот и я, – говорит Анна.
Она выходит из тускло освещенного коридора и проходит в комнату; поступь ее быстрая и уверенная. Ее длинные седые волосы ниспадают до плеч. Седина поражает. В уголках губ и глаз скопились морщины. Черты лица больше не состоят из острых углов и туго натянутой кожи, как ты запомнил. На ней та же самая одежда, какая была на видео из коричневого дома: джинсы и черная толстовка с капюшоном. Ты зажимаешь ладонью рот и начинаешь плакать.
– Привет, _____. – Анна машет рукой. Улыбка у нее та же самая, что и на видео, что и в твоих воспоминаниях.
– Здравствуй, Анна. – Ты машешь рукой в ответ, затем ты не знаешь, как быть со своими руками. Она ниже ростом, чем ты представлял себе, однако своим присутствием она заполняет комнату. – Ты выглядишь… хорошо.
– Ого, пауза получилась красноречивой.
– Извини.
– Не извиняйся. Я просто пошутила.
Твой смех переходит в приступ кашля, разжигающий причиняющий адскую боль пожар у тебя в горле.
– Этот кашель мне совсем не нравится.
– Мне… мне столько же лет, сколько и тебе? – Ты снова остро чувствуешь то, что до сих пор еще не видел полного и четкого отражения своего собственного лица. Однако по мимолетно увиденным образам в темном экране ты знаешь, что волосы у тебя не седые. И кожа твоя не в морщинах.
– Теперь уже нет. Все это довольно сложно. А теперь идем. – Анна протягивает руку, ладонью вверх.
– Куда?
– Нам нужно сделать кое-какую работу по дому.
– Я болен, так что тебе, наверное, лучше держаться от меня подальше…
Анна молча берет тебя за руку.
Петляющие широкие белые коридоры пустынны. Плафоны под потолком такие же, как и у тебя в комнате, однако приглушенный свет не такой яркий. Сначала окон нет, только гладкие стены и контуры раздвижных дверей рядом с маленькими квадратными мониторами системы безопасности. Выложенный плиткой пол скользкий от пыли, на которой следы ног разных размеров и формы.